Данте был очень скрытен.
Это то, что все мне всегда говорили, поэтому я понимала, насколько неправильным было мое вторжение в его личное пространство. Но я должна была увидеть, что скрывает Данте за той дверью, которую показала мне Габи. Может, это поможет мне лучше понять его.
Ранним утром Данте уехал на встречу в одно из подпольных казино Синдиката. Я не знала точно, когда он вернется, но, если считать ориентиром последние два дня, прошедшие с моей неловкой попытки соблазнения, вероятно, не раньше восьми. В доме было тихо. У Габи сегодня был выходной, а Зита, как всегда, была занята на кухне и избегала меня.
Я повернула ручку и вошла в комнату, где Данте хранил памятные вещи своей умершей жены. Задернутые шторы погружали комнату в темноту. Нашарив выключатель, я нажала на него, но ничего не произошло, пощелкала им еще несколько раз, пока не решила, что это бесполезно. После секундного колебания, вызванного чувством вины, я осторожно прокралась к окну и раздвинула шторы. Закашлявшись из-за клубов пыли из складок тяжелой ткани, я заморгала, ослепленная неожиданно ярким светом. Я быстро потерла глаза и рискнула осмотреться.
Лампы на потолке не было, вместо нее — только связка старых проводов. Неудивительно, что выключатель не сработал. Частицы пыли плыли в воздухе, и мой нос заполнил запах затхлости. Слой пыли лежал на всех поверхностях и даже на полу, отчего мои следы были очень заметны. В общем, меня начала охватывать паника. Я не могла скрыть своего присутствия в комнате, если мои следы были везде на полу, но, похоже, сюда давно никто не заходил, даже Данте, так что, вполне возможно, он и не узнает.
Комната была загромождена мебелью и картонными коробками. Гардероб темного дерева, два комода и огромная кровать с балдахином. До меня стало медленно доходить. Должно быть, это спальня, которую Данте и его жена делили до ее кончины. По крайней мере, я не спала на той же кровати, где Данте занимался любовью со своей умершей женой. Я подошла на цыпочках к шкафу. Я даже сама себе не смогла бы объяснить, почему старалась не шуметь, но находиться в этой комнате казалось почти кощунством. Я открыла гардероб, и меня поразил запах старой и давно не используемой одежды. Две дюжины самых разных платьев висели на обитых розовой тканью вешалках: начиная от длинных бальных и заканчивая красивыми коктейльными и повседневными летними платьями. Некоторые были похожи на вещи из моего гардероба, но понятно, что они были слишком малы для меня.
Я провела пальцами по ткани. Было странно размышлять о том, что человек, который носил их, давно ушел, похоронен в холодной сырой земле. Содрогнувшись, я закрыла дверцу и отступила назад, но мое любопытство еще не было удовлетворено. Открыв один из ящиков комода рядом с гардеробом, я обнаружила в нем нижнее белье и быстро его закрыла. Это слишком личное. Я не могу рыться в нижнем белье умершей женщины, даже если оно может мне рассказать о каких-либо предпочтениях Данте. Я нерешительно шагнула ко второму комоду и открыла верхний ящик. Он был пуст, за исключением двух фотоальбомов. У меня сложилось ощущение, что ящик когда-то принадлежал Данте, давным-давно в него складывались его носки и трусы. Когда он сменил спальни, то оставил все, даже свой комод.
Проигнорировав свои сомнения, я вытащила оба альбома и отнесла их к кровати. Темно-красное покрывало, лежащее на ней, тоже было под слоем пыли. После бесполезных попыток найти другое место в комнате, я присела на краешек покрывала, положив альбомы себе на колени. Первый альбом был белоснежным с изображением двух переплетенных золотых колец. Я с трепетом открыла его.
На первом снимке Данте, гораздо моложе, и юная миниатюрная женщина в подвенечном платье. Данте не смотрел в камеру. Все его внимание принадлежало невесте, и от обожания, отчетливо заметного в его глазах, в моем горле образовался комок. В его лице не было ни холодного расчета, ни бесчувственной утонченности. Возможно, потому что он был еще юн, но у меня сложилось впечатление, что причина была в женщине, стоявшей рядом с ним.
Это была просто фотография, и все же она передавала все, что должна символизировать свадьба: любовь, преданность, счастье.
Я еще не видела фотографий с нашей свадьбы, но знала, чего не найду на них. Я проглотила подступающие слезы и просмотрела другие фотографии, чисто по-детски надеясь найти Данте с тем же безразличным видом, который он всегда показывал мне. Но даже при том, что на более поздних фотографиях выражение его лица стало более осторожным и контролируемым, трудно было не заметить его чувства к жене. Они были женаты в течение почти двенадцати лет, но у них никогда не было детей. Я знала, что его жена Карла боролась с раком в последние три года своей жизни, но я задавалась вопросом, почему до этого ничего не было. Я никогда не видела ее с ребенком, и ничего не слышала о выкидыше. Хотя, конечно, это не мое дело.
Может, я должна считать себя везучей из-за того, что у Данте с Карлой не было детей, иначе еще бы и они меня презирали в этом доме. Мне стала ненавистна горечь этой мысли, и я быстро избавилась от нее, так как не хотела становиться мелочной или ревновать к умершей женщине. Она не сделала мне ничего плохого, и было ужасно несправедливо, что она умерла так рано.
Я открыла второй альбом. На последних страницах было несколько фотографий, на которых Карла в парике и без бровей. Рука Данте обернута в защитном жесте вокруг его худой, бледной жены. Меня затопило волной скорби. Каково это — потерять кого-то, кого ты так любил?
Я любила Антонио как друга, но это даже и близко не было к тому, что было у Данте и Карлы, и, если быть до конца честной, я обижалась на Антонио за то, что держал меня в золотой клетке без любви лишь для того, чтобы скрыть, что он был геем.
Внезапно распахнулась дверь, заставив меня подскочить, и вошел Данте, его лицо не предвещало ничего хорошего. Раньше, чем я смогла пошевелиться, он оказался рядом со мной и вырвал фотоальбом у меня из рук. Бросив его на кровать, Данте повернулся ко мне, его глаза, полные ярости, прожигали меня насквозь.
— Что ты здесь делаешь? — он схватил меня за руку и поднял на ноги, прижав к себе так близко, что наши губы почти соприкоснулись. — Эта комната тебя не касается.
Я стала вырываться из его хватки.
— Данте, ты делаешь мне больно.
Он отпустил меня, сменив свой гнев на холодное неодобрение.
— Ты не должна была сюда заходить, — его глаза вперились в альбом, лежавший на кровати и открытый на странице с фотографией его больной жены с ним. Он сделал шаг назад, последние признаки его злости исчезли и сменились пугающим спокойствием. — Уйди.
Мне не нужно было говорить дважды. Я со всех ног ринулась в коридор, испугавшись всплеска эмоций Данте, но, по правде говоря, ещё больше испугавшись странного спокойствия, которое в конце появилось на его лице. Данте вышел из комнаты и закрыл дверь. Он снова не смотрел на меня. Я наблюдала, как он, повернувшись ко мне спиной, прошел по коридору и направился вниз по лестнице. Закрыв глаза, я обхватила себя руками. Я не любила бросать на полпути. Я была упряма, слишком упряма, как всегда отмечала моя мать, но сейчас серьезно задумалась о том, что из нашего союза с Данте ничего не выйдет. У меня больше не было сил выносить этот брак.
***
За ужином мы почти не разговаривали, и, если уж говорили, речь шла о текущих событиях, что было последним, о чем я вообще думала. Данте не упоминал о случившемся, и я уж точно не собиралась начинать. После того, как Зита убрала наши тарелки, бросая чересчур любопытные взгляды в направлении меня, Данте встал.
— У меня много работы.
Ну конечно. Я молча кивнула и отправилась в библиотеку. «Если все будет продолжаться так, как сейчас, я очень скоро заговорю по-русски», — подумала я с горечью, когда взяла учебник. Я не могла сосредоточиться. Буквы плыли у меня перед глазами, и в конце концов я сдалась, вышла из комнаты и бросила взгляд в сторону кабинета Данте. Из-под двери не пробивался свет. Возможно, он лег спать.
Я направилась к лестнице, но остановилась, уловив краем глаза движение. Дверь в гостиную была открыта, давая мне хороший обзор на Данте, который сидел в широком кресле перед погасшим камином и пил то, что выглядело как виски. Я подумывала о том, чтобы подойти к нему и извиниться, но его задумчивый вид заставил меня остановиться. Вместо этого я тихо поднялась по лестнице и проскользнула в спальню.
Под теплыми струями душа мои пальцы снова нашли себе дорожку между ног, но, по правде говоря, желания у меня не было, и в конечном счете я отказалась от попытки достичь удовлетворения. Эти старые фотографии разбередили старые раны и нанесли новые. Они напомнили мне о нескольких эпизодах в начале нашего брака с Антонио, когда он приводил своего любовника Фрэнка в наш дом, чтобы заняться с ним сексом. Это было одно из самых безопасных мест для их встреч, но, несмотря на все мои старания смириться с этим, я страдала, потому что связь Антонио с Фрэнком говорила о любви и желании, которые он так никогда и не смог мне дать. Увидев Данте с женой, я почувствовала то же самое. Тогда у меня не было шанса против Фрэнка, и теперь я все больше убеждалась, что и против мертвой жены у меня его тоже не было.
***
Бибиана посоветовала мне пока оставить Данте в покое и надеяться на лучшее, и, пока мы говорили по телефону, это действительно казалось хорошим решением, но после дня мучительного молчания я не могла больше этого выносить.
Когда я увидела Данте в тот вечер, сидящего перед погасшим камином и пьющего виски, во мне что-то надломилось.
Мой первый муж не желал меня, потому что предпочитал мужчин, а второй — потому что не мог отпустить умершую жену и потому что предпочитал поразмышлять за стаканом виски. Я знала, что у Данте был секс с другими женщинами после смерти его жены. Бибиана подтвердила, что он часто бывал в клубе ее мужа, так почему он не хотел заниматься сексом со мной? Может, было во мне что-то, что отталкивало мужчин? Это было единственным логическим объяснением, и, если это так, мне нужно было знать точно и перестать тратить свое время на глупые надежды и нелепые планы соблазнения.