Я открыла глаза, уставившись в прекрасное лицо моего мужа. Прекрасно холодное. Без проблеска сожаления.

— Ты сделала то, что было правильно.

Я сделала? Иногда тяжело увидеть грань между правильным и неправильным за всеми смертями и кровью, через которые проложен путь мафии.

— Ты сделала то, что должна была сделать, чтобы защитить меня. — Его пальцы поглаживали мой подбородок. — Я никогда не забуду этого. Никогда.

— Я говорила тебе, что ты можешь мне доверять, — прошептала я.

— Я знаю, и я доверяю.

Я хотела ему поверить, но он по-прежнему ничего не сказал о нашем ребенке. Все еще не признал его своим и что ошибался, обвиняя меня в измене. Слишком гордый, слишком упрямый. Он с самого начала должен был понимать, что был неправ, потому что, если бы он на самом деле думал, что я ему изменила, перевернул бы небо и землю, чтобы найти мужчину, который ко мне притронулся. Мне не хотелось думать об этом, но когда мой мозг уклонился от одной ранящей темы, то зациклился на другой.

— Ты узнал имена других предателей?

Данте мрачно кивнул.

— Да. Я совершенно уверен. Энцо и еще несколько парней прямо сейчас занимаются менее важными крысами.

— Что... что ты сделал с Антонио? — Я знала, что не нужно спрашивать. Лучше от этого не станет. Только подбросит дров в огонь моей вины.

— Он мертв, Вэл. — Данте покачал головой.

— Я знаю, но что ты сделал с ним?

— Если это как-то тебя утешит, главным образом я сфокусировал свое внимание на Раффаэле. Антонио получил смерть более быструю, чем любой другой предатель.

Слезы навернулись на глаза.

— Спасибо.

В каком извращенном мире мы живем, если я благодарю своего мужа за то, что он быстро убил моего первого мужа, чтобы свести к минимуму его пытки? В мире крови и смерти. В мире, в котором родится и вырастет наш ребенок, и, возможно, однажды, если это будет мальчик, он пойдет по стопам Данте, убивая и пытая других людей, чтобы остаться у власти. Бесконечный круговорот из крови и смерти.

Данте вгляделся в мои глаза.

— Вэл, ты заставляешь меня волноваться.

Я подняла голову и прижалась своими солеными от слез губами к губам Данте. Он не отстранился, только наблюдал за мной, изогнув бровь. Я отодвинулась на пару дюймов, зарывшись пальцами ему в волосы и умоляюще глядя на него.

— Пожалуйста, — тихо прошептала я. — Займись со мной любовью. Только сегодня. Я знаю, что ты не любишь меня. Притворись, хотя бы на один вечер. Подержи меня в своих объятиях хоть один раз.

«Взрывоопасный» было неподходящим словом, чтобы описать взгляд Данте, но это было единственное, что пришло мне в голову.

— Боже, Вэл, — он резко выдохнул, затем прижался своими губами к моим, размыкая их и пробуя меня на вкус, пробуя мои слезы, мою скорбь и каким-то образом убирая их с каждым касанием своего рта.

Его рука пробежалась от моей ключицы вдоль руки, по боку, до бедра, как шепот прикосновения, едва касаясь. Он сел и быстро расстегнул рубашку, прежде чем бросить ее на пол, а затем прижался своей обнаженной грудью ко мне, такой теплый и твердый. Он оставил нежные как пух поцелуи на моем виске, лбу и щеках, и снова нашел мои губы для поцелуя, лишившего меня дыхания. Его рука обнажила мою грудь, как будто впервые, кончиками пальцев легко касаясь моей кожи, заявляя на меня права без привычного горящего собственничества. Я застонала ему в рот, когда его пальцы, пропутешествовав по телу, скользнули между моих ног. Данте раздвинул их, а затем нежно и неторопливо начал исследовать мои складки. Я тихо захныкала, но Данте заставил меня замолчать еще одним поцелуем, прежде чем провел языком от шеи до ключицы. Когда его губы наконец сомкнулись вокруг моего соска, я уже задыхалась. Данте скользнул одним, а затем вторым пальцем в меня, после чего слез с кровати и встал. Он быстро разобрался с оставшейся на нем одеждой, а затем вновь оказался на кровати, восхитительно обнаженный и твердый. Он устроился между моих ног и опустился на локти, соединив наши тела, словно мы стали единым целым. Он не вошел в меня. Вместо этого своей рукой Данте ласкал мою ногу и поднимал ее, пока не согнул ее у себя за спиной. Его эрекция прижалась к внутренней стороне моего бедра, но Данте не торопился. Он целовал меня, его глаза были темными и внимательными, когда он смотрел на меня. Он поглаживал мою грудь, заставляя меня жаждать того, чтобы он наконец вошел в меня.

Он, должно быть, видел эту жажду на моем лице, потому что потянулся между нами и направил свою эрекцию к моему входу. Он вошел не быстро или жестко, как это часто происходило в прошлом. Это было медленное завоевание, и мои стены уступили ему, как и всегда. У меня перехватило дыхание, когда он погрузился в меня полностью. Данте обхватил мой затылок ладонями, прижав предплечья по обеим сторонам от моего лица, а затем начал двигаться. Время, казалось, замерло, когда наши тела скользили друг против друга. Так вот, как это — заниматься любовью?

Я обняла Данте, пытаясь притянуть его ближе. Данте не сопротивлялся. Он опустил свое лицо к моему, целуя меня в губы, в щеки, пока его рот не коснулся моего уха.

— Я должен был заняться с тобой любовью раньше, — прошептал он хрипло.

И я заплакала в ответ. Не знаю точно, было ли это частью его притворства, но мне было все равно. В тот момент происходящее было таким реальным, и это все, что имело для меня значение. Когда Данте содрогнулся в своем освобождении, он увлек меня за собой, и даже после того, когда начал во мне смягчаться, он не отдалился.

Он лежал на мне, находясь по-прежнему внутри меня, его дыхание обжигало мне щеку. Я знала, что многие женщины в нашем мире предпочитают красивую ложь суровой правде, и впервые я поняла их. После всего, что случилось сегодня, я позволила себе эту слабость. Завтра настанет время встретиться с реальностью.