— Ты сумасшедшая, знаешь об этом? — смог наконец произнести Майк.

— О, а ты такой разумный?! — усмехнулась Шана.

Застонав последний раз от удовольствия, Шана высвободилась из объятий Майка, села рядом с ним на узкую, круглую скамеечку и подняла свое мокрое лицо к ночному небу. Она не занималась таким сексом со времени… Шана напрягла память… со времени мистера Юниверса. У красавца финна не было ни грамма мозгов, зато он отличался выносливостью быка. Шана бросила на Майка похотливый взгляд. Она готова поклясться, что Чендлер хорош во всем. Если, конечно, правильно побуждать его. Шана почувствовала желание проверить Майка еще раз, но он уже вылезал из ванны.

— Уходишь так быстро?

— Я проголодался, — ответил Майк, взяв два махровых голубых полотенца с деревянной скамейки и повязав одно из них вокруг бедер. — Как ты смотришь на то, чтобы поискать в холодильнике легкую полуночную закуску? — Он развернул второе полотенце и протянул его Шане.

Пользуясь ситуацией, Шана медленно вылезла из ванны, предоставив Майку возможность полюбоваться ее прелестями. Она подождала, пока Чендлер сам повяжет полотенце вокруг ее тела.

— А Лестер не будет возражать против женщины на его кухне?

— Понятия не имею, — пожал плечами Майк. — Узнаем, когда он проснется.

Только на следующее утро, после бодрящего утреннего купания Шана узнала волнующие подробности переговоров Майка предыдущим вечером. Они сидели рядышком на пляже в белых махровых халатах, которые Майк всегда держал под рукой для своих гостей. Пляж был еще пустынным, а океан — спокойным, мерцающим в лучах восходящего из-за гор Святой Моники солнца.

— А ты не переоцениваешь себя? — спросила Шана, когда Майк рассказал ей о сделке по покупке склада. — Реконструкция, которую ты планируешь, и оборудование, которое тебе еще предстоит купить, стоят огромных денег.

— Понимаю.

— Потянешь такие большие расходы?

— Ты говоришь совсем как моя сестра, — ответил Майк, посмотрев на Шану и улыбнувшись.

— Потому что я беспокоюсь. — Она уставилась на белые барашки лазурных волн. — Я думала… Мне хотелось бы помочь тебе с компанией «Центурион». Дедушка оставил мне огромные деньги. Я знаю, как он к тебе относился. Уверена, он бы согласился с…

— Я не возьму у тебя денег, Шана.

— Это только в долг, — настаивала она. — Ты вернешь мне все, когда дела компании пойдут хорошо. — Шана обдумывала эту мысль несколько дней. Она хотела помочь Майку, но боялась, что он откажется.

— Мило с твоей стороны, что предложила помощь, — нежно сказал Майк, надеясь, что не обидит отказом Шану. — Однако создать «Центурион» я хотел бы совершенно самостоятельно.

— Но ты же не возражаешь против банковского кредита?

— Это совсем другое дело. Вопрос закрыт, Шана, — перебил ее Майк, когда она постаралась возразить что-то еще. Он вскочил на ноги и протянул ей руку. — Как ты относишься к тому, чтобы пойти посмотреть на мое новое здание? Возможно, я бы прислушался и к твоему совету, какую гамму цветов лучше использовать для такого названия, как «Центурион».

Шана поднялась. Ей бы очень хотелось, чтобы Майк принял ее предложение насчет кредита. Деньги бы привязали его к ней не только как должника. Это стало бы своего рода гарантией, что их отношения будут длиться очень-очень долго.

А может, ей и не нужно требовать гарантии, думала она, изучая мужественный профиль Майка, когда они поднимались по ступенькам к дому. Возможно, Чендлер испытывает к ней те же безумные чувства, что и она к нему, но просто не показывает вида.

На следующее утро, в понедельник, в девять утра Шана вернулась в свой пентхаус и собиралась на работу, когда ее служанка Фиби постучала в дверь ванной и сообщила, что пришел Адриан Хантер.

— Попроси его подождать, — крикнула Шана из душа.

— Боюсь, он не станет ждать, мисс Хантер, — дрожащим голосом сказала Фиби. — Он очень сердитый.

Раздраженно вздохнув, Шана вышла из душа, быстро вытерлась и накинула розовый махровый халат. Она даже не успела дойти до туалетного столика, когда ее отец влетел в комнату.

— Как, черт возьми, ты себя ведешь? — проревел он, размахивая газетой, как горящим факелом.

Шане не нужно было смотреть на газету, она и так знала, что взбесило отца: фотография на первой странице, где они с Майком запечатлены выходящими из ресторана.

— Так ты приветствуешь свою дочь после двухнедельной разлуки?

— Не пытайся сменить тему разговора. Я жду объяснений, и сейчас же.

— Объяснений чего? — спросила Шана. Она взяла расческу с серебряной ручкой и стала расчесывать волосы.

— Я прочитал правду? Ты встречаешься с Майком Чендлером?

— Мы с ним пару раз ужинали. Едва ли это можно назвать словом «встречаешься».

— Тогда как ты это назовешь?

— Дружбой, — произнесла Шана. Она наклонила голову вперед, еще несколько раз провела расческой по волосам, затем откинула голову назад и посмотрела, как волосы мягко легли вокруг ее лица.

— Ты заводишь дружбу с этим человеком? Ты же знаешь, как я к нему отношусь!

— Я живу, не оглядываясь на тебя, папа, и никогда не оглядывалась, — сказала Шана, повернувшись на своем стуле, обитом леопардовой шкурой.

Адриан помолчал, сверля Шану своим грозным взглядом. Но она даже не дрогнула. Он вздохнул и бросил газету на кресло.

— Ты совершаешь чудовищную ошибку, Шана. Чендлер просто пользуется удобной возможностью. Ему нужны только твои деньги.

— Ну, спасибо, папа, — сказала Шана. Конечно, ему не за что ею гордиться и оставаться довольным ее поведением.

— Прости меня, малышка. Мне не следовало говорить это. Но, черт возьми, я знаю этого мужика. Я видел, в какую паутину он затянул твоего дедушку, и боюсь, что с тобой он поступит так же.

— Нет. Но мне приятно, что ты переживаешь за меня, папа. — Адриан никогда не одобрял образ жизни дочери и всегда сожалел об отсутствии у нее разборчивости в связях с мужчинами. Тем не менее он всегда оставался ее союзником. Было бы серьезной ошибкой сделать из него сейчас своего врага. Адриан еще может понадобиться Шане.

— Ты влюбилась в него, так ведь? — спросил Хантер, заранее зная ответ.

Шана подошла к отцу, такая милая, улыбающаяся, и обняла его за шею. Зачем обманывать его? Если все пойдет так, как она планирует, скоро Майк попросит ее руки. Нужно заранее подготовить к этому отца.

— Да, папа, — промурлыкала Шана. — Я влюбилась в него. Но обещаю, я не приведу его к нам домой на воскресный обед, не предупредив тебя заранее.

На улице стояла жара, но внутри дома Стефани Фаррел в Беверли-Хиллз все признаки подготовки к Рождеству 1992 года стали приятным контрастом весенней погоде снаружи. Играл компакт-диск, звуки красивого голоса певицы, исполняющей песню «Белое Рождество», разносились по дому из скрытых колонок, а в воздухе стоял запах аппетитного рождественского гуся, приготовленного Анной.

Стефани в изумрудно-зеленых брюках и черной шелковой блузке сидела в гостиной. На ее коленях лежал фотоальбом, который она не открывала годами. В нем было много фотографий ее и Гранта, когда они только переехали в Калифорнию. «Какими счастливыми и влюбленными мы выглядели тогда, — думала Стефани, скользя пальцами по фотографии Гранта в Санта-Монике. — Прекрасная маленькая семья».

Стефани резко захлопнула альбом. Что же происходит с их семьей сейчас? Зачем она открыла этот альбом, зная заранее, что это не улучшит ее состояния? Чтобы хоть как-то поднять свое отвратительное настроение, она взглянула на высокую голубую ель, которую они с Сарой украшали вчера вечером. Стефани почувствовала, как настроение немного улучшается. Сейчас не важно, что ее брак стал ненадежным. Она должна сделать все, чтобы Рождество прошло весело. Сара это заслужила. Да и сама Стефани, черт возьми, тоже.

Прошло уже десять лет с тех пор, как они перехали в Калифорнию. Предсказания Гранта сбылись: их жизнь стала блестящей, как и положено «звездам» их уровня. Тогда Рафферти мог написать сценарий за месяц и поэтому стал одним из самых плодовитых и пользующихся спросом сценаристов в Голливуде. На каминной полке стояли пять «Золотых Оскаров», подтверждающих его успех. Взлет славы Стефани, хотя и более медленный, был не менее ярким. Телефильм «Исчезающий акт» стал первым в целом ряду успехов. Но четыре года назад их прекрасный мир рухнул. Грант, вконец измученный изнурительным графиком, от которого он не хотел отказываться, начал испытывать опустошенность как писатель. К концу 1988 года он начал сильно пить и в своих несчастиях винил всех, в том числе и Стефани. Грант ревностно реагировал на ее успехи.