— Эй, свитер, мне надо отлить.

—  Я легко могу убрать неприятные ощущения, и мы выиграем время.

— Еще чего! Хочешь, чтобы у меня мочевой пузырь лопнул? Подумаешь, пара минут!

Он задумался.

—  Хорошо. Так или иначе, нам все равно придется выйти из машины, чтобы достать денег.

Его слова мне не понравились, но не спорить же.

Выезд с трассы запружен машинами, ехать приходится медленно. Свитер смотрит на дорогу, ему не до меня.

На главной улице Снокуолми кишит толпа счастливых пластиковых придурков в лыжных костюмах из переработанных пустых бутылок. Высмотрев подходящую заправку с магазином, свитер заворачивает туда и разъединяет моими руками проводки, чтобы заглушить мотор.

—  Теперь мы можем пополнить запас углеводородов.

Приятно наконец выйти и размять ноги, хоть они теперь и не совсем мои. Я даже не спрашиваю, где мы возьмем деньги на бензин, пусть сам разбирается.

Наполнив бак, мы идем в магазин и становимся в очередь в кассу. Перед нами шикарная цыпочка в белом лыжном комбинезоне прижимается к своему дебильному дружку. У нее сумочка Гуччи на плече, но мужик держит бумажник, значит, платить будет сам.

Свитер заставляет меня взять номер «Пипл» со стойки и держать двумя руками, будто я читаю. Удивительно, но журнал открывается как раз на фотке, где Кортни Лав дает кому-то по морде.

—  Хорошая примета, — говорит свитер.

Потом вдруг из его рукава сама собой вытягивается длинная толстая нитка. Извиваясь как щупальце, она поднимается в воздух и ныряет прямо цыпочке в сумку! Даже замок не расстегивает. Внутри слышно шуршание, и шерстяное щупальце вновь появляется, но уже с пачкой банкнот.

Тут девица спохватывается, хватается за сумку и подозрительно зыркает на меня, но я с невинным видом продолжаю рассматривать картинки. Руки заняты, все в порядке. Свитер заставляет меня еще и улыбнуться ей, и зря, потому что улыбка у него — то есть у меня — выходит совершенно кретинская. Цыпочка все смотрит, потом закрывает сумочку и заглядывает внутрь. Видит, что кошелек на месте, фыркает и отворачивается.

Деньги уже у свитера в боковом кармане. Странно, раньше я в нем карманов не замечал.

Очередь подходит, и я обращаюсь к кассиру, уже сам:

— Пожалуйста, четвертый насос, что там есть, этот журнал и… э-э… десяток «Слим-Джимов».

Свитер моей рукой достает и протягивает деньги.

Там пара сотенных, несколько по пятьдесят и, слава богу, три двадцатки.

Кассир, паренек чуть старше меня, подозрительно смотрит на кучу денег, но в конце концов берет две двадцатки и отсчитывает сдачу.

— Э-э… где тут у вас туалет? — спрашиваю.

— Сзади, за углом.

Я поворачиваюсь и иду к двери, на ходу разрывая пластиковую обертку на копченом мясе.

—  Это потребовало больших затрат, — жалуется свитер. — Я доверю тебе помочиться самому.

Жадно прожевывая куски «Слим-Джима», я стараюсь сдержать ликование. Вот он, мой шанс!

В туалете кладу покупки на раковину. Опускаю послушные — о чудо! — руки, будто хочу расстегнуть ширинку, но в последний момент хватаюсь за дьявольский свитер и резко дергаю вверх, чтобы стянуть через голову!

—  Стой! Стой! Девушка погибнет без нас!

В моем мозгу, будто рассвет над пустыней, вспыхивает портрет. Белокожая, с коротко стриженными темными волосами, в очках. Она немного старше меня, довольно хорошенькая. Вздернутый носик, веснушки, смотрит чуть наивно.

Я застываю с поднятыми руками, свитер закрывает лицо. Однако воротник по-прежнему охватывает шею! Свитер пытается заставить меня опустить руки, но я изо всех сил сопротивляюсь. Он явно ослабел, и я чувствую, что в конце концов одолею.

— Что значит погибнет?

—  Согласно результатам численного моделирования хроновекторов, резервный объект должен совершить успешную попытку самоубийства сегодня в четыре часа пятнадцать минут. У нас осталось меньше трех часов.

Картинка перед глазами тускнеет, но еще видна. Девушка такая милая, такая беззащитная…

— Значит, только мы можем спасти ее?

В голосе свитера слышится усталость:

—  Совершенно верно. Дорога каждая минута.

Проклятие! Тут уж он меня поддел. После того как я сам едва не вышиб себе мозги, отказаться просто невозможно.

— Ладно, будь по-твоему, но взамен потом поможешь мне отмазаться! Сам ведь втянул!

—  Если буду в состоянии. Но разве спасение твоей жизни не достаточная компенсация?

Яотпускаю свитер, и он снова обволакивает меня, как раньше.

— Ладно…

В дверях туалета стоит давешний кассир и таращится на меня так, словно у меня две головы.

Впрочем, так оно примерно и есть.

Я смущенно объясняю:

— Э-э… просто все тело чешется под этой шерстью.

Поворачиваюсь к стене и расстегиваю ширинку. Он продолжает смотреть на меня раскрыв рот. Закончив, я бочком протискиваюсь мимо него.

Мы снова выехали на шоссе номер девяносто, ведущее на запад, и вскоре перевалили на другую сторону Каскадного хребта. Деревья тут и в самом деле другие. Интересно, заметил бы я их без помощи свитера? Неужели он продолжает менять мой мозг? Или это я сам меняюсь? Так ведь хрен узнаешь. Да и какая, в конце концов, разница.

Девушка… Еще одно самоубийство. Выходит, настрое: Кобейн, она и я. Нет, тут не простое совпадение.

Свитер, похоже, подслушал мои мысли.

—  Во вселенной все определяется квантовым воздействием сознания. Ничто не существует и не может возникнуть в отсутствие разумного наблюдателя. Ты знаешь, что такое кошка Шредингера? Впрочем, не важно. Исчезновение любого сознательного объекта отменяет множество возможных будущих. Самоуничтожение индивидуума представляет собой в каком-то смысле уникальный парадокс: сознание, уничтожающее само себя. Все равно как если бы черная дыра сама себя поглотила. Подобные события приводят к повреждению самой структуры пространственно-временного континуума и появлению слабых мест в ткани исторического процесса. Именно в этих точках ход событий легче всего поддается внешнему воздействию. Расчет градиентов самоуничтожения и привел меня к тебе.

— Вот это да! Надо нам всем организоваться, станем настоящей силой. «Дай мне, что я хочу, а то застрелюсь и изменю мир!»

—  Полагаю, ты шутишь. В отсутствие ретроспективного анализа и петабайтных вычислительных мощностей, способных рассчитывать альтернативные хроновекторы и оценивать роль и влияние каждой отдельной личности, подобная угроза не имела бы смысла.

— Кстати, по поводу влияния… Что такого особенного в этой девчонке? Кто она и что должна сделать?

—  Ее имя Эрнестина Шнабель. В моей временной линии после получения образования в системе общественного образования Сиэтла она стала, то есть станет — языковые конструкции не приспособлены для выражения подобных категорий — гувернанткой при малолетней Фрэнсис Бин Кобейн, а потом ее близкой подругой и доверенным лицом. В течение последующих пятнадцати лет она играла — будет играть — важную роль в формировании личности последней, значение которой в историческом процессе сравнимо лишь со значением ее отца. Численное моделирование показало, что самоубийство Курта Кобейна нанесет Эрнестине Шнабель такую глубокую душевную травму, что она также покончит с собой. Остается лишь надеяться, что мы сможем ее спасти и вернуть ее жизнь, а также жизнь Фрэнсис Бин Кобейн в прежнее русло.

— Значит, ты заливал мне, что она обязательно покончит с собой в четыре пятнадцать? Это всего лишь догадки?

—  Скажем так, рассчитанное событие с вероятностью, близкой к ста процентам.

— Надеюсь, ты не ошибся, а то у меня совсем крыша съедет.

—  Сам подумай, что почувствую я.

Горы остались позади, лишь только Рэйньер еще заглядывал мне через плечо, словно школьный дежурный. Вокруг, будто гигантские коровьи лепешки, расстилались пригороды Сиэтла. Было уже начало четвертого, когда мы проехали мост, потом Мерсер-Айленд, потом еще один мост и оказались в Центре.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: