— А Алисы не было с ними? — спросил Хейворд.

— Мы еще не видели никаких знаков ее присутствия, — ответил разведчик, пристально оглядывая кусты, деревья и почву. — Что это там такое? Ункас, принеси то, что болтается там, на терновом кусте.

Индеец исполнил просьбу разведчика и передал ему странный предмет.

Тот поднял его высоко и рассмеялся своим беззвучным искренним смехом.

— Это инструмент певца! Ункас, поищи следы сапога, достаточно большого, чтобы поддержать шесть футов и два дюйма человеческого мяса, — сказал он. — Я начинаю питать надежды насчет этого малого; кажется, он бросил орать и занялся чем-то лучшим.

— По крайней мере, — сказал Хейворд, — у Коры и Алисы есть хоть какой-нибудь друг.

— Да, — с презрительной усмешкой сказал Соколиный Глаз, — он займется пением! Может ли он убить оленя на обед, найти дорогу по тому, с какой стороны на деревьях растет мох, или перерезать горло гурону? Если нет, то любая певчая птица умнее его… Ну что же, мальчик, есть какие-нибудь доказательства нашего предположения?

— Вот тут нечто вроде следа человека в башмаках. Уж не наш ли это друг?

— Осторожнее дотрагивайся до листьев, не то можно стереть очертания следа. Это отпечаток ноги темноволосой. Певец покрыл бы этот след одной пяткой.

— Где? Дайте мне взглянуть на следы ног моей девочки! — сказал Мунро, раздвигая кусты и наклоняясь над еле видными следами.

Прикосновение ноги к земле, хотя легкое и непродолжительное, все же оставило след, ясно видимый и теперь. Старый воин рассматривал его, и глаза его затуманились слезами. Желая отвлечь старика, Хейворд сказал разведчику:

— Так как у нас есть теперь следы, то пустимся сейчас же в путь. В такое время каждая минута кажется веком для пленника.

— Но того оленя, который быстро бегает, труднее поймать, — возразил Соколиный Глаз, продолжая разглядывать следы. — Мы знаем, что здесь прошли разбойник-гурон, темноволосая и певец. Но где же та, у которой золотые локоны и голубые глаза? Хотя и маленького роста и далеко не так смела, как ее сестра, она все же красива и приятна в разговоре. Разве у нее нет никого, кто позаботился бы о ней?

— Сохрани бог, чтобы ей когда-нибудь недоставало друзей! Разве мы не ищем ее? По крайней мере, я не брошу поисков, пока не найду ее! — воскликнул Хейворд.

— В таком случае нам, вероятно, придется идти разными дорогами, потому что она не проходила здесь: как ни легок ее след, он был бы здесь виден.

Хейворд отошел. Казалось, весь пыл его мгновенно пропал.

Разведчик не обратил внимания на внезапную перемену в настроении своего собеседника и, подумав немного, продолжал:

— Ни одна женщина в этой пустыне не могла оставить такой след, кроме темноволосой или ее сестры. Мы знаем, что первая была здесь, но где следы второй? Пойдем дальше по этим следам, и, если ничего не найдем, придется вернуться на равнину и пройти по другому пути… Иди вперед, Ункас, и не отрывай глаз от сухих листьев. Я буду наблюдать за кустами, а твой отец будет осматривать землю. Идем, друзья мои: солнце садится за холмы.

— А я ничего не могу сделать? — тревожно спросил Хейворд.

— Вы? — сказал разведчик, который уже пошел вперед со своими краснокожими друзьями. — Можете. Идите сзади, чтобы не затоптать следы!

Пройдя несколько десятков футов, индейцы остановились и стали рассматривать что-то на земле с большим, чем прежде, вниманием. Отец и сын говорили быстро и громко, глядя тона предмет их общего восхищения, то друг на друга.

— Они нашли след маленькой ноги? — спросил разведчик, торопясь за ними. — Что это? Здесь была устроена засада?.. Нет, клянусь своим ружьем, здесь были лошади, которые переставляют сразу обе ноги с одной стороны!.. Ну, теперь тайна раскрыта, и все ясно, как северная звезда в полночь. Да, здесь они сели на лошадей. Кони были привязаны к этому вот деревцу, а вот там бежит широкая дорога на север, прямо к Канаде.

— Но все же нет никаких следов Алисы, младшей мисс Мунро, — сказал Дункан.

— Если не считать блестящей безделушки, которую Ункас только что поднял с земли… Подай-ка сюда, мальчик, мы рассмотрим ее хорошенько.

Хейворд сейчас же узнал медальон, который любила носить Алиса. Память любящего человека напомнила ему, что он видел его на шее своей любимой в утро роковой резни.

Он схватил дорогую вещицу, прижал ее к сердцу, и в тот же миг она исчезла из глаз изумленного разведчика, напрасно искавшего ее на земле.

— Эх, — проговорил с огорчением Соколиный Глаз, переставая ворошить листья концом ружья, — когда зрение начинает ослабевать, это верный признак старости! Такая блестящая побрякушка — и не видеть ее! Но все же я вижу достаточно хорошо, чтобы свести счеты с мингом. А все-таки мне хотелось бы найти эту вещицу, хотя бы для того, чтобы отнести ее к законной владелице, а это значило бы соединить два конца длинного-длинного следа, потому что в настоящее время нас разделяет широкий залив Святого Лаврентия, а может быть, и Великие Озера.

— Тем более не следует откладывать, нужно идти дальше, — заметил Хейворд. — Идем же!

— Молодая кровь и кровь горячая — это, говорят, почти одно и то же. Ведь мы отправляемся не на охоту за белками, не оленя нам загонять в Хорикэн. Нам придется бродить дни и ночи и идти по пустыне, по которой редко ступает нога человеческая и где не поможет никакое книжное знание. Индеец никогда не отправляется в подобное путешествие, не выкурив предварительно у огня трубки совета, и, хотя я белый, я уважаю этот обычай, потому что он исполнен благоразумия и мудрости. Поэтому мы вернемся на развалины старой крепости и зажжем там огонь, а завтра утром встанем свежими и готовыми к делу, как подобает мужчинам, а не болтливым женщинам или нетерпеливым мальчикам.

По тону разведчика Хейворд убедился в бесполезности пререканий. Мунро снова впал в апатию, из которой, очевидно, его могло вывести только новое сильное потрясение. Пришлось покориться необходимости; молодой человек взял под руку ветерана и пошел вслед за индейцами и разведчиком, которые уже повернули на дорогу к равнине.

Во мраке ночи еще страшнее казалась местность, когда путники вернулись к развалинам крепости Уильям-Генри. Разведчик и его товарищи сейчас же принялись за приготовление к ночлегу. К почерневшей стене приставили несколько балок; Ункас слегка прикрыл их хворостом, и все удовольствовались этим временным убежищем. Молодой индеец, окончив работу, указал на свою грубую хижину, и Хейворд, понявший смысл молчаливого жеста, мягко предложил Мунро войти туда. Оставив осиротевшего старика предаваться горю, Дункан сейчас же вышел на воздух. Он был слишком взволнован, чтобы отдыхать.

Пока Соколиный Глаз и индейцы разжигали костер и ели скромный ужин, состоявший из вяленого медвежьего мяса, молодой человек пошел в ту сторону разрушенной крепости, которая выходила на Хорикэн. Ветер утих, и волны набегали на песчаный берег размереннее и спокойнее. Тучи, словно устав от бешеной скачки, разрывались; более тяжелые собирались черными массами на горизонте; легкие облака еще носились над водой или кружились среди горных вершин, словно стаи птиц, порхающих вокруг своих гнезд. По временам среди движущихся облаков пробивалась красная огненная звезда, озаряя слабым светом мрачное небо. Среди окрестных гор уже воцарился непроницаемый мрак. Равнина лежала словно большой могильный склеп; ни малейший шорох, никакое дуновение не нарушало мертвой тишины.

Дункан несколько минут стоял, погруженный в созерцание. Он с ужасом вспоминал, что происходило здесь в недавнем прошлом. Глаза его переходили от вала, где жители лесов сидели вокруг яркого огня, к мраку, лежавшему в той стороне, где покоились мертвые. Ему вскоре почудилось, что оттуда доносятся какие-то необъяснимые звуки. Молодому человеку стало стыдно своих страхов. Он повернулся к озеру, стараясь остановить свое внимание на отражениях звезд, слабо сверкавших на поверхности воды. Но слишком напряженный слух продолжал ловить слабые звуки. Наконец ему довольно ясно почудился во тьме топот. Охваченный беспокойством, Дункан тихим голосом позвал разведчика. Соколиный Глаз вскинул на плечо ружье и подошел к Хейворду с невозмутимым видом, говорящим о том, насколько он был уверен в безопасности как своей, так и спутников.