Хотя все происходило давно, более десяти лет назад, хотя все и осталось в далеком прошлом, память Найла с отвращением хранила самые гнусные подробности тех дней…
Запах человеческой плоти, аромат теплого свежего человеческого мяса столетиями оставался для пауков самым желанным деликатесом, но по условию Договора, смертоносцы должны были навсегда отказаться от этого.
Но один из смертоносцев, именовавшийся Скорбо, вместе со своими сообщниками, несмотря ни на что, тайком продолжал пожирать человечину. Под покровом темноты внезапно нападая на мирных, ничего не подозревающих городских жителей, пауки похищали их и парализовали волю ядом. Потом, опутав влажным шелком, тайными путями волокли добычу в мрачную кладовую, в заброшенный склад, приютившийся где-то на северной окраине Города. Жертвы, ни в чем не повинные горожане, не умирали, а долгое время безучастно ждали смерти, ждали своей очереди быть сожранными живьем.
Да и что они могли сделать, как могли сопротивляться, в полном сознании существуя внутри липкого кокона и не имея возможности шевельнуть даже пальцем?
Спеленутые тела нескольких десятков еще живых людей, безропотно висящих вверх ногами под сводами темного паучьего бункера… эта чудовищная картина настолько сильно врезалась в сознание Найла, что отделаться от подобного воспоминания было нелегко даже через десять лет.
Поэтому пробираясь по ночному застывшему Городу к дому пропавшей семьи Флода, он никак не мог отделаться мыслями от этого ужасного случая…
В отличие от центральной части Города, представлявшей собой скопище огромных черных столпов-башен, юго-западные районы издавна застраивались одноэтажными ветхими домишками с плоскими крышами, служившими жилищами для самых непритязательных горожан.
Здесь селились со своими семьями разнорабочие, уборщики улиц, грузчики, мелкие ремесленники, – публика хоть и простая, но дружная и веселая.
Несмотря на тесноту и скученность домиков, эти районы с ранней весны до поздней утопали в зелени, возле каждого домика цвел сад и был разбит небольшой огород, где на грядках росли какие-нибудь неприхотливые овощи.
Обильный снегопад не прекращался. Когда Найл со своими спутниками прибыл на место, то обнаружил, что невзрачная хибара Флода уже засыпана сугробами почти до середины окон. Плоская крыша, неприспособленная для суровой зимы, казалось, уже прогибалась под тяжестью снега.
Все выбрались из повозки и остановились у проема калитки.
В руках охранников вспыхнули яркие креозотовые факелы, а Найл включил газовый фонарь, узким направленным лучом пробивавший зимнюю тьму на несколько десятков метров вперед.
– В этом доме живет Флод? – спросил Джелло, поднимая над головой трещащий на морозе факел и вглядываясь в темноту. Ты не ошибся?
– К-как я м-могу ошибиться… я з-знаю это место много лет… я прихожу сюда с д-д-детства… – жалобно проблеял потерянный Сапожник.
Хромоногий дрожал всем телом от холода и от ужаса. Он топтался у повозки, не решаясь пройти дальше.
– Ты стучал в дверь? Ты пробовал их разбудить?
– Яп… яп… яп… – спотыкался он на словах, выпучив глаза. Я п-пробовал…
– Хватит! Иди вперед!
– Только я не м-могу идти с вами! М-можно, я п-подожду з-з-здесь? – шлепал посиневшими губами Сапожник.
– Почему? – хмыкнул невозмутимый Джелло. – Ты ведь хочешь разыскать своих детей?
– Не м-м-могу! Яп… яп… яп… я п-пробовал уже… М-мнес… мнес… мне с-страшно… с-страшно…
– Чего ты боишься, честный горожанин? Смотри, как нас много! Какие медведи вокруг тебя! Рядом с такими можно ничего не страшиться! – гулко пробасил Симеон, согревая у пламени факела скрюченные от холода пальцы.
– Мнес… мнес… мне с-страшно…
– Скорее всего, ты просто выпрашиваешь очередную порцию ортиса… – проницательно заметил врач. Признайся честно, тебе сейчас очень хочется вдохнуть из заветной бутылочки?
Тщедушного Имро трясло, зуб у него не попадал на зуб, и он только отрешенно повторял:
– Н-не н-нужно больше ортиса… М-мне с-страшно… с-страшно…
– Перестань, дружище! Брось хныкать! Пойдем с нами!
Суровый Джелло двинулся вперед, легко удерживая в одной руке тяжеленный деревянный факел.
Чтобы морально поддержать хромоногого, начальник охраны легонько хлопнул его свободной рукой, звучно шлепнув заскорузлой ладонью по согнутой спине.
Только этого вполне хватило для того, чтобы тонкие трясущиеся ноги Сапожника сначала подломились в коленях, потом его повело в сторону и Имро чуть не зарылся носом в здоровенный сугроб.
Тем временем Найл, вместе с одним из охранников, в числе первых преодолел засыпанную снегом дорожку и приблизился к небольшой хибаре.
Узкие окна были темны, стекла абсолютно замерзли, и за белыми кристаллическими узорами нельзя было уловить ни одного признака жизни.
Дверь оказалась крепко заперта. На громкий стук никто не реагировал.
– Послушай, честный горожанин, почему ты решил, что все они пропали? – на всякий случай спросил Найл, хотя сердце его уже вовсю тревожно ныло от предчувствия беды. Они, скажем, могли пойти еще к кому-нибудь в дом… печной трубы тут что-то не видно, значит очага нет. Внутри было холодно, и они решили погреться у соседей… Могло такое случиться?
– В д-д-доме н-н-никого н-нет… а д-дверь заперта изнутри – стуча зубами, но очень убежденно отозвался Имро. – В-в-се они куда-то п-п-ропали…
– Ты заходил внутрь?
– Н-нет… д-д-верь з-заперта изнутри… – повторил Сапожник, внутренне содрогаясь от ужаса.
– Как же ты, честный горожанин, понял, что в жилище никого нет? – удивился Найл. – Ты спрашивал у соседей, когда они в последний раз видели Флода вместе с остальными?
– С-спрашивал… п-прошлым в-вечером в-все еще были т-т-ам…
Ничего вразумительного от него больше нельзя было добиться.
Сапожник опять впал в неуправляемое состояние и лишь уныло бубнил про то, что ему «с-страшно, а д-дверь закрыта с в-внутренней стороны…".
Громкий стук не дал никаких результатов, поэтому Найл приказал взломать дом.
Хлипкая дверь в два счета поддалась напору его широкоплечих охранников, достаточно было лишь пары основательных ударов, чтобы створка распахнулась внутрь, обнажив зияющую черноту неосвещенного прямоугольного проема.
В глубине души Найл еще рассчитывал на чудо, но спустя несколько мгновений эта надежда бесследно растаяла.
Мало того, что в доме и в самом деле не обнаружилось ни одной живой души, здесь был чудовищный беспорядок. Газовый фонарь и креозотовые факелы высветили картину ужасающего разгрома, царившего в этом скромном жилище…
Казалось, что кто-то специально вознамерился не оставить внутри ни одной целой вещи!
На полу валялся весь нехитрый бедняцкий скарб, вывороченный наружу с полок и из напольных ларей, при том, что каждая вещь была безжалостно разодрана в клочья…
Дощатый пол усеивали бесчисленные осколки глиняной посуды, между которыми валялись обломки примитивных детских игрушек.
Головы и туловища деревянных кукол-солдатиков были разбросаны по всей комнате, точно здесь прошла самая настоящая, нешуточная битва.
Пока Найл со своей свитой в недоумении рассматривал картину разрушения, сзади, за их спинами на пороге дома возникла нелепый силуэт, в неверном свете появилась темная фигура хромоногого Имро.
– Ч-что это… что это з-за п-пятна… – раздался его слабый дрожащий голос.
– Какие пятна? – глухо спросил Найл. – Где ты их видишь?
– Т-там… н-на д-д-дальней с-стене… Желтоватый круг света, выбивавшийся из круглого экрана газового фонаря, переместился в противоположный конец комнаты и обозначил многочисленные темные капли, раскинувшиеся веером по стене и отчетливо виднеющиеся на светлой вертикальной поверхности.
Симеон подошел ближе, чтобы присмотреться. Послюнив кончик пальца, он потрогал странные узоры и зачем-то понюхал. Потом провел еще раз рукой и что-то невнятно пробормотал себе под нос.