Навстречу несся грузовик, украшенный флагами, сосновыми ветками и до отказа набитый веселой, шумной детворой. Ребятишки пели, размахивали красными флажками и кричали ура.

Шура заблестевшими глазами посмотрел вслед автомобилю и побежал вместе с товарищами к школе — занимать очередь.

Катались на автомобиле, пели песни на площади, слушали речи, а когда все кончилось, Шура, Лёня и еще два мальчика отправились в Сухой Лог. Снег там был глубокий и путешествовать по нему было особенно интересно. Ребята так увлеклись игрой, что не заметили, как наступили сумерки. Заторопились домой: нужно было подготовиться к школьному вечеру.

Дома Шура обнаружил, что, лазая по снегу, он замочил брюки выше колен. Это было неприятно. В мокрых брюках идти на вечер неловко, кроме того, если увидит мать, то она огорчится, станет говорить жалобные слова, а этого больше всего боялся Шура. Он старался как-нибудь привести брюки в порядок, разглаживая их ладонями.

В комнату вошла Лида. Шура выпрямился и воровато спрятал руки за спину, стараясь принять невинный и беспечный вид. Однако, сестру было трудно обмануть.

— Ты что? — спросила она.

Шуре пришлось рассказать о своей беде.

— Как же ты теперь пойдешь на вечер в мокрых брюках?

— Я не знаю, — уныло ответил Шура, но унылость была только хитростью: он знал, что Лида что-нибудь придумает. И Лида придумала. Через полчаса Шура сидел у стола и смотрел, как от его брюк, по которым Лида водила горячим утюгом, идёт пар.

Из-за брюк Шура опоздал на вечер. Когда он вошёл в ярко освещенный огромный зал, набитый школьниками и гостями, торжественное заседание уже началось. За столом, покрытым красной материей, сидели учителя и ребята. Между ними был Лёня. Комсорг Павлуша делал доклад. Шура примостился на заднюю скамейку и стал рассматривать, как украшена сцена. Кто-то сзади притронулся к его плечу. Шура оглянулся. К нему наклонился вожатый и топотом сказал:

— Тебя в президиум выбрали, а ты опоздал. Пойдем, через сцену пройдешь на свое место.

Шура немного удивился, почему это его в президиум выбрали, однако, это ему понравилось и он почувствовал себя значительным человеком.

На сцене сам директор пододвинул ему стул и посадил рядом с собой. Шура искоса взглянул на Лёню и увидел, что Лёня тоже украдкой посматривает на него. Они улыбнулись друг другу. Шура незаметно за спиной Василия Алексеевича протянул руку и дернул Лёню за рукав. Лёня вытянул ногу под столом, поводил ею и, отыскав ногу товарища, придавил ее. Шура невольно разулыбался и тихонько пнул Лёню. Они так увлеклись, что не слышали докладчика.

Вдруг Шура почувствовал, что на него смотрят. Он оглянулся кругом: директор и сотни глаз из зала в самом деле смотрели на Шуру. Многие улыбались. Шура подумал, что они заметили его шалости. Он покраснел и поспешил сделать серьезное лицо. Лёня тоже сидел красный и смущенно улыбался. Вдруг Шура услышал свое имя. Докладчик говорил о нем:

— Шура Радченко и Лёня Вязников показали образцы мужества, стойкости и упорства в достижении цели. Я не сомневаюсь, что среди вас, ребята, немало таких, которые в будущем станут смелыми исследователями, отважными пилотами, талантливыми изобретателями и учеными. В нашей стране молодежь замечательна своими способностями и талантами, и это потому, что её жизнь замечательна, потому, что она имеет возможность беспрепятственно развивать свои дарования. Шура и Лёня не только смелые исследователи, но и хорошие ученики, они за эту четверть по всем предметам имеют отличные отметки. Они не только хорошие ученики, но отличные товарищи, друзья. Мы знаем из рассказов Василия Алексеевича, что они не раз друг для друга рисковали своей жизнью. А дружба, ребята, — это великое дело. Мы умеем ценить и уважать смелость, мужество, настойчивость. Умеем ценить дружбу, глубоко товарищеские отношения людей друг к другу. Бюро райкома комсомола оценило заслуги наших маленьких героев и премирует их часами.

Взволнованно и задорно грянула музыка. Стены, казалось, задрожали от аплодисментов. Встал секретарь райкома. У него в руке блеснули маленькие карманные часики. У Шуры перед глазами все закачалось. Лица улыбались и медленно плыли ему навстречу. В руках у него очутились часики, крышка их была холодноватой, а стрелка бегала, шевелилась и циферблат улыбался. Откуда-то издалека до него донесся Павлушин голос:

— Директор школы премирует Радченко и Вязникова велосипедами.

Опять заиграла музыка, опять рассыпались аплодисменты и Шура увидел, как на сцену, сверкая спицами при свете ламп, выкатились один за другим два велосипеда. Лёня тихонько ахнул. Директор встал. Шура тоже машинально встал. Геннадий Васильевич подвёл к Шуре велосипед и что-то сказал, но нельзя было ничего расслышать: в зале кричали ура, гремела музыка. Директор улыбнулся и передал Шуре велосипед.

«Вот она какая!» — подумал Шура, жадно осматривая красавицу-машину.

— Краевой геолого-разведочный трест премирует Шуру и Лёню поездкой в Артек, — донёсся до слуха Шуры чей-то голос, и опять его оглушили крики, музыка, аплодисменты.

«Если бы сейчас лето было, вот бы хорошо!» — горячо дыша, думал Шура, не сводя глаз с велосипеда.

Внезапно стало тихо, очень тихо. Он поднял голову: весь зал и все, кто был на сцене, смотрели на него и Лёню и ждали чего-то. Шура догадался, что ждут ответного слова. Но слов никаких на языке не было и мыслей в голове — тоже, хотя бы самых пустяковых. Так-таки никаких! Он машинально покачал на ладони часики и посмотрел себе под ноги, но слова не приходили. В первом раду кто-то сказал:

— Растерялись ребятишки.

Шуре стало немножко стыдно: «Как растерялись? Ничего подобного, ничуть!» Он оглянулся, отыскивая глазами Лёню. Лёня смущённо стоял на краю сцены, неловко зажав в кулаке часы, другой рукой придерживая велосипед.

«А у Лени зубы-то уже выросли», — почему-то подумал Шура и сейчас же в голове мелькнула другая мысль. «Пожалуй, наши велосипеды лучше, чем у избача». Вспомнил, что нужно говорить, что его ждут, но слов все-таки не было. Морща лоб, он опять посмотрел под ноги, потом на потолок, обвел глазами стены. «Спасибо товарищу Сталину за счастливое детство!» — прочитал он слова лозунга, висевшего на стене. Этот лозунг он писал сам третьего дня, но только сейчас по-настоящему понял смысл его слов. Шура кашлянул и сказал очень тихо, но слышно было всем: в зале наступила абсолютная тишина.

— Спасибо за счастливое детство. От своего имени и от имени Лёньки… Лёни Вязникова, — поправился он и оглянулся на товарища: — говорю спасибо за всё и Геннадию Васильевичу, и райкому комсомола, и всем. — Он неопределённо кивнул головой. — Всем спасибо и за велосипеды, и за часы, и за Артек, и за всё.

Шура остановился, нс зная, что сказать ещё. Ему казалось, что он не сказал самого главного. Вспомнил, что говорил в прошлом году, когда его премировали за отличную учёбу, поспешно добавил:

— Обещаем во второй четверти учиться на отлично!

И опять показалось, что самое главное не сказано. Но зал закачался от криков, музыки и аплодисментов. Хлопали очень долго.

Шура совсем оправился, он взглянул на директора и дернул Лёню за рубашку.

— Пойдем!

Он покатил свой велосипед за кулисы. Лёня последовал за ним.

— Смотри, какие шины. — сказал Шура и нежно погладил шину ладонью. — Когда же только лето будет! — со страстным нетерпением добавил он.

— Вы что же тут спрятались? Идите в зал, сейчас художественная часть начнётся, — сказал вожатый Коля, подойдя к ребятам. Они покорно пошли и хотели тащить за собой велосипеды, но вожатый, улыбаясь, остановил их:

— Оставьте здесь, никто их не тронет.

Ребята покорились и пошли в зал. На передней скамейке им освободили места. Погасили лампы и занавес медленно раздвинулся. Яркий голубоватый свет залил красивую группу школьников в костюмах разных национальностей.

Василий Алексеевич взмахнул смычком, и хлынула песня: