Но они еще не до конца испили чашу страданий. Шел лишь первый акт драмы, жертвой ее неизбежно станут трое мучеников. Не имея никакого представления о морали, людоеды неторопливо совершали варварские ритуалы[115], предаваясь невиданному беснованию в ожидании омерзительного пиршества.

Неистовство мамароли передалось части присутствующих. Они выли, извивались, дрыгали ногами, размахивали руками. Некоторые, не в силах более участвовать в дьявольских игрищах, падали в обморок и, как в приступе каталепсии, растягивались на полу. А адский хоровод все кружился и кружился. Были и такие, кто в трансе прыгал по лежащим, разрывал на них одежду, их ногтями царапал себе кожу, кусался и, подобно вампирам[116], прижимался губами к чужим ранам, источавшим кровь.

Жестяные сосуды с жидкостью, пахнущей спиртом, переходили из рук в руки. Мужчины и женщины пили большими глотками. Опьянение еще больше усиливалось с исступлением, охватившим вначале самых слабых. Те, что посильнее, тащили их, ухватив за руку или ногу, укладывали по окружности зала, оставляя свободное место для мамароли, та все кривлялась в объятиях ужа.

Прошу прощения за эти отталкивающие подробности! Хотя в нашу эпоху утонченной культуры они и кажутся невероятными, но существуют. Все, о чем здесь говорится, почерпнуто из самых надежных источников и должно найти место в этом достоверном описании.

Среди опьяненных кровью и алкоголем животных выделялась небольшая группа перепуганных людей, что явно не знали, как себя вести. Они казались чужаками на празднике: не принимали участия в развлечениях и выглядели новичками, ждущими посвящения. То действительно были новообращенные.

Мамароль опустилась наконец в изнеможении перед клеткой. Змей, как хорошо выдрессированное животное, вернулся к себе в жилище, а фурия, подобно марионетке[117] с порванными веревочками, осталась лежать без движения.

Папароль, отбросив тамбурин, знаком подозвал желающих приобщиться к культу. Он нарисовал на полу черный круг, куда приказал им войти, и обратился с краткой речью, сказав, что Воду, внемля мольбам, примет их в число своих избранников. Колдун описал несказанные радости, уготованные им при исполнении ритуальных действий, и объявил, что новообращенные примут в них участие сразу же, как получат символический поцелуй змея. Они станут тогда детьми африканского бога и будут участвовать в пиршествах, во время коих Воду угощает вкусным мясом «безрогого козленка». Наконец он призвал быть верными Богу, слепо подчиняться папаролям, отказаться, если таков будет приказ, от отца, матери, жены и детей.

Все поклялись, что в случае необходимости принесут в жертву божеству самых дорогих людей. На этом чудовищном пункте папароль настаивал особенно, и — уверяю — он выполняется чаще, чем это можно было бы ожидать. В ходе громких судебных процессов было доказано, что дети отдавали Воду родителей, а бессердечные матери приносили в жертву омерзительному божеству своих малолетних детей!

Когда новички дали клятву, папароль дотронулся до каждого палочкой и затянул африканскую песню. Ее подхватили все присутствующие. Новообращенные, корчась от судорог, тут же начали танцевать. Им дали выпить, и вскоре они были так же перевозбуждены, как и остальные.

Папароль, тем не менее, следил за тем, чтобы они не впали в состояние каталепсии. Если он замечал, что кто-то вот-вот начнет кататься по полу, то со всего размаху бил кнутом. Тот взвизгивал и тут же успокаивался.

Когда вдосталь натанцевались, наорались и напились, жрец открыл клетку и свистнул змею. Уж послушно обвил его тело, выставив вперед голову, будто собираясь укусить. Первый из подошедших новичков не колеблясь подставил губы; мерзкое животное лизнуло их черным раздвоенным языком! За ним последовал второй, третий, четвертый. То ли потому, что пятый не понравился ужу, то ли папароль решил показать, что Воду не слепо принимает в свое лоно верующих, но колдун, по-видимому, науськал змея, и тот, широко разинув пасть, вонзил с невероятной быстротой в горло новообращенного острые изогнутые зубы. Хотя они и не ядовиты, но весьма опасны, особенно если змей крупных размеров. Несчастный успел лишь сдавленно вскрикнуть. Лицо и тело у него стали серыми, и он упал — из перекушенной в двух местах сонной артерии полилась пенистая кровь.

Папароль разразился нарочито-демоническим смехом. Наклонился над агонизирующей жертвой, прижался губами к ране и стал с жадностью втягивать в себя кровь. Насытившись, он издал звук, напоминавший кудахтанье. Это вывело мамароль из состояния оцепенения. Старая ведьма, покачиваясь, встала и в свою очередь принялась высасывать кровь несчастного — тот уже почти не двигался.

После старухи черед понаслаждаться наступил для нескольких избранных, они вытянули все до последней капли.

Затем обескровленное тело окружили людоеды. Громко крича, они требовали, чтоб им отдали останки для пиршества…

Папароль, показывая с насмешливой улыбкой то на труп, то на двух застывших от ужаса девушек и ребенка, воскликнул:

— Оставьте! Оставьте этого чернокожего ястреба с жестким мясом. Плоть белых козочек и безрогих козлят значительно приятнее Воду и вкуснее для его избранников.

Слова папароля встретили рычаньем, прыжками, скрежетом зубов.

— Да, да… Ты прав, папароль! Сначала безрогого! Безрогого!

Фрикет и Долорес понимали, что настал страшный час. Они окаменели, но вскочили на ноги, когда папароль схватил ребенка. Маленький Пабло душераздирающе закричал при прикосновении чудовища, что зажало его в своих объятиях. Нервный шок, нейтрализовав действие наркотика, вывел пленниц из оцепенения. Внезапно к ним вернулся дар речи.

— Остановитесь!.. Остановитесь, безумные! — закричала Фрикет в отчаянии. — Вам не удастся убить этого ребенка!

Долорес всячески поносила каннибалов по-испански, переходя от мольбы к угрозам.

— Поосторожнее!.. Нас разыскивают. За нас жестоко отомстят.

Несмотря на одурение в голосах, на суеверия, не все поклонники Воду стали законченными негодяями. Вероятно, горячая мольба пробилась через толстую кожу животных к человеческому сердцу. Возможно, и страх возмездия притупил их отвратительное желание. Многие понимали, что подлежат судебному преследованию и что рано или поздно может настать отмщение.

Но папароль думал иначе. Зная о поддержке негра Сципиона, — тот помог выкрасть девушек и ребенка, но признался в сговоре с хозяином и потому был уверен в безнаказанности, — жрец быстро положил конец робким проявлением жалости и страха, зародившимся в душах сообщников. «Гнев Воду падет на тех, кто поверит речам белых женщин», — заявил он. Этого было достаточно. Девушек и мальчика уже ничто не могло спасти…

Папароль подал знак: веревка заскрипела, вращая шкив, и опустилась над каменным алтарем. Колдун накинул петлю на щиколотки маленького Пабло и схватил нож. Фрикет и Долорес, вне себя от ужаса, попытались освободиться от пут, но только до крови ободрали кожу.

Папароль занес нож над мальчиком. У всех троих пленных вырвался нечеловеческий вопль…

Первый удар. — Браво, Мариус! — Бесполезные мольбы. — Выстрел. — «Вот так-так!.. Это же дорогой капитан Роберто!» — Отправление. — Объяснение. — По следу. — Раненая собака. — Тревога. — Выживет ли она? — Предсмертный стон. — Вперед!

Серьезно раненный Мариус, ослабев от потери крови, едва держался на ногах. Оказавшись лицом к лицу с восемью вооруженными мужчинами, он решил не сдаваться и заставить их дорого заплатить за свою жизнь.

Напрасно Кармен просила пощады! Напрасно бросилась она на колени перед отцом, умоляя его смягчиться. Испанец в ответ лишь разразился злым хохотом, более оскорбительным, чем пощечина. Резко оттолкнув дочь здоровой рукой, он приказал тоном, не терпящим возражений: