Ну, это не страшно – я под любой половиной умещусь без проблем. Но неандертальцы, даже взрослые, по детски непосредственны и, когда увлекутся, удержу на них нет. Следующая шкура оказалась прочнее и вытерпела не меньше двадцати минут выхлопывания "наоборот". Как я сообразил, началось соревнование – кто извлечёт наиболее звонкий звук. Я ведь уже бегло понимал по-неандертальски и даже из гомона мог выделить важное.

Так что дым окончательно загнали в землянку и даже над трубой на противоположном конце этого сооружения показался дымок. Накачали, стало быть, избыточное внутреннее давление. Трудяги. Чуть погодя кто-то из зрителей обратил внимание на то, что вверх из дымохода поднимается красивое колечко, и угасший было энтузиазм опять наполнил массы. Теперь междк выхлопывателями началось состязание на самое большое колечко, появляющееся довольно быстро после очередного хлопка. Вождь лично забрался внутрь и до упора заправил топку дровами. Я не знал, смеяться или плакать – не, ну не было у меня ни малейшего желания вводить в обиход столь сложный в плане технического оснащения вид спорта, тем более, что уже из третьей превосходной мягкой шкуры вылетела серёдка – ну много силушки у этих ребят. И у прекрасных дам – даже они пробовали свои возможности.

То, что печь и дымоход прогрелись, и возникла тяга, никто не заметил. Но дым сделался бледным и невыразительным, отчего энтузиазм "спортсменов" снова угас. Тётя Лозинка позвала меня подкрепиться вместе со всей её семьёй – наступил час ужина. Развлечение быстро завершилась и народ потянулся к кострам. Приём пищи из-за игры пропускать не будет никто.

***

Свою подстилку я затащил в землянку. Одеяла (теперь два, хи-хи) подобрал неподалеку, они были прекрасно выхлопаны и лежали там, куда их бросили. И я устроился у огонька, неторопливо лижущего хворостины в очаге. Вход завесил, подобрав ещё несколько далеко не целых шкур, безвременно скончавшихся в процессе сегодняшнего состязания. Наломанных дров вокруг валялось множество и сложить их под рукой вовсе несложно. В довершение обустройства на новом месте перекрыл жерло топки парой камней, наибольших из тех, которые смог своротить. Не совсем плотно – и сверху оставалась щель, через которую можно подбросить, и снизу воздух поступал, вроде как из поддувала.

Проложенный в полу дымоход заметно поднял температуру в помещении. Ощущение сырости ушло, блики пламени создавали уют, рассеивая тьму. Тётя Тростинка пришла поделиться молоком – её опять распёрло. Ну не справлялся её сынишка Хвостик с предлагаемыми объёмами.

– Как здесь тепло, – заметила она, немного посидев на подстилке и пообвыкнув.

Действительно, осень давно вступила в свои права. Погода стоит безоблачная и по утрам подмораживает – на лужах образуется ледок, а на траве – иней. Сейчас, в сумеречный час уже довольно свежо и без тёплой одежды на открытом воздухе долго не пробудешь. Здесь же, в землянке, не меньше шестнадцати градусов, если верить моим ощущениям. По нынешним временам действительно комфортная температура.

***

В неандертальском племени существовал обычай хвастаться своими охотничьими подвигами. Делалось это организованно, после ужина, перед отходом ко сну. Поначалу я избегал этих мероприятий с их похвальбой и кривляниями, но потом решил не выделяться из общей массы и стал приходить к костру, у которого "отдыхало" почти всё племя. Тем более, что происходило это не каждый день – зачинщики часто ночевали в лесу в своих охотничьих вылазках.

Так вот, это было действительно интересно, потому что повествования включали в себя уйму сведений о повадках животных. О медведях, наблюдать которых следует с предельных расстояний, надёжно укрывшись. О козах, объедающих кусты и деревья так, что остаются только голые скелеты. О пронырливых лисах, способных поспеть к пойманной птице раньше, чем охотник проверит силок. Огромный мир раскрывался перед детьми и подростками… Ха, да это же, своего рода университет. То про ежей речь идёт, то про барсуков.

Кстати, выслушав рассказы про этих весьма специфических существ, я понял, что напрасно тогда, летом, обидел подошедшего ко мне молодого барсука. Моей шкуре ничего не грозило. Эти флегматики специализируются на мышках-лягушках, хотя и растительной пищей не брезгуют. Даже стыдно стало своей бестактной выходки, неудобно перед не замышлявшей ничего дурного животиной.

Ещё отмечу у неандертальцев высокую культуру выделки шкур и создания одежды из них. В первую очередь – обуви, которую шили нитками из сухожилий при помощи шила с крючком. Я видел как костяные, так и деревянные варианты этого инструмента. Если Вы подумали о сапогах или ботинках, то вряд ли я соглашусь со столь лестной версией. Речь идёт о неком прообразе тапочек с завязкой, идущей от пятки вокруг голени. Тут важно, что кожу для этих изделий применяли достаточно толстую и прочную. Снимали её с разных мест у разных животных, но весь список приводить не стану, тем более, и не знаю я его. Потом из подходящего куска сворачивалось что-то подобное кульку, в который помещалась передняя часть стопы, а уж потом делалось несколько стежков "по-месту". Мне тоже такие сделали – Тётя Рябинка как раз большой кусок шкуры расходовала на несколько пар обуви сразу, ну, а я в это время мимо проходил.

Тётя Ольха пошила мне шубу – подобие мешочка из лисьих шкур. Только застёжки у этого одеяния не было, зато имелись рукава, нижняя граница которых начиналась от поясницы. Они больше смахивали на крылья и легко позволяли втянуть руки внутрь. Видимо, это малышовый покрой. Я, когда залезал в обновку, не раз пытался протолкнуть голову в отверстие для кисти, но в проход для запястья она не пролезала. Опять же штаны мне сделали новые, из двух половин. Каждая штанина – отдельная, снятая с конечности зверя шкура, уже имеющая форму трубы, расширяющейся кверху. Обе детали крепились ремнями к поясу, а уж поверх этого надевалась верхняя… куртка? Не знаю, как назвать. По-неандертальски – ату. Ну, пусть будет по-нашему – шуба. Кстати, взрослые носят вещи иного кроя.

Одним словом, одели и обули меня на зиму и на вырост.

Женщины и дети быстро перебрались из своих конических шатров в землянку. Нравилось людям то, что дров на её отопление требовалось в разы меньше, чем они сжигали в кострах внутри палаток.

Пищу, однако, готовили по-прежнему, на вольном воздухе – ни один горшок в топку не помещался, да и приладить его там не получалось, так что ничего в основной картине бытия не изменилось, разве что спят в тепле.

А вообще-то такого внимания к созданию запасов, как в стойбище моих родителей, тут не уделялось. Приносилась с охоты добыча, начинался пир, а уж когда всё подъедали, тогда охотники опять отправлялись на промысел. Впрочем, ловля рыбы сетями с лодки тоже практиковалась, и копчение её, и вяление – соль имелась. Но сильно залёживаться созданным запасам не давали, подъедали, особенно интенсивно в периоды отсутствия свежатины.

Привычка к кочевой жизни просматривалась и в том, что вещами это племя не обрастало. То есть могли в любой момент сняться и уйти туда, где больше дичи. Хотя, пока подобного стремления не наблюдалось. Дело в том, что сев в приобретённую на ярмарке лодку, охотники быстро преодолевали значительные расстояния, поднимались вверх по какой-нибудь из бесчисленных речушек, впадавших в озеро и оказывались в местах, где никто ещё не успел распугать зверьё. Лодка сильно расширила охотничьи угодья, ну а подаренная дядей Быгом сеть ещё и меню позволяла разнообразить. В общем, возникшее раньше подозрение, что наш старейшина пытается это племя приручить, становилось всё сильнее, по мере того, как я присматривался к происходящему.

Понимаете, ткани, что делают у нас – ликвидный товар. А что могут предложить бродячие охотники? Шкур в мире, где главное занятие – охота, много в любом месте. Так что – не иначе, расплачивался за челнок для неандертальце мой папа изделиями наших женщин.