Но с меня было довольно случившегося. Мне хватило мудрости понять: пользоваться такими вещами без подготовки, без необходимой защиты — явное безрассудство, которое может принести вред не только мне, но всем окружающим. Эфутур мог быть уверен, больше я этого не сделаю. И всё-таки, вспоминая неописуемый грохот, потрясший всё вокруг, я задумался о том, что бы это могло быть и откуда.

Очевидно, этот удар надёжно защитил нас: мы окончательно убедились, что погони нет, и вскоре, проехав по ступенчатой дороге, ведущей из Ха-Гарка, достигли границы Долины.

Теперь мы ехали между камнями, на которых были высечены оберегающие знаки, которые отчасти были мне известны, и Эфутур, останавливаясь, водил над каждым из камней рукой. Я понял, что он снова замыкает и приводит в готовность защиту Долины. Эфутур подъехал к самому большому камню — Ютаяну; глубоко врезанный знак был инкрустирован зелёным.

— Подойди, приложи сюда ладони, — повернувшись, приказал мне Хранитель Зелёной Долины.

Я почувствовал лёгкое раздражение: он явно подозревал, что я представляю для Долины опасность, и что ради блага её обитателей меня нельзя больше пускать в её пределы. Он хотел испытать меня. Однако я сделал, как он велел — соскользнув с потной спины Шила, подошёл к камню и приложил ладони к магическому знаку. Никакое зло не могло не то что прикоснуться, но даже приблизиться к нему. С замиранием сердца я дотронулся до холодной неровной поверхности камня, ощущая на ней принесённые ветром песчинки. Под моими пальцами в камне произошла неуловимая перемена. Я увидел — или мне это только показалось, — что зелёная инкрустация стала ярче, а сам камень немного нагрелся. Но со мной ничего не случилось, и не последовало никакого предзнаменования. Прижимая ладони к камню, я взглянул на Эфутура.

— Теперь ты убедился, что перед тобой не предатель?

Он в замешательстве смотрел на камень. Потом провёл рукой по глазам, словно стирая пелену, мешавшую смотреть.

— Не знаю, что ты за человек, Кимок, но, похоже, ты не причинишь нам вреда. Я должен был в этом убедиться, — он говорил извиняющимся тоном.

— Это твой долг.

Конечно, так оно и было, хотя недоверие Эфутура задело моё самолюбие. Он не имел права проводить в Долину того, кто мог оказаться связанным с Великой Тьмой. А что Эфутур знал о нас, троице из Эсткарпа, кроме того, что мы делали после появления в Эскоре?

Был уже вечер, когда мы подъехали к домам, оплетённым вьющимися растениями и крытым голубовато-зелёными перьями. По пути к нам присоединились люди Эфутура. Никого из тех, кто сопровождал Динзиля, видно не было, и я почувствовал облегчение.

Спешившись на площадке, где раньше проходил совет, мы увидели нетерпеливо ожидавшую нас толпу. Лица у всех были серьёзные, первой заговорила Дагона:

— Тут было… — она не могла подобрать слов, — что-то невообразимое. Что случилось? Вы не знаете?

— Спросите у Кимока, — коротко ответил Эфутур, и всё внимание обратилось на меня. Кайлан был явно изумлён, Каттея, стоявшая рядом с ним, слегка нахмурилась.

— Не знаю, — сказал я. — Нас чуть не взяли в три круга серые и расти. Я только произнёс слова, которые вычитал в Лормте… Сам не пойму, как это вышло. А потом… потом…

— Последовал ответ, — это сказала Каттея. — Какое недомыслие — совать нос не в своё дело! Ты же не обучен колдовству!

Впервые в жизни я встретил в ней — нет, даже не то недоверие, которым недавно ошеломил меня Кайлан, — а явную неприязнь. Каттея словно закрыла от меня свои мысли, и это было необъяснимо. Может быть, ею двигало убеждение, внушённое колдуньями, будто ни один мужчина не способен овладеть тайным знанием? Но всё равно это было так не похоже на Каттею, что я не мог с этим примириться. Она отдалялась от меня, а я был слишком уязвлён, чтобы просить объяснения, и инстинктивно боялся этого: мы часто цепляемся за неопределённость, опасаясь узнать истину.

Я обратился не к сестре, а к Дагоне:

— Не сомневайтесь, такое больше не повторится. Это была случайность.

Дагона шагнула вперёд, положила руки мне на плечи и снизу заглянула в мои глаза, поскольку я был выше её. Она ответила мне не мысленно, а вслух — несомненно желая, чтобы её услышали все остальные:

— Скрытое в человеке — сила, воля или дар — проявляется, когда приходит необходимость. Ты получил ответ, и это потрясло всех нас: мы думали, Великие давно покинули эту землю. Но теперь благодаря тебе мы знаем, что нам необходимо считаться с ними, а это очень важно знать. Ты оказал нам сегодня огромную услугу.

Её слова разрядили всеобщее напряжение, и Кайлан спросил, каков результат наших переговоров с кроганами. Узнав о неудаче, он помрачнел; Эфутур, в свою очередь, спросил о фасах.

— Они даже не вышли на свет факелов, — ответила Дагона. — Остаётся только гадать: то ли они решили соблюдать нейтралитет, то ли вступили в союз с врагом.

— Есть и другие вести, — сообщил Кайлан. — Дозорные на вершинах дали сигнал: из-за гор подходит ещё один отряд.

— Надо их встретить и провести сюда, — сказал Эфутур.

— Я уверен, приспешники Тьмы сделают всё, чтобы помешать нам собрать войско.

Я направился к одному из местных бассейнов, чудесным образом восстанавливающих силы, чтобы искупаться и переодеться в лёгкие одежды зелёных. По пути я всюду высматривал Динзиля или кого-нибудь из его сопровождения, но так никого и не увидел. Когда я вышел из воды, появился Кайлан и, сев на скамью, стал наблюдать, как я одеваюсь и застёгиваю золотистые пряжки куртки.

— Что-то Динзиля не видно, — не удержавшись, сказал я.

— Он уехал ещё до рассвета, ему многое нужно сделать, чтобы поднять горцев. Так, что же кроганы?

Брат слишком быстро сменил тему, он явно избегал разговора о Динзиле. Я рассказал ему обо всём, что видел у кроганов.

— Как ты думаешь, они для нас большая потеря? — спросил Кайлан.

— Эфутур говорит, что они могут проникать повсюду, где есть вода. Никакого оружия, кроме жезлов, я у них не видел, но и эти жезлы выглядят устрашающе. А кто поручится, что у кроганов нет другого оружия? Эфутур считает, что они всё ещё соблюдают нейтралитет. Он принял их решение без спора.

Надо сказать, это весьма озадачило меня: насколько я мог судить, у Эфутура был слишком сильный характер, чтобы встречать отпор с такой кротостью.

— Он поступил по обычаю, — сказал Кайлан. — После того, как народы, спасаясь бегством, нашли каждый своё прибежище, в отношениях между собой они всегда избегали взаимного принуждения, да вроде бы и просьб. Каждый шёл своей дорогой и не мешал другому.

— Обычаи теперь никого не спасут, — возразил я и осторожно вернулся к своим расспросам. — А в какую сторону поехал Динзиль? Ты же знаешь меня, Кайлан, — разве стал бы я нагонять на тебя тоску, если бы не был уверен: нам троим грозит какая-то опасность.

Он посмотрел мне в глаза, как до этого — Дагона, и мы перешли на мысленный контакт.

— Я надеюсь, ты мне веришь, Кимок?

— Но ведь ты мне — не веришь?

— Верю и буду настороже, когда он вернётся. Но вот что я скажу тебе, брат, — не пытайся настроить против него сестру, этим ты только оттолкнёшь её.

Я стиснул кулаки, и негнущиеся пальцы побелели.

— Так вот, значит, как… — это был не вопрос, а утверждение.

— Она не скрывает своего расположения к нему. Разубеждать её бесполезно — ты восстановишь её не против него, а против себя. Она очень… изменилась.

Кайлан тоже был растерян и сбит с толку, хотя, и не испытал такой боли, как я час назад, когда Каттея закрыла от меня свои мысли.

— Она незамужняя девушка. Мы же знали, что рано или поздно она посмотрит на какого-нибудь мужчину так, как никогда не смотрела на нас. И мы были к этому готовы… Но этот человек — нет! — я словно произнёс клятву, и Кайлан это понял.

Он медленно покачал головой:

— Здесь мы не властны. Все видят в нём достойного человека, и он ей нравится — это и слепой заметит. Твою неприязнь и она, и другие расценят как ревность. Нужно иметь доказательства.