Сколько еще неожиданного таят в себе эти безграничные глубины океана! Что значат самые хитроумные способы лова для сильных, быстрых и ловких обитателей глубин! Кого приносят на поверхность эти жалкие орудия слепой охоты, кроме самых медлительных или самых небольших и слабых существ, населяющих эти таинственные, полные загадок толщи океана!

Все, с чем зоолог успел уже ознакомиться с помощью чудесного корабля за короткий срок работы, показало ему насколько ограниченны, скудны, случайны сведения, которыми располагала до сих пор наука о море, его жизни и о жизни в нем. Только теперь, с появлением этого корабля, океанография, физика и химия моря, его биология начнут выходить из состояния младенчества. Грудь зоолога расширялась от восторга при мысли, что именно он — первый, кто непосредственно изучает море и его жизнь в настоящей, естественной обстановке.

Огромная тень, напоминавшая силуэт гигантского кашалота, показалась во мраке, едва вырисовываясь на фоне слабого отраженного света, распространявшегося вокруг прожектора.

— Ну, вот мы и дома, — сказал через некоторое время зоолог. — Вызываю подлодку.

Все расстояние, отделявшее место сражения Павлика с меч-рыбой от подводной лодки, эти десять километров, зоолог и Скворешня проделали всего лишь за десять минут.

Они приблизились к подлодке со стороны ее правого борта, из середины которого с убийственной силой бил луч прожектора мощностью в двенадцать миллиардов свечей. Световой тоннель был здесь как будто наполнен расплавленным ослепительной белизны металлом. Ни одно живое существо не могло выдержать яркости этого света на расстоянии до ста метров от прожектора. Те же, которые случайно попадали в его луч, моментально ослеплялись и, надолго парализованные, беспомощно падали на дно.

Обменявшись по радиотелефону несколькими словами с центральным постом подлодки, зоолог и Скворешня медленно подплыли под самый прожектор. От гофрированного борта подводного корабля отвалилась и горизонтально легла, держась на петлях, ровная металлическая площадка, открытая спереди и отгороженная перилами с боков. Одновременно позади площадки раздвинулся борт и открылась кубическая камера, наполненная зеленоватой водой и желтым светом нескольких электрических ламп. Остановив и убрав винт, Скворешня первый ступил на площадку и, держа на руках Павлика, вошел в водяную камеру. Следом за ним вошел зоолог и нажал четырехугольную, сиявшую красным светом кнопку справа от выходного отверстия. Площадка поднялась и закрыла вход. Толстые металлические двери сдвинулись и прижались друг к другу краями с такой силой, что с трудом можно было различить линию их схождения. Вода начала быстро убывать. Обнажились металлические стены. У незаметного теперь выхода на наружной стене виднелся ряд кнопок с головками, сверкавшими разноцветными огнями. На противоположной стене было видно несколько вделанных в нее приборов с циферблатами, стрелками, градуированными стеклянными трубками.

Через десять — пятнадцать секунд на полу камеры не было и капли воды. Зоолог и Скворешня продолжали неподвижно стоять.

— Какое давление, Лорд? — нетерпеливо спросил Скворешня.

Зоолог подошел к приборам и посмотрел на одну из стрелок.

— Уже восемнадцать атмосфер, — ответил он. — Сейчас давление воздуха сделается нормальным, и можно будет раздеться.

Переминаясь с ноги на ногу, он смотрел не отрываясь на приборы, потом открыл патронташ на поясе и нажал одну из кнопок. Тотчас же присосы, державшие шлем на воротнике скафандра, втянули в себя воздух, и зоолог быстро снял шлем с головы.

Вслед за тем он вынул из патронташа медную иглу на длинном тонком шнуре и, нажав крохотную кнопку на рукоятке иглы, провел ее острым концом по ложбинке на средней линии скафандра — сверху вниз, затем по обеим ногам до ступни и, наконец, кругом талии. Скафандр раскрылся по всем этим линиям, и зоолог начал постепенно освобождаться от отдельных частей своей металлической одежды. Ту же операцию проделал Скворешня над Павликом.

В это время во внутренней стене раздвинулись двери, и в камеру вбежал молодой сухощавый и смуглый моряк в белой форменке и черных брюках. Смоляно-черные волосы на его голове были гладко расчесаны, с ровным белым пробором на боку, но на темени вызывающе торчала непокорная жесткая прядь.

— Что с Павликом? — крикнул он, бросаясь к Скворешне.

— Ничего, Марат Моисеевич, ничего! — весело отвечал Павлик, вырываясь из рук Скворешни и подбегая к молодому краснофлотцу.

— Ну-ну, ничего… — возразил зоолог. — Раздевай его скорей, Марат, и неси в госпитальный отсек, я сейчас же осмотрю его.

В камеру торопливо вошел молодой человек в белом кителе — коренастый, черноволосый, с темно-желтым монгольского типа лицом. Его узкие, косо поставленные глаза с тревогой осматривали раздевавшихся водолазов.

— Цой! Цой! — радостно встретил его Павлик, не давая ему вымолвить слова. — Я принес тебе интересного моллюска! Я здоров, и ничего особенного! Арсен Давидович говорит, что это новый моллюск. Только он больной какой-то. Арсен Давидович хочет, чтобы ты его исследовал.

— Батюшки! — рассмеялся Цой, показывая два ряда великолепных белых зубов. — Сразу с три короба наговорил! Значит, здоров! Ну, идем сначала в ремонт, герой!

Все пятеро вышли из камеры и очутились в мире сверкающего металла, необычных, молчаливо работающих машин и механизмов, тишины и безлюдья.

Несмотря на чудовищной силы ураган, который несся из холодных областей Баффинова моря и Гренландии, на помощь «Диогену», первоклассному пароходу, совершавшему срочные рейсы между Шербургом и Нью-Йорком, по первому его сигналу о бедствии в течение двух-трех часов собрались десятки пароходов. Гигантские волны, достигавшие высоты тринадцати метров, сглаживались потоками нефти и разбивались подводными воздушными волноломами. Паровые, дизельные, электрические катера и глиссеры сновали взад и вперед, перевозя людей с гибнущего судна. Первые жертвы были доставлены на «Марию-Антуанетту», раньше всех появившуюся и приступившую к спасательным работам. Среди этих пострадавших находился советский гражданин Иван Федорович Буняк, тяжело раненный глыбой льда, сорвавшейся с айсберга. Буняк возвращался из Канады на родину после шестилетней работы на посту советского консула в Квебеке. В момент столкновения «Диогена» с айсбергом он стоял со своим сыном у борта верхней, пятнадцатой, палубы и с ее двадцатипятиметровой высоты, под мерное покачивание гиганта-парохода, спокойно любовался бессильным бешенством стихии. Айсберг вынырнул из предрассветной мглы совершенно неожиданно. В таких низких широтах ледяные горы никогда не наблюдались, и только семидневным постоянством урагана можно было объяснить появление айсберга на пути «Диогена».

В эту ночь как раз испортился инфракрасный фотоаппарат с левого борта, и он не смог своевременно предупредить о приближении ледяной горы. Ураган был так силен, а масса айсберга столь велика, что удар по борту «Диогена» получился необычайно мощный. Весь левый борт парохода был исковеркан, продавлен, водонепроницаемые переборки смяты, а верхние палубы засыпаны и проломлены огромными глыбами льда.

Лежавшего без сознания Буняка команда передала на катер с «Марии-Антуанетты», и никто не заметил отсутствия мальчика, его сына. Айсберг, наделавший столько бед, величественно удалялся, слегка покачиваясь на бесновавшихся вокруг него громадных волнах, и никто не догадался посмотреть, что делается в его многочисленных впадинах, провалах, пещерах и гротах…

Когда работы по спасению пассажиров и команды закончились, раненые, в том числе и находившиеся без сознания, были опознаны. Перекличка, устроенная по радио между всеми спасенными, установила, что не хватает трех человек, среди них — Павла Буняка, четырнадцати лет, сына советского подданного Ивана Буняка. Решили, что все трое при столкновении упали в море и погибли. Все же несколько быстроходных катеров обследовали в течение пятнадцати минут ближайшее пространство вокруг уходившего под воду «Диогена» и вернулись ни с чем.