— Слезайте! — произнесла Варвара.

Лукас настороженно посмотрел на святую мученицу. Не сыграет ли эта склочная особа с ним злую шутку, дабы отомстить за чрезмерное любопытство? Но разве у него есть выбор — доверять или не доверять ей?

Писки разрешила все сомнения, первой соскочив с мотороллера. Ее ножищи погрузились в поверхность облака, но всего лишь по щиколотку.

— Незначительное местное изменение в величинах N и Е… — взялся было объяснять Губерт.

Лукас последовал примеру Писки и вместе с ней подошел к ближнему краю. Осторожно заглянул вниз, на коричнево-зеленое лоскутное одеяло земли, простеганное толстыми стежками дорог.

— Красота какая! — проворковала Писки.

— Через пару тысячелетий все неизбежно постареет! — пренебрежительно фыркнула Варвара. — Даже любовь, хотя утверждать это нельзя.

Писки лихорадочно ухватила Лукаса за руку.

— Не знаю, что и сказать. Наверное, нужно время, чтобы выяснить, так это или не так.

Лукас деликатно освободился от ее хватки. Он не имел бы ничего против подобных разговоров, будь все остальное в полном порядке. Однако нынешние заботы занимали его настолько, что он даже не вслушивался в романтичную болтовню Писки. Правда, одна мелкая деталь, промелькнувшая в ее речах, заставила его переключиться на мысль о возможных вариантах спасения.

Вдохновение посетило Лукаса совершенно неожиданно.

— Время! Конечно же! Не могли бы вы оба каким-то образом…

Губерт горестно вздохнул.

— Опять старая песня. Повернуть время вспять? Естественно. Типично математический феномен. Вообще-то эта старая уловка частенько помогала нам выкрутиться из самых щекотливых ситуаций.

— Господи, как мне осточертел этот избитый прием! — пожаловалась святая Варвара. — Ну почему у простых смертных такое скудное воображение! Может, лучше стоит попробовать изменить мощность солнечного излучения…

— Нет! Не надо мне никаких поэтических решений! Я просто хочу жить своей привычной жизнью! Надо лишь запечатлеть в памяти то, что со мной произошло, дабы я никогда не позволил собственной гордыне снова взять надо мной верх!

— Это не так уж трудно. Ну хорошо, готовься!..

Тут в разговор вмешалась Писки, и слова ее вызвали всеобщее удивление:

— Стойте! Лично мне все равно, утрачу я воспоминания об этих восхитительных мгновениях или нет. Главное — помочь Лукасу. Но могу я попросить вас об одной любезности? — Дородная Писки смущенно посмотрела вниз и пнула носком поверхность облака. — Вы не могли бы сделать меня худой? Всего на минутку? Ну пожалуйста, а?

Святые снова принялись совещаться.

— …реверс Банаха-Тарски…

— …конформное отображение в лемнискате…

Святая Варвара повернулась к Писки и с некоторой долей снисходительной симпатии пояснила:

— Хорошо, моя милая, только закройте глаза…

При виде трансформации, произошедшей с Писки, Лукас непроизвольно ахнул. Ее туша словно взорвалась неким управляемым и хорошо продуманным взрывом, а клетчатое одеяние приобрело невообразимо абстрактный орнамент. Лишившись математически — вычитанием — двухсот фунтов веса, Писки лишилась и своего просторного платья, и трусов — те соскользнули ей на щиколотки. Единственное, что на ней осталось, так это бусы. Обнаженная Писки, самая привлекательная из дочерей Евы, заново ставшая стройной и гибкой, бросилась в объятия Лукаса. К своему удивлению, он охотно прижал ее к себе.

Святые с нежностью наблюдала за парой простых смертных.

— Готовьтесь к реверсу времени! — сообщил Губерт.

Варвара чмокнула Лукаса в щеку.

— Вы были лучшим из моих клиенток!

— Не забывайте поминать нас добрым слоном в молитвах, — попросил Губерт. — Мы всегда рады получить очередной похвальный отзыв для нашего Работодателя.

В следующий миг Лукас и Писки исчезли.

Губерт повернулся к Варваре.

— Ну вот, еще одно задание благополучно выполнено.

— Да, это будет получше той халтуры, когда ты запорол теорему Ферма. «Уравнение не имеет целых положительных решений»!..

— А как же твой прокол с управляемой термоядерной реакцией? — парировал Губерт.

— Я потом все исправила! — смущенно заморгала Варвара.

Затем она позволила спутнику взять себя под руку, чтобы тот проводил ее обратно на небеса. Соединившись таким образом, святые направились вверх по вершинам облаков.

— Наверняка таков Божественный промысел, — высказал предположение Губерт.

Лукас Летьюлип завидовал своим раздираемым сомнениями коллегам. Война между верой и скепсисом, которая шла в их душах, позволяла им делать научную карьеру на определенном полезном уровне сомнения в обеих сферах. В отличие от Лукаса они редко посматривали себе через плечо, опасаясь возможности узреть, к своему неудовольствию, реальные чудеса.

Однако спустя несколько лет Лукас научился подавлять это неловкое чувство. Помогли частые обращения к Господу Богу с просьбой даровать спокойное ежедневное существование. Наличие такой красивой, стройной, любящей жены, как Писки, конечно же, способно сделать счастливым любого мужчину.

Ведь, в конце концов, они единственная супружеская пара, которой доподлинно известно, что браки действительно совершаются на небесах.

«Math Takes a Holiday». Перевод А. Бушуева

Я-то в курсе, почему Солнце работает не так, как, по мнению ученых, должно было бы.

Мы с парнем по прозвищу Космический Пес заварили эту кашу в далеком 1951-м, когда устроили гонку Космического Цыпленка прямо в космосе, и наши родстеры были ближе к Аду, чем даже сам Меркурий.

Я ни одной душе никогда не рассказывал об этом последнем состязании между мной и Космическим Псом. Да и кто бы мне поверил? Видите ли, Космический Пес не вернулся на Землю, чтобы подтвердить мои слова. Да и свидетелей нашей гонки не было, ясное дело, не считая Стеллы Звездноглазки. А она вообще не говорит ни слова, хоть мы и прожили вместе уже пятьдесят лет.

Но теперь я стар, и совсем уже скоро на всех парах врежусь в Великую Стену Смерти и собственной персоной заявлюсь в пит-стоп самого Дьявола. Так что я подумал, неплохо будет рассказать, как оно все случилось. Ну, на случай, если Космический Пес начнет вдруг пожирать Солнце. Или еще что похуже.

Демобилизовавшись в сорок шестом, я отправился домой, в Сан-Диего, и с помощью скопленных нескольких тысяч долларов и умений, полученных в армии в обмен на то, что мою задницу едва не отстрелили на дюжине театров военных действий от Анцио до Берлина, открыл мастерскую. «Обдулио Бенитес, подгонка и переделка» — это я и есть. В основном я переоборудовал «кадиллаки» и «линкольны» в катафалки и был вполне доволен жизнью, хотя и вполне понимал мрачный юмор происходящего — надо сказать, после войны я долго еще вскакивал по ночам в холодном поту после очередного кошмара — воспоминания об артиллерийском огне и крови были слишком свежи. Измени хоть одна из сотен нацистских пуль траекторию, и трястись бы моим останкам (при условии наличия таковых) в таком же катафалке.

Первый, кого я нанял в помощники, был этот старшеклассник, Хоакин Арнетт.

Вы не ослышались, Хоакин Арнетт, легендарный капитан «Бобовых бандитов», простых парней из предместья, расправившихся с гоночным миром Калифорнии что твои ацтеки с пленными, а потом потрясших и всю страну. В шестидесятых, закончив выступать, Хоакин мог похвастать количеством рекордов и наград, какие и не снились ни одному гонщику, а ведь при этом он успел вырастить двоих сыновей — продолжателей его дела!