Гуру опустил свои огромные двухцветные лапищи на корпус ударной установки.
— Да, чует мое сердце, что внутри поселились два огромных гоммида. Тут без Большой Медицины никак не обойтись. Просьба ко всем раздеться донага.
Ничего не поделаешь, Хартц и Скизикс были вынуждены последовать примеру Гуру и сбросили с себя одежду, после чего карибский мудрец с ног до головы умастил их оранжевой мазью, от которой вовсю несло тухлой рыбой. Затем откуда-то — друзья так и не поняли откуда — в его руках оказался огромных размеров косяк с марихуаной. Гуру зажег самокрутку, затянулся сам и пустил се дальше по кругу. Вскоре весь шатер наполнился ароматной дымкой, отчего у каждого из участников таинства открылся Третий Глаз.
Неожиданно в руках у Гуру оказалась апатичная курица. На глазах у ошеломленных визитеров Гуру своим острым, похожим на нож ногтем взрезал ей горло и отпил немного теплой крови, а остатками окропил свою немногочисленную паству. После чего, дотронувшись до машины, заговорил нараспев:
До сих пор все, можно сказать, шло гладко. Скизикс даже проникся надеждой, что, возможно, ХГ, как он окрестил про себя Худу Гуру, сумеет вправить мозги обезумевшей ударной установке. Однако вскоре, по мере того как Гуру читал свои заклинания, дела приняли довольно-таки странный оборот.
Начнем с того, что дреды на голове Гуру встали дыбом и теперь торчали этакой витой проволокой во все стороны, напоминая взрыв на макаронной фабрике. После чего сам Гуру рухнул на пол и начал извиваться, словно желая побороть невидимого глазу противника. Тело его билось в конвульсиях, словно попавшая на крючок рыба. Из ушей и носа летели искры. Суставы трещали, будто хлопушки. А чуть выше над ним повисло нечто воде светящегося нимба.
Скизикс и Хартли, испуганно втянув головы в плечи, забились в угол и с ужасом ждали, что же произойдет дальше.
Наконец борьба с незримым противником, судя по всему, прекратилась. Де Худу Гуру какое-то время валялся на полу, в изнеможении закрыв глаза. Затем устало поднялся на ноги.
— Приятели, я побежден. Внутри вашей вавилонской штуковины засели два сильных anjonou. И они отказываются покидать ее.
— Anjonou? Это еще что такое?
— Духи мертвых.
— И как их зовут?
— Кейт и Джон их имена.
Хартц посмотрел на Скизикса.
Скизикс посмотрел на Хартца.
— Только не они! — воскликнул Скизикс.
— Они самые! — подтвердил Хартц.
Значит, вот оно что, подумал Скизикс. Черт, труба дело. Пиши пропало. Можно сказать, вляпался в дерьмо по самые уши.
Прошло две недели с тех пор, как Де Худу Гуру мужественно, в героическом поединке пытался изгнать из Ударной Установки засевших в ней Духов. (Надо заметить, что одна из этих двух недель ушла на то, чтобы выбраться из жуткого ист-сайдского подвала назад, на свет божий.) Скизикс и Хартц плутали, пока не натоптали себе мозолей, по бесконечной кромешной тьме. От их тел омерзительно несло Волшебной Рыбной Мазью, а сами они лили горькие слезы, оплакивая себя, любимых, и ругая на чем свет стоит Судьбу-Злодейку. Питались они скудными запасами Хартца, его намотанной на катушку колбасой, запивая сухомятку вонючей водой из глубоких луж, где плавали, поблескивая люминесцентной чешуей, слепые рыбы, которые несли всякую тарабарщину. Друзья взбирались на горы и спускались в долины. Они то и дело набивали на лбу шишки, натыкаясь во тьме на ледяные сталактиты, или, шатаясь, брели по каменистым пляжам. И уже совсем пали духом, полагая, что им никогда не выбраться из этого кошмарного подземелья. Даже грязная, заваленная мусором и телами наркоманов Авеню-Д казалась им теперь раем небесным. Правда, в конце концов судьба улыбнулась им — Худу Гуру прислал им на помощь Барона Субботу, демиурга, который, не проронив ни слова, вывел их к нижней ступеньке лестницы, ведущей наружу.
Как только Скизикс вернулся из Нью-Йорка домой, он тотчас направился к себе в студию, исполненный решимости завершить работу над альбомом один, без помощи одержимой зловредными духами машины — тем более что сроки уже поджимали.
Но так ничего и не сделал. Скизикс Смэш — тот самый, кто когда-то сочинял по песне в день на протяжении целого месяца, был не в состоянии выдать даже несколько самых примитивных нот. Вдохновение напрочь оставило его. Взяло и упорхнуло в форточку, зато в душе его поселись скука и отчаяние. И дело не в том, что он лишился любимого музыкального инструмента. Скизикс засомневался, что вообще способен сочинять музыку, тем более хороший рок-н-ролл. Так не махнуть ли на все рукой — тоже мне звезда! — и не заняться ли чем-то другим? Ведь кто он теперь такой? Безгласный колокол, рояль без клавиш, гитара без струн, синтезатор без чипов. В общем, ничего хорошего ему не светит, пора прикрывать лавочку.
В четыре утра Скизикс пробудился от липких Калифорнийских Кошмаров. Сбросив пропитанные потом одеяла, он, чувствуя себя абсолютно разбитым, выкарабкался из постели, что стояла у него прямо в студии. Ему казалось, что минуты его сочтены. Что же ему теперь делать? Увы, этого он не знал.
Рухнув на колени перед Великой Консолью для микширования звука, Скизикс принялся истово молиться — по крайней мере как, по его мнению, это следовало делать.
— Дорогой Господь, пошли мне, грешному, «мерседес-бенц»…
Нет, это он явно сморозил что-то не то. Надо попробовать с самого начала.
— Великий Бодхисатва, веди меня, неразумного, за руку, открой мне сокровищницу твоей Японии, сияние твоего Китая! Ведь должна же существовать высокая, чистая любовь. Потому что если веришь в то, чего не в состоянии понять, то это суеверие. Дух Небесный, я, ничтожный, взываю к тебе, согрей меня любовью! Я не могу испить это вино и назвать его кровью. Мою землю взрезает лезвие плуга. Я Король Боли. Все ищут лестницу, мечтая спасти свои души. Я оторван от дома за две тысячи миль. Помоги мне, Ронда, помоги мне вырвать ее из моего сердца!
И, горько плача, Скизикс повалился на пол.
Когда же слезы его иссякли, он почувствовал в комнате чье-то Присутствие. Слегка удивленный, он приподнялся, опершись на локоть, и оглянулся.
Из предательницы, из ударной установки откуда-то вверх выпорхнули два еле различимых облачка. Еще мгновение, и из расплывчатых, подрагивающих белесых пятен они превратились в привидений.
А чтобы эти две бесплотные фигуры могли пребывать в вертикальном положении, их «тела» были приколочены к двум крестам, сделанным из гигантских барабанных палочек. Именно к этим двум крестам и были пригвождены Кейт и Джон. Оба были наги, если не считать набедренных повязок из британского флага. А из ужасных, зияющих ран капала прозрачная жидкость, от которой попахивало джином. Вскоре на полу образовались две внушительных размеров лужи. Сами тела ощетинились иглами от шприцев — ни дать ни взять святой Себастьян собственной персоной, причем сразу в двух экземплярах. В руках у каждого привидения были барабанные палочки — уже обычных размеров.
— Кто вы? Кто вы такие? — пролепетал Скизикс.
— Можно подумать, ты сам не знаешь, — отвечал ему Кейт.
— Откуда вы взялись?
— Спустились по лестнице, что ведет в небо, прямиком в твою машину, — ответил Джон.
— Но почему? Зачем вам понадобился я?
— Потому, — печально отвечал Кейт, — что нам больно смотреть, во что выродился старый добрый рок. И ты в числе тех, кто в этом больше всего повинен.
— Но что я такого сделал? Я лишь пытался играть рок-н-ролл по-своему, так, как мне нравится.