Данте в ту ночь так и не ложился спать. Я долго ждала, не в силах заснуть, слишком смущенная тем, что случилось. Он признал, что хочет меня, прикоснулся ко мне, но затем внезапно отступил. Почему? Когда я проснулась следующим утром, его сторона кровати была нетронута, и, когда через полчаса я зашла в столовую, его неразвернутая газета лежала рядом с чистой тарелкой.
Волнуясь, я подошла к его кабинету. За дверью было тихо, но это ничего не значило. Я постучала и вошла, не дожидаясь ответа, чтобы не дать Данте шанс приготовиться к обороне. Возможно, если смогу снова застать его врасплох, у нас что-то получится. Данте сидел за столом из черного дерева и прищурился, увидев, как я впервые захожу в его кабинет. Может, опять посчитал, что я посягаю на его личное пространство.
Мой взгляд задержался на фотографии в серебряной рамке на столе. На фото — его улыбающаяся первая жена. Рамка лежала посредине стола, как будто Данте спешно ее положил в тот момент, когда я открыла дверь. Никаких других фотографий в комнате не было.
В моем животе что-то резко сжалось. Стараясь скрыть свою боль, я встретила его неодобрительный взгляд.
— Что ты здесь делаешь?
— Это тоже мой дом, разве нет?
— Конечно да, но это мой кабинет, и мне надо работать.
— Ты постоянно работаешь. Я хотела посмотреть, все ли с тобой нормально.
Он приподнял брови.
— Почему должно быть иначе?
— Почему? Потому что вчера ты себя очень странно вел. Сначала прикасаешься ко мне, а в следующее мгновение не знаешь, как бы побыстрее от меня свалить.
— Ты ничего обо мне не знаешь, Валентина.
— Правильно, и я хочу это изменить, но ты продолжаешь отталкивать меня, — перебила я его.
Данте встал и провел рукой по волосам.
— Я никогда не хотел жениться снова. И не зря. — В который раз это прозвучало так, словно этот брак был моей идеей, как будто мое мнение в этом вопросе кто-то спрашивал.
— Я не просила тебя на мне жениться!
С меня довольно. Я развернулась на каблуках и выскочила из его кабинета, убедившись, что как следует хлопнула дверью, хоть это и было ребячеством. Я услышала открывающуюся дверь и шаги Данте позади меня. Он догнал меня и схватил за запястье, останавливая.
— У тебя отвратительный характер, — прорычал он.
Я подняла на него глаза.
— Это твоя вина.
— Этот брак всегда был по логическим мотивам. Я же говорил тебе об этом.
— Но это не означает, что мы не можем попытаться превратить его в настоящий брак. Не существует таких логических мотивов, по которым мы не должны спать друг с другом. Ты спал с проститутками, так почему не можешь спать со мной?
— Потому что я был зол и хотел кого-нибудь трахнуть. Я хотел, чтобы это было грубо и жестко. Я не искал близости или нежности, или чего бы то ни было, что нужно тебе. Я получал удовольствие, а затем уходил. Того, чего ищешь ты, я дать не могу. Та часть меня, которая была способна на это, умерла вместе с моей женой, и она не вернется.
— Ты не можешь знать, чего я хочу. Может быть, мы хотим одного и того же, — прошептала я.
— Я по глазам вижу, что это не так, — усмехнулся он. — Ты хочешь заниматься любовью, но я не могу тебе этого дать. Я жажду обладать тобой, владеть безраздельно, но не по тем причинам, по которым ты хочешь меня. Я бессердечный ублюдок, Валентина. Не старайся разглядеть во мне что-то иное. Деловой костюм и бесстрастное лицо — тонкий слой, скрывающий чертову бездну в моей душе и сердце. Не пытайся подсмотреть, что находится под ним: то, что найдешь там, тебе не понравится.
Я была слишком ошеломлена, чтобы ответить, вместо этого стояла и смотрела, как он возвращается в свой кабинет.
***
Остаток дня я провела, обдумывая свои возможности. Эмоциональной привязанности Данте не хотел. Ему даже нежность не нужна. Грубо и жестко — так он описывал секс, за которым шел к проституткам. В одном он был прав. Это было не то, чего я хотела, но за эти годы я узнала, что иногда нужно согласиться на меньшее зло, чтобы достичь хоть какого-то подобия счастья. Я хотела заниматься сексом с Данте, может, и не таким образом, как он обрисовал, но кто сказал, что так мне не понравится? И он точно не говорил, что будет обращаться со мной грубо. Данте всего лишь сказал, что я не должна ожидать от него флаффа[1] и проявлений любви. Я смогу это пережить, ведь так?
Мне хотелось быть для него желанной. И, кто знает, вдруг это будет так же прекрасно, как быть любимой им.
Приближалось время обеда, но я испытывала совсем не тот голод, когда торопливо, прежде чем смогла бы передумать, раздевалась в нашей спальне и надевала халат. Голой пройтись по дому я бы не смогла.
Мой желудок крутило от нервов, пока я спускалась вниз в кабинет Данте. Постучав, на этот раз я подождала, когда он разрешит мне войти, потому что не хотела с борьбы начинать эту попытку соблазнения, даже если вчера наш спор в спальне сильно меня завел. Данте открыл дверь, не вымолвив ни слова, его холодные глаза скользнули по моему телу. Я задумалась, может ли он определить, что я голая под тонкой тканью халата?
— Можно войти?
Он отступил, пропуская меня внутрь. Я услышала, как закрылась позади дверь, а затем Данте прошел мимо и обернулся ко мне с вопросом:
— В чем дело?
— Я приняла решение.
— Насчет чего?
Я распахнула свой халат.
— О нас. О сексе.
Глаза Данте потемнели. Сжав зубы, он покачал головой и начал отворачиваться.
— Тебе нужно уйти.
— Не смей отворачиваться. Взгляни на меня. Данте, я думаю, что заслуживаю хотя бы этой маленькой любезности.
От мужа волнами исходило напряжение, когда он все же повернулся ко мне. Он смотрел, но не приближался и на этот раз не делал вид, что я невидимка. Его голубые глаза блуждали по моему обнаженному телу.
Мои соски затвердели в прохладном воздухе кабинета, но я не запахнула свой шелковый халат, несмотря на непреодолимое желание укрыться от холодного исследования Данте. Его взгляд задержался на вершине моих бедер немного дольше, чем на остальных участках тела, и меня озарила робкая надежда. Сколько же у него контроля?
— Я для тебя кто? Жена?
Его блондинистые брови сдвинулись.
— Конечно жена. — В его голосе я услышала что-то, чего не смогла понять.
— Тогда заяви свои права, Данте. Сделай меня своей.
Он не шелохнулся, но его глаза скользнули вниз к моим возбужденным соскам. Этот взгляд был почти осязаем, как призрачное прикосновение к моей обнаженной коже, но этого было недостаточно. Я вновь хотела ощутить его пальцы между моих ног, хотела почувствовать их каждым дюймом своего тела, хотела кончить так, чтобы забыть все свои проблемы.
Я не была попрошайкой. Я знала, что почти уложила Данте, видела это в очертании его напряженных плеч, в голодном взгляде. Я жаждала сегодня вечером заняться сексом.
— У меня тоже есть потребности. Ты бы предпочел, чтобы я нашла себе любовника, который освободит тебя от обязанности прикасаться ко мне?
Я не была уверена, что у меня хватит на это духу. Нет, я знала, что не смогу, но эта провокация была моим последним шансом. Если Данте не среагирует и на это, то не представляю, что еще можно сделать.
— Нет, — произнес он резко, и что-то злое и собственническое пробило его идеальную маску.
Данте сжал губы, стиснул челюсти и двинулся на меня. Он остановился передо мной, и я задрожала от возбуждения. Данте не дотронулся до меня, но мне показалось, что я увидела искру желания в его глазах. Это были крохи, но вполне достаточно для того, чтобы меня воодушевить. Я преодолела оставшуюся между нами дистанцию и провела пальцами по его сильным плечам, прижимаясь своим обнаженным телом к его груди. Грубая ткань его делового костюма восхитительно терлась о мои чувствительные соски, и я застонала. Пульсация у меня между ног стала почти невыносимой. Глаза Данте сверкнули, когда он посмотрел на меня сверху вниз. Он медленно обнял меня и положил ладонь на мою поясницу. Я бы очень хотела, чтобы он сдвинул свою ладонь ниже. Не припомню, чтобы когда-либо настолько отчаянно нуждалась в чужих прикосновениях, даже когда мне приходилось слушать Антонио, трахающего Фрэнка в соседней комнате.
Я торжествовала. Теперь он меня не игнорировал.
Я откинула голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Любой отголосок желания, который, как я думала, увидела в нем, исчез, воздвигнув после себя непроницаемые стены. Я поднялась на цыпочки, отчаянно нуждаясь в настоящем поцелуе, но рука Данте на моей спине сжалась, а сам он не собирался наклоняться ко мне, так что прикоснуться своими губами к его я не смогла. Он не хотел моего поцелуя. Я больше не могла выносить этого: я тут голая на него набросилась, предлагая ему себя и свое тело, а он по-прежнему нос воротит — поэтому вырвалась из его объятий, чувствуя себя грязной дешевкой. Стараясь не смотреть ему в глаза, я повернулась и вылетела из его кабинета, подхватив свой халат, пересекла холл и взлетела вверх по лестнице. Вот и ответ. Больше я не буду и пытаться. Мне нужно смириться с тем, что Данте меня не хочет, что он не будет спать со мной по каким-то названным им глупым причинам, пока не появится абсолютная необходимость произвести наследника.
Я ввалилась в спальню и рухнула на кровать. Меня охватили отчаяние и тоска, но лишь на мгновение, я не позволила им одержать надо мной верх. Я пережила брак с Антонио — смогу пережить и брак без любви с Данте. Когда-нибудь у меня будут прекрасные дети, которых я буду любить, и которые будут любить меня, а до того времени я потерплю. Я не первая и не последняя женщина в нашем мире, которая вынуждена жить с бесчувственным мужем-ублюдком. По крайней мере, мой муж не был таким жестоким мудаком, как Томмазо. Это что-то да значит.
А я сама легко позабочусь о своих потребностях, как и в предыдущие несколько лет. Я перевернулась на спину, по-прежнему злая, сконфуженная и полная разочарования, но все такая же возбужденная. Закрыв глаза, я провела рукой вниз по телу и между ног, медленно начала гладить себя, воображая, что это снова дразнящие пальцы Данте, и вспоминая промелькнувшую на мгновение в его глазах искру вожделения, которую я, скорее всего, себе напридумывала. Мое дыхание участилось, Я была уже совсем близко. С моих губ слетел стон, и я услышала, как раздался резкий вдох.