В то, что Костя с одного взгляда опознал руоповскую машину, я поверила сразу. Наблюдательность входит в джентльменский набор каждого уважающего себя киллера, а Костя был киллером вдохновенным, и звериный нюх сочетал с орлиным глазом.

— В общем, вошел я туда и козу спрашиваю, мол, дорогая, может, что не так, ты меня извини, только зачем же сразу посторонних вмешивать в наши отношения? Вот тут она в натуральные слезы ударилась. И участковому говорит: простите Бога ради, не могу я вот так человека посадить. Отпустите и его, и меня. То есть не совсем, значит, совесть просрала, вы извините, Мария Сергеевна, но я говорю, как было.

— Ничего, ничего, — махнула я рукой.

— Так вот. Участковый ей говорит: ты, говорит, за дачу ложных показаний расписалась? Расписалась. Так как же? Когда ты правду говорила? Но я вижу, участковому всей этой хе.., ну, в общем, фигни не хочется, не от души он ее пугает. Девка заволновалась еще больше, чуть на колени перед ним не бросилась, говорит, хотите, я вам денег дам, только не надо никакого уголовного дела. И в сумочке баксы перебирает, от меня полученные. А я тихо сижу, даже не угрожаю, жду, чем кончится. Мне когда участковый заяву давал читать, я заметил, что штампа никакого на ней нету. Значит, еще официального хода не дали.

Кончилось тем, что «потерпевшая» написала заявление, что извиняется и никаких претензий к гражданину Бородинскому не имеет.

— Когда она ушла, я участковому говорю — ты порви заяву-то, она же все равно не зарегистрирована, а он смеется. Нет, говорит, мне надо для отчета. Ну, я ему денег дал, мужик-то приличный, он же не виноват, что эта шалава на меня бочку покатила. А сам из участка вышел, думаю, сейчас в лабаз сбегаю, пузырь куплю и с мужиком раздавлю за правду. Думал еще деваху догнать и пару слов ей на ушко шепнуть, так, для науки, без членовредительства. Смотрю — нету ее. И тачки руоповской тоже нету.

— Может, это совпадение?

— Не-ет, — убежденно покачал головой Костя. — Ей некуда было деться, там пустырь. Я вышел через три минуты после нее, она как сквозь землю провалилась. Не-ет, ее менты увезли. И была это конкретная подстава.

— А что за руоповцы? — спросила я.

— В том-то и дело, что не знаю. Номер я сразу через своих людей пробил…

— Ну, и?..

— Вот то-то и оно. Нету такого номера, — грустно сказал Костя.

— Но в принципе же можно установить, кто ездит на этой машине?

— Можно, наверное. Я уже там жалом поводил, у них в каждом отделе по такому «форду», поди узнай, кто девицу обработал.

Пока ничто в рассказе Кости не резало мне слух. Я знала, что некоторые сотрудники милиции имеют запасные номера, для разных целей, но как без помощи ФСБ выяснить, за кем числятся конкретные номера, я, честно говоря, не представляла.

— А девушка? — мне не верилось, что Костя ни о чем не спросил девушку, уж она-то знала, кто ездит на той машине.

— Девушка… — хмыкнул Барракуда. — Я-то сам туда не совался, ребят послал, они должны были ее снять как бы для себя, не привлекая внимания, привезти ко мне, я бы с ней поговорил.

— И что?

— И ничего. Девица после этого приключения на работу не вышла.

Я даже не стала задавать Косте вопрос, выяснил ли он ее домашний адрес. Наверняка и адрес выяснили, и домой съездили, и с подружками поговорили, но девушка, судя по всему, испарилась бесследно. Не думаю, что ее стерли с лица земли по такому ничтожному поводу, но где-то она затаилась.

Костя помолчал. Я ждала продолжения, потом решила спросить:

— И это все? Если все, то ваша проблема не стоит выеденного яйца. Просто больше не снимайте стриптизерок в этом клубе.

Говоря это, я слегка кривила душой. То, о чем рассказал мне Барракуда, действительно было похоже на не очень грамотно организованную подставу. Просто попытка была с негодными средствами, девица в последнюю минуту не смогла взять грех на душу. Наверняка она догадывалась, что из себя представляет ее клиент. Одно дело — за глаза, под диктовку написать ложный донос, и совсем другое дело — увидеть перед собой жертву своего оговора и отчетливо понять одну простую истину. Что Костя — опасный человек, не какой-нибудь толстенький фраер, который пуще бандюков и налоговой боится своей жены. И если он сядет из-за нее, то сексуальное насилие, куда более жестокое, чем описано в ее наивном заявлении, покажется ей тогда недостижимой мечтой по сравнению с ожидающей ее реальностью. А в худшем случае ее просто изуродуют.

Я представила себе эту девушку, холеную райскую птичку, из теплой постели клиента, с сумочкой, набитой деньгами, не по своей воле залетевшую в обшарпанный опорный пункт. Она, скорее всего, когда-то попалась на ерунде, и с тех пор время от времени использовалась операми в каких-нибудь не очень серьезных играх. Не очень серьезных — потому, что она слишком легко сдалась в опорном пункте, более опытная и дельная агентесса повела бы себя иначе. Я допускаю даже, что если ее кураторы были продажными ментами, они могли использовать ее для шантажа богатеньких любителей стриптиза. Думаю, что и Костя все это просчитал про нее.

Но мои произнесенные вслух слова его не обманули, он моментально словил мою реакцию и усмехнулся:

— Вы так не думаете. И это еще не все.

Зазвонил телефон. Я потянулась к аппарату, но Костя неожиданно прижал своей рукой мою руку.

— Не берите трубку, давайте договорим.

— Костя, что вы себе позволяете? — тихо сказала я.

Пока мы препирались, телефон смолк.

— Извините, — сказал Костя. — Не хочется, чтоб мешали.

— Тогда рассказывайте дальше.

Он снял свою теплую ладонь с моей руки и дотронулся пальцем до сапфира.

— Голубой бриллиант?

— Нет, — покачала я головой. — Сапфир, причем не природный, а лабораторный.

— Почему лабораторный? — удивился он, наклонившись к моему перстеньку.

— Потому что природный дорого стоит.

— Так вы говорите всем, что это голубой алмаз, — посоветовал Костя.

Теперь удивилась я.

— Зачем это?

— Ну, алмаз же круче!

Я не чувствовала необходимости врать про сапфир, что это голубой бриллиант, о чем и сказала Косте. Он пожал плечами. В этом вопросе мы решительно не понимали друг друга.

— Я слушаю, — напомнила я ему. И он стал рассказывать.

— А дальше — надо было мне подъехать к ресторану, «Смарагд», знаете — на набережной? На пару слов с одним человеком. Подъезжаю, выхожу из машины и иду за угол, там меня уже ждут. И краем глаза смотрю за своей машиной. И вижу, что — раз-два — подскакивает ментовская машина…

— Оперативная?

— Патрульная. Из нее выходят двое в штатском («значит, не постовые, а опера», — про себя отметила я), один подваливает к водителю моему, Ренату, и говорит: «Ну что, Костя, вот и познакомились». А второй в это время открывает пассажирскую дверь…

— Извините, Костя, а что, вы двери в машине не блокируете?

— Если менты подъехали? Нет. Я так один раз заблокировал, так мне тачку разворотили. Нет, когда менты подъезжают, я пацанам всегда говорю: полное содействие властям, все открыть и показать и все время кланяться.

— Извините, я вас перебила, продолжайте.

— Ну вот, и я вижу, как второй кладет в машину пакет, стопудово — с анашой, и пистолет.

— Вы и пистолет разглядели? — усомнилась я.

— Я ж говорю, я в пяти метрах стоял. Все видел и слышал. Отвечаю, был пакет с анашой и «пушка», да и ребята мне потом это сказали. Слышу, менты говорят — ну что, Костя, будем понятых вызывать?

— Вы не подошли?

— Я что, идиот? Стою, слушаю, что дальше будет. Второй лезет в «бардачок», а там документы мои лежат — права и паспорт. Он их вытащил, посмотрел, фотографию увидел и срубил, что за рулем — не я. Тут он машину всю обсмотрел, засек, что меня там нет, шепнул что-то напарнику и они подхватились и отвалили.

— А наркотики и пистолет?

— Забрали.

— Костя, я столько раз слышала, как милиция наркотики подбрасывает, что мне трудно в это поверить. Да еще и пистолет…