Шед почувствовал, как исходящая от старика мощь неодолимо тянет его следом. Похожий на сладкую вату барьер их взаимного притяжения толкал его в спину. Тем временем мистер Листьев неуклонно приближался к Аманде Старкуэзер. Упершись каблуками в трещины брусчатой мостовой, Шед напрягся изо всех сил, понимая, что не может допустить, чтобы старик прикоснулся к миссис Старкуэзер.

Увы, тщетно. Мистер Листьев медленно, но верно тащил его за собой.

Шед оглянулся в надежде увидеть кого-нибудь, кто мог бы оказать ему помощь. Неожиданно его взгляд упал на уличный фонарь. Он сделал отчаянный рывок назад и крепко ухватился за чугунный столб. Уф-ф, пальцы сжались вокруг холодной поверхности. Шед буквально впился ими в столб.

В свою очередь, мистер Листьев напряг все свои силы. Шед испугался, что его вот-вот разорвет на части и он лишится рук. Где же раньше лопнут связки и суставы — в плечах или локтях?

С лужайки донесся стук захлопнувшейся двери. Нечеловеческое напряжение тотчас исчезло.

Шед замер на месте, чувствуя, как все его тело сотрясает дрожь. Мистер Листьев как-то тоскливо посмотрел на опустевшее крыльцо, однако предпринимать новых попыток не стал.

Потирая натруженную руку, Шед решил взглянуть на случившееся глазами ученого.

Ему будет что рассказать профессору Шримшандеру.

Светящиеся галактики вращались в космическом пространстве, излучая красный, голубой, желтый и белый свет. Газообразные туманности расширялись, будто гигантские осьминоги, поглощая в ходе тысячелетий многочисленные цивилизации. Черные дыры заглатывали космических странников, растягивая их до бесконечности.

Профессор Шримшандер с видом недовольного небожителя выключил монитор. Шед встряхнул головой — темный экран моментально вывел его из оцепенения.

— Идиоты из НАСА, — пожаловался профессор, — не способны заметить ничего действительно интересного. Боюсь, скоро я буду вынужден взять это дело в свои руки.

— Вы хотите сказать, — спросил Шед, — что собираетесь сами управлять телескопом Хаббла вместо того, чтобы лишь пользоваться его телеметрией?

— Не исключено, что дойдет и до этого, — скромно согласился Шримшандер.

Профессор встал с кресла. Его рост превышал шесть футов, а сам он отличался необычайной сутулостью, в результате чего голова была ниже ей положенного дюймов на шесть и торчала вперед, создавая впечатление, будто профессор настроен крайне агрессивно, хотя в действительности он неизменно отличался добродушием. Его огромный нос рассекал воздух, словно некий зонд с дистанционным управлением. Густые брови то и дело взлетели вверх, угрожая навсегда покинуть лоб своего хозяина. Дома Шримшандер носил застиранный лабораторный халат, надетый на гарнитур красного нижнего белья с начесом.

В начальной школе имени Эбиала Триппа Шримшандер преподавал естественные науки в самом широком диапазоне и стремился разбудить в учениках тягу к знаниям.

— Итак, мой мальчик, — произнес Шримшандер, приблизившись к мистеру Листьеву, что смирно сидел на упаковочном ящике, маркированном фразой: «ОСТОРОЖНО. ХРУПКИЙ ПРЕДМЕТ. ЛЮБЫМ КОНЦОМ ВВЕРХ», — у тебя возникла проблема. Посмотрим, какой вывод можно из всего этого извлечь.

Шримшандер взялся за два проводка, торчавших из измерительного прибора, и поднес их к вискам мистера Листьева. Тот не оказал ни малейшего сопротивления. Шримшандер принялся наблюдать, как поведут себя стрелки. Те резко скакнули влево и несколько раз крутнулись возле нулевой отметки. Корпус прибора окутался дымом.

Шед недоуменно посмотрел на профессора. Что все это значит?

Шримшандер задумчиво почесал голову и провел еще несколько измерений. Только после этого он смог наконец выразить свое мнение о проделанных опытах.

— Это существо, мой мальчик, — стопроцентный образчик чистой энтропии.

Шед внимательно посмотрел на мистера Листьева, одетого в неряшливый свитер и мятые, потерявшие былую форму брюки. Он, конечно же, знал об энтропии все. Профессор в свое время заставил учеников его класса прочитать «Плач по лоту № 49». Все получили огромное удовольствие от этого шедевра и теперь прилежно занимались изучением другой книжки — «Радуга гравитации». Но разве мог столь мощный принцип быть воплощен в такой жалкой личности с бездонными черными глазами?

Шеду вспомнилось, как мистер Листьев обходился с пищей и мебелью, и подумал, что Шримшандер, пожалуй, прав.

— Последние несколько недель, — продолжил Шримшандер, — я ждал некоего энергетического возмущения. Мой локализатор энтропии… — профессор любовно погладил бок какого-то устройства, напоминавшего гибрид фена и электрической зубной щетки, — совсем недавно зарегистрировал огромные флуктуации транссубстанциального эфирного вакуума. Мне удалось сузить его фокус до Канавы — ты, конечно, знаешь это место близ Нижней авеню. Точным фокусом, очевидно, стала странная ива. Когда ты освободил это существо от дерева, то кристаллизовал накопившийся хаос, который стремился проникнуть в нашу вселенную. Вынужден с сожалением сообщить тебе, что, будучи катализатором, ты вступил с ним в связь, и вы с ним как бы превратились в единое целое. Остается радоваться, что он контролирует свою энтропическую энергию и воздействует лишь на то, что считает достойным уничтожения.

Вместо того чтобы успокоить Шеда, объяснение еще больше его расстроило. Как же ему отделаться от этого существа? Неужели до конца дней своих надо будет мириться с его постоянным присутствием? Шед представил себе, как постареет и они с мистером Листьевым неразлучными близнецами будут вместе ковылять по белому свету.

— Что же мне делать? — взвыл Шед — Он надоел мне! — Внезапно его озарило вдохновение. — Миссис Старкуэзер… похоже, что его почему-то тянуло к ней. Надо свести их вместе.

Шея вскочил, как будто собрался сию же минуту бежать. Профессор Шримшандер положил ему руку на плечо.

— Им никогда не сойтись, Шед. Мне ясно, почему Листьева так тянет к ней. Противоположности притягиваются. Она олицетворяет порядок, дисциплину, негэнтропию. Если они когда-нибудь сойдутся лицом к лицу… последствия могут быть самыми непредсказуемыми.

Шед расслабил напрягшиеся мышцы. Значит… он обречен. Нормальной жизни ему не видать как собственных ушей.

Он пожалел, что не родился в каком-нибудь другом месте, более прозаическом и более нормальном.

В Бейруте, например. В Ираке или Иране.

На худой конец, даже в Бостоне.

Его мать не слишком сожалела о разбитой вазе. Или о шезлонге, полученном в подарок от бабушки Шеда. Во всяком случае, она заверила сына, что не сожалеет. Да и о дыре в стене, разделяющей комнаты Шеда и мистера Листьева, — ведь, как сказал Сэм, штукатурка стоит совсем недорого.

Шед не сообщил родителям об умозаключениях профессора Шримшандера относительно мистера Листьева. Было заметно, что их терпение стало понемногу истончаться, хотя они не решались журить сына за чувство сострадания к обездоленным. Судя по всему, родители подозревали, что дело гораздо серьезнее, чем может показаться с первого взгляда. В общем, они начали уставать от присутствия в их доме мистера Листьева.

Шед прекрасно понимал это. А каково, черт побери, ему, их сыну? Они-то по крайней мере не обязаны таскать за собой, словно пудовую гирю, косматого бомжа!

Недели шли своим чередом. Наступил канун Дня благодарения. Шеду казалось, будто его нерасторжимая связь с мистером Листьевым длится по меньшей мере год. Его успеваемость в школе катастрофически упала. Мисс Эмпсон проявляла к мальчику сочувствие, однако поделать ничего не могла. Молния от кусочка мела, запущенная прямо в мистера Листьева после уроков по просьбе Шеда, не возымела никакого действия. У старика лишь еще ярче засветились черные, всасывающие энергию глаза. Отчаявшись придумать что-то разумное, Шед стал помышлять о самоубийстве. Он мысленно представлял себе, как бросается на дно Канавы с моста на Нижней авеню, туда, где и начался этот кошмар. Однако воображение рисовало в конечном итоге такую картину — он повисает в воздухе, не долетев до дна оврага, а мистер Листьев, помешавший его смертоносному прыжку, как ни в чем не бывало стоит на мосту.