При самом общем взгляде на искусство и жизненный путь Энрико Карузо можно отчетливо выделить два момента. Первый — это абсолютная бесспорность его артистического облика и художественных достижений. Второй — крайняя «мифологизированность» личности и биографии.

Сперва о том, что сомнений не вызывает.

Здесь все ясно: это был гениальный артист. Выступая на сцене без малого двадцать шесть лет, последние пятнадцать он носил титул «короля теноров», и за десять лет до смерти был признан величайшим певцом своей эпохи, которую, если говорят об оперном исполнительстве, так и называют: «карузовская».

Кто бы и когда бы ни выстраивал «рейтинги» самых выдающихся певцов, в них непременно входит его имя. Так, бас Александр Кипнис назвал Карузо наравне с Маттиа Баттистини и Марселем Журне «подлинным гением среди всех артистов». Дирижер Туллио Серафин включил Карузо вместе с Титта Руффо и Розой Понсель в число «трех вокальных чудес», какие он встречал в своей жизни. Артуро Тосканини, под управлением которого звучали практически все самые великие голоса конца XIX — первой половины XX века, выделил четырех феноменальных певцов: Энрико Карузо, Франческо Таманьо, Луизу Тетраццини и Титта Руффо. Любопытно послушать, что о статусе Карузо и его положении среди всех прочих обладателей высокого мужского голоса говорят сами тенора — возьмем хотя бы знаменитую (увы, поредевшую) троицу:

— Я полагаю, — размышляет Пласидо Доминго, — что в каждом виде искусства есть свои идеалы, представленные какими-либо выдающимися фигурами. Художники, возможно, назовут имена Леонардо да Винчи или Гойи, композиторы — Бетховена или Моцарта, писатель скажет, что его вдохновляет творчество Шекспира, Сервантеса или Толстого. То же относится и к музыкантам. Если вы предложите дирижеру, инструменталисту, балерине или певцу назвать своего кумира, то в ответ услышите два-три имени — каждый назовет какие-то свои, чем-то ему близкие. Однако тенора в этом смысле исключение. У них есть единый бог, бесспорная и грандиозная фигура, признаваемая всеми без исключения. Это, конечно, Энрико Карузо. Тот факт, что один человек столь долгое время считается лучшим тенором, абсолютно уникален… Имя Карузо знакомо всем — даже людям, которые ничего не знают об опере. Но более всего поразительно другое: на признании уникальности статуса Карузо сходятся и оперные фанатики! Нет, вы только представьте себе: где еще можно встретить такое, чтобы два неистовых поклонника оперы хоть в каком-то вопросе пришли к согласию?!.^[1]

С мнением Пласидо Доминго в целом солидарен и Хосе Каррерас. Правда, он объясняет своеобразие положения Карузо среди всех других теноров тем, что тот… и не был тенором!

— У Карузо был очень «темный» голос. Если послушать записи таких баритонов, как Титта Руффо и Этторе Бастианини, то даже их голоса кажутся более «светлыми» и «легкими» по сравнению с карузовским. Я полагаю, Энрико был самым настоящим вокальным феноменом. Его можно было бы назвать «баритоном с верхним теноровым до»…^[2]

Утверждение крайне спорное, однако показательное. Действительно, дистанция между Карузо и всеми прочими тенорами столь велика, что последним впору задаться вопросом: а одного ли они «цеха»? И тенор ли вообще их кумир?..

Однако, несмотря на отдельные сомнения в вокальной природе Энрико, его особый статус остается неколебимым. «Золотой голос», «король теноров» — это по-прежнему «Великий Карузо». Нет сомнений, что такая ситуация сохранится и в последующие годы. Лучано Паваротти объяснял это следующим обстоятельством:

— Сколько лет еще ни пройдет, Карузо навсегда останется современным певцом, так как именно он создал тот стиль тенорового пения, который мы и называем «современным». Его голос, его искусство бессмертны…^[3]

В артистической жизни Карузо практически не существует «белых пятен». Составлена подробная хроника его выступлений, собраны и отреставрированы практически все его записи, проанализированы наиболее значительные оперные работы[4]. Здесь все ясно.

Однако этого вовсе нельзя сказать о личности и «внесценической» жизни Карузо. Реальные события первой половины его жизни едва проступают из-под слоя им же самим созданной «семейной мифологии». Подлинные же факты второй половины настолько искажены мифами «культурными», что, по сути, можно говорить о появлении нового мифического персонажа, имя которого — «Великий Карузо».

Как певец Энрико сравнительно быстро, за десять лет, прошел путь от полной безвестности до всесветной славы. Он родился в бедной семье и ни в детстве, ни в ранней юности не обладал хоть чем-то, что позволило бы предугадать, предречь его невероятное будущее. Да, у него был красивый голос, но в первые три-четыре года его профессиональной карьеры никто даже предположить не мог, что юноша вскоре станет не то что «королем теноров», а хотя бы просто первоклассным солистом. «Феноменальный голос» Карузо, проявившийся якобы еще в детстве или в ранней юности — не более чем миф[5]. Певцов уровня «молодого Карузо» в Италии тогда было великое множество, и Энрико ничем особенным среди них не выделялся. В первые два-три года выступлений на сцене Карузо еще оставался рядовым тенором, к тому же с явной технической проблемой: неустойчивыми верхними нотами. Разумеется, в то время никому в голову не могло прийти собирать хоть какие-нибудь биографические сведения о юноше. Его в детстве даже не сочли нужным сфотографировать — иконография будущего «короля теноров» берет начало с его восемнадцатилетия. Почти все, что до недавнего времени было известно о детстве и юности Карузо, базировалось на его собственных воспоминаниях, записанных в самом конце жизни певца, когда от многочисленных пересказов они приобрели уже отчетливый «мифологический» характер и служили либо развлекательным целям, либо назидательным. Только в конце XX столетия удалось собрать ряд документов и свидетельств, позволивших восстановить более или менее достоверную картину первой половины жизни великого певца.

Как ни парадоксально, но в искажении облика и фактов жизни Карузо повинны не только его неизвестность в ранние годы, но и «сверхизвестность» впоследствии.

Популярность Карузо как человека и артиста не поддается описанию. Никто из оперных исполнителей ни до него, ни после не имел такой славы и не удостаивался подобного рода внимания — даже самые великие примадонны, как, например, Аделина Патти.

В последнее десятилетие жизни Карузо можно было наугад взять первую попавшуюся ежедневную газету любого крупного города Европы или Америки и хотя бы раз встретить там упоминание его имени[6]. В повседневной жизни Энрико постоянно испытывал целый ряд неудобств. Он практически не мог спокойно ходить по улице или посещать общественные места — повсюду его немедленно окружала толпа, не дававшая проходу. Так, Карузо очень любил кинематограф, но при этом вынужден был приходить туда с небольшим опозданием и занимать место в уже темном зале — в противном случае зрители столь бурно его приветствовали, что сеанс мог быть просто сорван. При его появлении в театре в качестве зрителя люди вскакивали с мест, устраивали овации, оркестр играл в его честь туш… Возможно, ни один монарх или президент того времени не удостаивался таких почестей, которыми чествовали Энрико.

Во многом это связано и с тем, что, в отличие от других великих певцов, Карузо был не только крупным явлением в области оперного исполнительства. Его имя и образ со временем стали частью повседневной жизни миллионов его современников. Подавляющее большинство из них ни разу не видело Карузо на сцене. Но каждый день люди того времени могли прочитать о нем анекдот, какую-нибудь, чаще всего выдуманную историю, вникнуть в рецензию или просто посмеяться над очередным его шаржем, опубликованным в газете или книге. В эпоху, когда радио еще не стало фактом повседневной жизни, его голос доносился из граммофонов намного чаще, нежели чей-либо другой. Пластинки Карузо раскупались в масштабах, о которых не могли мечтать даже самые именитые из его коллег (Энрико стал первым в истории исполнителем, тираж записи которого сперва превысил сто тысяч, а позднее — в миллион экземпляров; этот факт был зафиксирован в Книге рекордов Гиннесса, где Карузо фигурирует также и как самый высокооплачиваемый из всех оперных певцов).