— Если ты настаиваешь — пожалуйста, — пожала плечами Карла. — Но я не сильна в грамматике и правописании. Дома мы просто говорили на итальянском, я никогда не учила его академически. И в дополнение ко всему у меня ярко выраженный неаполитанский акцент, хотя в Неаполе я даже не бывала.

И не появлюсь там, подумала она, впрочем, уже все равно...

— Да Бог с ней, с грамматикой. Я обучаюсь, как попугай, вопреки всем методическим указаниям. Знаешь, моя мать свободно говорила по-польски и по-немецки, но не передала этого нам с братом. Отец не понимал ее родных языков, наверное, поэтому в нашей семье говорили на английском. А жаль. Дети восприимчивы к языкам, учатся легко и быстро.

— Да, но все не так просто. После папиной смерти — а он дома всегда требовал от нас английского — выяснилось, что Франческа не знает ни слова по-английски. Мама не смогла ее научить, поэтому в школе у девочки были сложности.

— Франческа?

— Наша младшая, — пояснила Карла, указывая на фотографию, стоявшую в рамочке на журнальном столике. Джек взял ее и принялся внимательно изучать.

— Очаровательное создание, — сказал он. — Ты в ее возрасте была такой же красоткой?

— Нет, я всегда была гадким утенком. Скобки на зубах, толстые щеки, пухлые ножки — в общем, можешь представить. А Франческа в нашей семье королева красоты.

— И вы хором ее балуете.

— Увы. А что делать? Но она, к счастью, очень славный человечек, у нее чудесный характер. Вот, например...

Джек в искреннем изумлении уставился на Карлу, которая оживилась, расцвела и сыпала забавными семейными анекдотами. Значит, чувство привязанности ей не чуждо, значит, под внешней независимостью и сдержанностью может скрываться еще кое-что, размышлял он.

— Хорошо, наверное, родиться в большой дружной семье, — задумчиво молвил Джек. — С тех пор как погиб Стив — несколько лет назад он разбился на своем самолете — из Фитцджеральдов я остался один. Хотя, возможно, это и неплохо. Значит, как я понял, ты любишь детей.

— Угу, — с полным ртом промычала Карла. — И так жалко, что они вырастают. Взять мою сестру Анджелу — ну что за возраст! Во что она превратилась!

— А ты сама хотела бы иметь ребенка?

Карла быстро сглотнула и в своей привычной манере неопределенно пожала плечами.

— Пожалуй, — уклончиво пробормотала она.

— Ты собираешься прибегнуть к искусственному оплодотворению?

— Что за вздор. Можно мне еще стакан воды?

— Я серьезно, — гнул свое Джек, наполняя ее бокал. — В Штатах это распространено повсеместно. Одинокие женщины обращаются в клиники, где им вводят донорскую сперму. Берут ее, вероятно, у самых умных и красивых. Я, правда, не знаком с такими смельчаками. В Англии разве не предоставляется такая медицинская услуга?

— Почему тебе нравится смеяться надо мной?

— Отнюдь. Я просто глядя на тебя сейчас подумал, что ты будешь прекрасной матерью. У тебя глаза так и засветились... Нет, определенно, ты не должна препятствовать природе. Попробуй разобраться в себе.

— Ну что, опять за старое? Ты сейчас предложишь мне обратиться за помощью к твоему психоаналитику.

— Таких не держим за неимением времени. Ты созрела для мороженого?

— О нет, благодарю. Я уже не в состоянии что-нибудь проглотить. Тарталетки, как водится, подвели меня. Может, попозже?

— Прекрасно!

Джек налил кофе себе и Карле, поставил чашки на столик возле дивана и удобно устроился в подушках. Карла нерешительно села рядом, но на безопасном, по ее мнению, расстоянии.

— Ох, Карла, Карла, я же не бациллоноситель, — сокрушенно вздохнул Джек. — По-моему, ты переборщила.

Поразмыслив секунду, Карла подвинулась к нему поближе.

— Теперь внимание, — сказал он. — Сожми зубы, сосредоточься: я собираюсь обнять тебя за плечи вот этой рукой. Она совершенно чистая, как чисты и невинны мои помыслы, не бойся. Хорошо?

Это действительно было хорошо. Девушке было удобно, спокойно и приятно после вкусного ужина и терпкого вина прислониться к его широкому плечу, почувствовать на себе его сильную, теплую руку. Невыспавшаяся прошлой ночью, уставшая от поездки в аэропорт и обратно, Карла ощутила тяжесть в веках, приятную истому в теле и прекратила борьбу с дремотой. Кофе ее так и остался нетронутым, потому что она, уютно устроившись на теплом плече-подушке, быстро и крепко заснула.

Утонувший на мягком диване Джек не мог шевельнуться, без того чтобы не потревожить девушку. Кофе безнадежно остыл, а Джек так и сидел, сопротивляясь искушению воспользоваться моментом, поцеловать ее, сонную и податливую, перенести в спальню и... Мягкое и теплое женское тело, прижавшееся к нему, запах свежевымытых волос, ровное, тихое дыхание возбуждали и соблазняли его. А Джеку никогда не приходилось подавлять свои чувственные порывы — он не нуждался в этом, не хотел этого, не говоря уж о том, что не пытался сдерживать себя. Как ни странно, но в эти минуты он приобрел новый опыт. Он знал, что схвати ее сейчас, и все полетит ко всем чертям.

Печально известная пепельница стояла рядом и будто нахально подмигивала ему. А девушка продолжала спать безмятежным сном ребенка. Вдруг она вздохнула, зашевелилась, устраиваясь поуютнее в гнездышке, которое создал для нее Джек. Фитцджеральд ощутил прилив какого-то нового, незнакомого чувства, которое тревожило и умиротворяло одновременно. Назвать его он затруднялся, потому что никогда прежде оно не посещало его. Но что бы то ни было, мужской пыл утих, улеглись эмоции. Стрелки часов подходили к полуночи, когда Джек сам не заметил, как погрузился в глубокий, спокойный сон.

Проснулись они одновременно, разбуженные внезапным оглушительным громовым раскатом, последовавшим сразу за пронзительно-яркой вспышкой молнии. Карла от испуга подскочила и зажала ладошками уши.

— Ну что ты, — успокоил ее Джек. — Это гроза, ничего страшного. Давненько мы ее ждали.

Его слова потонули в небесной канонаде. Следующий удар был намного сильнее первого. Молнии блистали без перерыва. Хлынул ливень. В комнату с порывами ветра влетели крупные дождевые капли. Джек встал, плотно закрыл окна, балконные двери в обеих комнатах и в ванной.

— Задраить люки! Есть задраить люки! — по-флотски пропел он и сказал: — Внезапное пробуждение влечет за собой утрату иллюзий[4]. Еще кофе?

Джек с восторгом наблюдал за бушующей стихией.

— Обожаю грозу. А ты? — спросил он Карлу, следя за иссеченным молниями черным небом. Девушка не отзывалась. Джек обернулся и увидел, что она сидит сжавшись, с бледным лицом и расширенными глазами.

— Н-нет, — наконец выдавила она. — Хорошо, что ты здесь. Я дико боюсь грозы.

— Ты не шутишь?

Карла отрицательно покачала головой. Она была смущена тем, что неожиданно вскрылся факт ее детского страха, и напугана при этом так, что с трудом подавляла в себе желание забиться под стол, под кровать, под диван — куда угодно.

— Голубушка, да ты вся дрожишь! — воскликнул Джек, искренне удивленный и озабоченный ее состоянием. — Тебе нужно выпить глоточек бренди для бодрости. У тебя есть?

Девушка снова покачала головой, сжав зубы, чтобы не разреветься от гулкого грохота.

— Ничего, зато у меня есть. Сейчас принесу, — сказал Джек, на ходу натягивая пиджак.

— Нет! — вскрикнула Карла. — Не уходи, пожалуйста, не бросай меня здесь!

— Ты хочешь, чтобы я остался с тобой на всю ночь? — начал было дразнить ее Джек, но осекся. Ужас, который охватил Карлу, был неподдельным. Это тронуло Фитцджеральда. Он ласково потрепал ее по волосам и сказал: — По-моему, тебе лучше лечь в постель и поспать. Обещаю, что не уйду, пока гроза не кончится.

— Нет. Я никуда не пойду. Буду сидеть здесь, с тобой, — отрывисто выговорила Карла. Тело ее будто одеревенело.

— Я вижу, ты хорошо устроилась. Ладно, будь паинькой и для разнообразия сделай то, что тебе говорят старшие. — Он легко поднял ее на руки и на какой-то момент замер, вглядываясь в бездонные черные озера-глаза. — Без шуток, я буду сидеть рядом и держать тебя за руку. Клянусь честью.