На освобожденное Болелыциковым место плюхнулся доктор Задов и с наслаждением вытянул длинные худые ноги. Но, как деятельная натура, долго сидеть молча он не смог.

- Где участковый? - стал громко спрашивать он, одновременно разворачивая брошенную Болелыциковым газетку.

Появились два опера из убойного и начальник территориального отделения милиции, немногословный подполковник Бурачков. Он, в отличие от большинства лиц начальствующего состава, на местах происшествий не распекал во всеуслышание своих подчиненных и не суетился, зато на любой вопрос дежурного следователя мог, открыв свою папочку, обстоятельно ответить.

- Участковый дворничиху опрашивает, а что, надо что-нибудь? - спросил он.

- Надо, - заявил Лева. - Что за человек-то был покойный, чем занимался?

Бурачков с сомнением оглядел ступеньки, но придраться было не к чему, и он присел рядом с Задовым. Леву он знал и его любопытству не удивлялся. В принципе, и вопрос-то был по существу. Я не стала задавать его только потому, что понимала - нашему району дело такой общественной значимости не расследовать, завтра сдам материалы осмотра в городскую прокуратуру, и привет: леди с дилижанса, пони легче.

Бурачков раскрыл свою папочку и стал рассказывать, что дом вообще очень спокойный, квартиры только отдельные и только приватизированные, некоторые жильцы занимают по целому этажу.

- Первое происшествие в этой парадной в мою бытность, - с некоторым даже удивлением сказал он. - А фамилию Бисягина я сегодня только в первый раз услышал. Какой-то тихий был депутат, на экране не мелькал, фамилия не на слуху. По политической принадлежности - умеренный, демократ.

- Кому же он на хвост наступил? - задумался Лева.

- Черт его знает, генерал Голицын с Думой уже связывался, там сказали, что Бисягин был одним из авторов законопроекта об оказании населению банно-прачечных услуг, законопроект был подготовлен два года назад, до сих пор не рассмотрен, но Бисягин никакого беспокойства по этому поводу не проявлял и вообще не нарушал регламента. Исправно ездил в Москву на заседания Думы, а здесь у него офис, где он граждан принимал. Может, конечно, все это и не так, да разве нам правду скажут?

Болельщиков привел измаявшихся понятых. Пока те подписывали каждую страницу протокола с двух сторон, Задов углубился в чтение Жениной газеты. Бурачков с папочкой сидел рядом с ним, я попросила его подождать, имея в виду поход на чердак трехэтажного дома.

- О! Император Тит организовал водные бои гладиаторов, - громко стал читать Лева, - и приказал обучить плавать быков и лошадей. Интересно, как можно научить плавать быков и лошадей?

- Ты, Лева, не понял, что ли? - рассудительно сказал подполковник Бурачков. - Тит велел. Велит завтра министр, чтобы участковые летали, будут летать.

- Жень, - спросила я Болелыцикова, - у тебя переноска есть? Освещение дотянем до чердака?

- До какого чердака? - испуганно вскинулся Болельщиков. - Осмотр закончен. Пора на базу. Лева, слышишь? Она еще на какой-то чердак прется!

- Одно слово, выродок, - откликнулся Задов. - Какой еще чердак?

- Да мы недолго, ребята, только глянем одним глазком. Может, там пульт управления взрывным устройством валяется и визитная карточка исполнителя. Всем операм по медали, Задову резиновые перчатки на меху, а Женьку пожизненно возят на происшествия в трейлере.

- Я не собираюсь пожизненно ездить на происшествия! - возмутился Болельщиков.

- А я бы не отказался от резиновых перчаток на меху, а то зима на носу, а на морозе так холодно осматривать, - мечтательно вздохнул Задов. - А тебе что?

- А мне выговор, как обычно.

- За что?

- Найдут за что. Между прочим, не понимаю ваших претензий: вы оба, насколько я знаю, в двадцать один не меняетесь, до утра дежурите. Вы бы лучше меня пожалели, мой рабочий день кончился несколько часов назад.

- Ас кем твой ребенок? - посыпал мне соли на рану Левка.

- С сожителем, - вздохнула я.

- Ой, Машка, не называй его сожителем. Знаешь, как это мужикам уши режет!

- Ну хорошо, а как его называть?

- Спутник жизни, гражданский муж.

- А можно: лицо, с которым я нахожусь в фактических брачных отношениях?

- Можно.

- Ну, спасибо, отец родной. Так вот, сожитель - это то же самое, только на восемь слов короче. Ладно, если тебе от этого легче, я, так и быть, буду употреблять эвфемизм "любовник и друг". Где постовой, который будет ошметки труповозам сдавать?

Как из-под земли вырос постовой и взял у меня копию протокола осмотра и прочие бумажки для морга.

- А Голицын где?

- Поехал в главк, в Москву докладывать. Возвращаться вроде не собирался.

- Крошки мои, за мной!

Я решительно направилась к выходу из парадной, игнорируя сопение дуэтом у меня за спиной.

Мы втроем, а за нами начальник отделения Бурачков перешли дорогу и остановились перед трехэтажным особнячком. Дверь парадной была заперта на какой-то замок с секретом, даже не кодовый. Темень вокруг уже была непроглядная; Болельщиков бубнил, не переставая; в ответ на робкие намеки Задова о том, что хорошо бы подсветить чуток, он злобно рявкнул, что Задов небось на свои кровные лучше пива себе купит, чем ему батарейки, а вот он, Болельщиков, вместо личного пива батарейки покупает; а когда Задов упомянул переноску, тот разъярился еще больше и завопил:

- Переноску подключить куда-то надо, а куда я ее сейчас включу? Тебе в...

- Ну ладно вам, все равно в парадную не попасть. Борис Владимирович, выручайте, - обратилась я к Бурачкову.

- Схожу домой к мастеру РЭУ, - кивнул Бурачков. - У нее-то ключи должны быть, хотя бы на случай пожара, тьфу-тьфу. Подождете?

- А куда мы денемся?

Я как-то отстраненно, даже без досады подумала, что на таких происшествиях жизнь клубится и кипит только первое время, потом все куда-то испаряются, остается жалкая кучка людей, ниже которых только дворник, - в данном случае к ним я причислила себя да бедолаг-экспертов, - и которые пусть как хотят, так и выпутываются. Пусть околачиваются в темноте, голодные и холодные, лбом стучат в запертые двери, а в это время где-то в теплых кабинетах телетайпы вовсю трещат и телефонные трубки раскалены от заверений милицейско-прокурорских боссов об их готовности расшибиться в лепешку для раскрытия страшных преступлений и лично лечь костьми на поле брани...