И белый цвет Чукотки — цвет зимних заснеженных перевалов, жутковатой глади морского льда, пологих хребтов, врезанный в снег след нартовых полозьев, мельканье, мельканье, мельканье собачьих лап, даже когда лежишь в спальном мешке с закрытыми глазами.
Конечно, все это не более чем эмоциональное восприятие деталей не такой уж большой страны, зажатой меж большими морями Великого и Ледовитого океанов. Но как «все мы родом из детства», так и притягательная, воспитующая сила любой страны рождается из деталей времени и ее пространства.
По мере сил я постараюсь рассказать о людях, о работе и о странных и таинственных вещах (отнесемся, к ним с юмором), которые конечно же есть на Чукотке, как и на всякой другой земле. Возможно, поэтому повествование получится не всегда связным во времени и в порядке событий. А в заключение этой краткой главы я не могу не присоединиться к словам Кнута Расмуссена, полярного путешественника, этнографа и великолепного человека:
«Теперь, когда мне предстоит охватить своим повествованием все пережитое, оставившее во мне наиболее глубокие впечатления, я, естественно, в той же мере испытываю радость при мысли о том, что могу рассказать, как и смиренную грусть при мысли о том, что я поневоле должен пропустить.»
Кое-что из цитат
Из всех книг о путешествиях и дальних странах, разумеется, лучше всего книги, одетые в старый кожаный переплет. Торжественная сочность их старинного слова умилительна. И я не мог не поделиться с читателем любопытными извлечениями из них.
«Вся Чукоция есть не что иное, как громада голых камней, климат же здесь самый несносный».
«Это поистине обездоленная богом страна.»
«Северо-восточная Азия населена родственными племенами — чукчами и шелачами. Это самые дикие племена во всей Азии».
«Чукчи отдельными шайками бродят между Северным полюсом и 68° северной широты.»
«Крайне неопрятная одежда, нечистые и дикие их лица и длинные ножи давали сей группе чукчей вид разбойничьей шайки».
«Остроги, лежащие по соседству с их страной, пребывают в беспрерывном страхе нападения».
«Русские много перепробовали для покорения этого племени. Наконец попытались помириться. Результаты превзошли все ожидания. Те, кого обвиняли в вероломстве и в свирепости, оказались замечательным добродушным соседом».
«Вместо железа инородцам служат Мамонтовы рога».
«Если бы у меня не было денег, я с большим бы доверием обратился к кочующим чукчам, чем к многим американским семействам».
Глава 1
Как попадают на южный берег полярных стран
В общежитии геологоразведочного института в Дорогомиловке разного рода карты Союза висели почти в каждой комнате. Моя кровать стояла так, что, когда я лежал на спине, взгляд мой неизменно упирался в правый верхний угол громадной географической карты — в «девятку», если пользоваться футбольной терминологией.
Стыдно сознаться, что такого сведущего человека как студента дипломника геологического вуза, угол этот привлекал неизвестностью. Он был закрашен в ровный коричневый цвет. Не такой, конечно, густой, как Памир или даже Забайкалье, а просто ровный и слабый коричневый цвет без линий хребтов и пятен высокогорных плато. Геологическая карта этих мест, когда я однажды на нее посмотрел, была разрисована пестро. Фиолетовые пятна триаса чередовались с зеленью меловых отложений, и по всему мелу стояли канцелярские птички, говорившие о том, что здесь эффузивы. Но самое интересное заключалось в том, что на геологической карте недавних лет здесь явственно виднелись лишаи «белых пятен», оконтуренные каким-то робким пунктиром. И вовсе не ясно вела себя тектоническая карта, рисующая стратегию земных пластов. Вся: четкая, понятная студенту стратегия кончалась за Верхоянским хребтом. Дальше начинались несолидные клочки и пятнышки, сквозь которые так и проглядывала неуверенность рисовавшего карту академика. А неуверенность у академиков можно объяснить только одним — отсутствием достаточной информации.
Короче, длительные размышления на спине, когда взгляд упирается в карту, привели меня к выводу, что дипломный проект мне надо писать о Чукотке. В этом решении имелся один плюс — о Чукотке я почти ничего не знал и, таким образом, получал возможность узнать хотя бы немного.
И в середине мая я очутился на одном из подмосковных служебных аэродромов, чтобы сесть зафрахтованный чукотской экспедицией самолет, и чувствовал себя весьма состоятельным человеком, ибо имел выданное со склада снаряжение.
1. Спальный мешок из собачьего меха.
2. Спальный мешок ватный.
3. Ватный костюм.
4. Костюм х/б.
5. Полярный меховой костюм.
6. Резиновые утепленные сапоги.
7. Резиновые сапоги из чешской литой резины с высокими голенищами.
8. Кирзовые сапоги.
9. Шапку.
10. Две пары брезентовых рукавиц.
11. Меховые рукавицы.
Такое обилие меха и ваты, если учесть, что я был зачислен в штат экспедиции только на лето, а в деканате лежала моя подписка: «вернусь в сентябре», невольно внушало высокое чувство самоуважения.
Когда техники наладили самолет, мы понесли свои рюкзаки под водительством серьезного человека в погонах и под его же руководством расположились в пустоте фюзеляжа на собственных вещах.
Чувство самоуважения, основанное на количестве теплого обмундирования, выданного государством, укреплялось тем, что мы летели на «собственном» самолете.
В зафрахтованном самолете летели бывалые «чукчи» — кадровые сотрудники одного из московских геологических управлений, много лет ведущего геологическую съемку на Чукотке. Главная база экспедиции находилась на восточном побережье. Оттуда на съемку в разные концы Чукотки должны были отправиться несколько партий.
В общем-то внутри самолета вскоре все напоминало поездку за город какого-нибудь учреждения во взятом на воскресный день автобусе. Рыбаки толковали про удочки и о том, как лучше ловить гольца — на искусственную или натуральную муху. Охотники вели извечный спор о ружьях и врали. Начальники партий, будущие диктаторы коллективов, выделялись только по пистолетным кобурам, торчащим из под курток. Пистолеты им полагались по рангу. А из начальников партий выделялся хорошо укомплектованной фигурой и несолидным, вроде нашего, любопытством Виктор Михайлович Ольховик. Я говорю «нашего», потому что в экспедиции я оказался не один, вместе со мной летел Слава Москвин, еще один студент нашего института, которого соблазнила Чукотка. Ольховик же совсем недавно перебрался в эту экспедицию из Тувы.
Мы летели берегом Ледовитого океана несколько суток, застревая то в Тикси, то еще в каком-то забитом снегом поселке. По всей трассе лето чувствовалось только в Нижних Крестах. Косматые ездовые собаки бродили здесь по улицам, по летнему жарко дыша боками. На реке стоял лед, хотя берега вытаяли, и по этому льду мчался куда-то на собачьей упряжке человек в кухлянке и милицейской шапке.
Нам долго пришлось ждать погоду у устья этой последней крупной сибирской реки. Над речными обрывами Колымы бесприютно торчали покореженные коричневые лиственницы. Очевидно, из-за перемещений почвы лиственницы не росли прямо — они стояли наклонно, и этот беспорядочный наклон придавал какой-то дикий ритм чахлой древесной поросли. Поневоле думалось о том, что всего в нескольких десятках километров отсюда погиб географ Черский, именем которого назван огромный горный хребет, рассекающий дебри Якутии.