Разговор с прокурорским работником был коротким. Он представился следователем прокуратуры, предъявил Костенко уже написанный протокол задержания его на трое суток по подозрению в совершении изнасилования и с надеждой спросил: "Без адвоката показаний давать не будете?" - "Конечно, нет, - завопил обрадованный Костенко, насколько он мог испытывать радость в его положении. Прошу предоставить адвоката!" - "Хорошо, - равнодушно ответил прокурорский работник, - утром я приду к вам с адвокатом, - и, сняв трубку местной связи, проговорил: - Забирайте, я его в ИВС оформил". Дождавшись, когда в кабинет войдут двое молчаливых мужчин, сопровождавших Костенко в милицию, следователь собрал свои бумаги и вышел.

- Надеюсь, вы понимаете, что я переживал в тот момент? Я был близок к самоубийству, - сказал мне Костенко, опять начиная трястись.

А дальше начиналось самое интересное. В дверь кабинета постучали, и один из молчаливых стражей вышел, а через некоторое время вышел и второй. Зато вместо них в кабинет зашла Таня Петровская. "Привет, Володька, - сказала она как ни в чем не бывало. - Я тут мимо проходила, услышала, что у тебя проблемы..." - "А ты кого-нибудь тут знаешь?" - поинтересовался Костенко, еле шевеля пересохшими губами и уже предвидя ответ. Танечка мило улыбнулась: "А что, нужно походатайствовать за тебя?" - "Нужно", - кивнул он, вложив в это коротенькое слово всю душу и машинально отметив, что она даже не спросила, за что его сюда привезли. Она некоторое время молчала, разглядывая Костенко, и, как сказал он мне, - похоже, оценивала степень его испуга. Видимо, удовлетворившись этой степенью, Таня проговорила: "Ладно, я за тебя попрошу, хотя мне это дорого будет стоить. Но уж и ты мне не отказывай, когда я тебя попрошу, хорошо?" Он опять кивнул, и Таня вышла из кабинета, а его стражи заняли свои места рядом с ним. Через некоторое время снова произошла смена караула, - мужики вышли, Татьяна зашла, села, закурила и сказала: "Ты знаешь, доказательств на тебя - море, эта девушка вся избитая, она обращалась к доктору, у нее мазочки взяли, там наверняка твоя сперма, и одежда у нее порвана. Чтобы тебя отмазать, это будет очень дорого стоить". Она затянулась и выжидательно посмотрела на Костенко. "Я на все согласен", - торопливо подтвердил он. "Умница", - похвалила его Таня. Она поднялась и вышла из кабинета, а вернувшиеся тут же молчаливые стражи, ни слова не говоря, отвели его по лестнице вниз и выпустили на улицу, где у входа в управление стоял и курил их командир.

"До свиданья", - вежливо попрощался он. Совершенно подавленный и разбитый, Костенко пошел прочь от милиции, все еще не веря в относительно счастливое избавление; то. что у него попросят за это избавление, казалось ему таким далеким, а изолятор временного содержания - вот он, за спиной.

"Эй, - раздалось за спиной, и Костенко, вздрогнув, остановился. - А паспорт тебе завтра принесут".

Излишне говорить, что паспорт на следующий день ему принесла на работу Таня и что он без звука оформил договор страхования, по которому спустя два месяца фирма выплатила двести тысяч долларов семье погибшего. С тех пор прошел год, и больше у него ничего не просили, но каждое утро, просыпаясь, он трясется от страха и ждет, что к нему снова придут за таким же договором или потащат опять в камеру... Или что эта афера вскроется, и тогда лучше не думать о последствиях.

Распереживавшись вконец, он махнул рукой на стеснительность и даже поведал мне, что отношения с женщинами для него теперь закрытая тема.

- Вы представляете, что они со мной сделали?! - горько спрашивал он. - Я импотент в двадцать семь лет.

"Да у тебя и до этого было что-то не в порядке, так что не удивительно", подумала я, но вслух этого не сказала.

-Моя карьера под угрозой, - продолжал он. - Если кому-нибудь станет об этом известно, мне лучше самому уволиться и уехать в другой город. Я сам не знаю, зачем я вам все это рассказал, теперь мне прямая дорога в тюрьму.

- Не знаю, утешит вас, или нет, сознание того, что у вас есть товарищи по несчастью. Один из них отдал десять тысяч долларов без гарантий, что это не повторится,-сказала я Костенко. - Дело на него так и лежит в районной прокуратуре и в любой момент может быть реанимировано. Скажите мне, как выглядел следователь, оформивший на вас протокол задержания?

- Вы знаете, я его не запомнил и, встреть сейчас на улице, не узнал бы. Единственное, что мне бросилось в глаза, - это то, что форма на нем была с прокурорскими погонами, но не синяя, как обычно, а серая. Так бывает?

- Бывает, - кивнула я.

Нам однажды выдали не синий материал на форму, а серый. Все из него себе нашили цивильных платьев и костюмов, и только Игорь Денщиков сделал форменную "двойку", поскольку именно в тот год аттестовался и страстно желал носить форму. Больше ни у кого в прокуратуре серой формы не было.

- А человека с удостоверением, который вел с вами переговоры, вы узнаете?

- Вряд ли, - подумав, ответил Костенко. - Времени много прошло, да и вообще я их всех помню как в тумане, так я был напуган.

- Боюсь, что вас элементарно развели. Ни в милиции, ни в прокуратуре никакого дела на вас не было, роль следователя играл знакомый тех людей, что приезжали за вами. А китель ему одолжили. Владимир Дмитриевич, у меня остался еще один вопрос, самый неприятный...

- На кого был договор? - поднял на меня Костенко совершенно затравленные глаза. - Я не могу вам этого сказать. Я знал, что вы это спросите, но если я отвечу, я могу тут же увольняться. В лучшем случае.

- Но вы ведь понимаете, что это элементарно устанавливается: я посмотрю те договоры, которые были заключены в сентябре прошлого года, и рано или поздно найду договор, по которому выплачено двести тысяч в связи со смертью застрахованного. Только будет ли довольно ваше руководство, если я приду к вам в фирму шмон устраивать, да еще и на вас сошлюсь?

- Во-первых, такой договор не один, их несколько, - с трудом проговорил Костенко. - А во-вторых, лучше позже, чем раньше. А в третьих... В третьих, в соответствии со статьей пятьдесят первой Конституции Российской Федерации, вы не вправе меня заставить свидетельствовать против себя.