16.07. В результате плохой видимости во время последнего рейса по Чаунской долине точность привязки вызывает сомнение. Поэтому было сочтено целесообразным повторить. Эта работа выполнена рейсом № 2. Переезд к месту слияния Чаун — Паляваам.

17.07. Рейс № 3.

18.07. Пробный подъем на лодке вверх по Палявааму. Поднялись за три часа на 4 км. Сделан рейс № 4.

19.07. Рейс № 5. Подъем по Палявааму к Паляваамским холмам, переход на оз. Куликовое и обратное возвращение на подбазу;

20.07. Возвращение в Усть-Чаун.

21.07. 07.08. Отряд занят, подготовкой к рейсу на о. Айон, обработкой материалов.

4.25.08. Выезд на остров Айон. Отряд в составе нач. партии и двух рабочих. Старшим на подбазе остался инж. опер. Бекасов.

5 25.08. Дальнейшая работа партии проходила следующим образом. Айонский отряд после трех суток пути достиг залива Ачикууль на восточном побережье о. Айон. Так как за время дороги выяснилось, что лодка нуждается в значительном ремонте, была сделана Остановка. Ремонт занял двое суток. Одновременно в районе мыса Ачикууль была выполнена работа.

На этом задачу отряда по сбору материалов можно было считать выполненной. Обратный путь в результате штормовой погоды занял около 6 суток. Отряд возвратился на базу, потратив на маршрут 20 дней и сделав за это время по морю около 500 км.

На базе партии в Усть-Чауне за это время была проделана предварительная обработка материала.

26.08. Дождь. Выходной.

27.08. Выезд для выполнения работы на правом берегу р. Пучевеем.

28.08. Работа на базе.

28.08. 15.09. Работа в районе базы. Подготовка к возвращению домой, обработка материалов.

15.09. Катером партия возвратилась в Певек.

Выступление по всесоюзному радио[15]

Мне кажется, что мужчина, которому за тридцать, частенько задает себе вопрос: «Если бы все сначала? Что тогда?» Мне на этот вопрос легко ответить. Если б все сначала, то, разумеется, был бы геологоразведочный институт и Чукотка. Вот эти два понятия — вуз и местность — помогли мне сформироваться. Кроме того, мне всегда везло на хороших людей.

Лет с пятнадцати я не мыслил себя вне геологии. Лет семь назад я и представить себе не мог, что стану профессиональным литератором. Но так получилось. И, видимо, жалеть об этом не стоит, в любой работе надо следовать призванию.

В самом начале, если можно так говорить, «литературной карьеры» я много писал для журнала «Вокруг света», для его приложения «Искатель» и очень часто там печатался. Это было время, когда надо было выложить комплекс географических, что ли, эмоций, в основном связанных с Чукоткой.

Я уверен, что профессия литератора — это профессия, которую не бросают. Ну а если ее бросают, то неопровержимо ясно, что этот человек в литературе очутился случайно. Либо по ошибке, либо руководствуясь не теми соображениями.

Литература, как профессия, конечно, имеет множество граней. И чрезвычайно важно найти именно свою, точную грань.

Очень хороший писатель и, главное, очень мудрый человек Михаил Михайлович Пришвин на склоне лет как-то сказал: «В основе творчества лежит поведение писателя. Он должен соблюдать в поступках величайшую осторожность». Это чрезвычайно важная мысль, и, честное слово, я бы в виде такого квиточка, отпечатанного типографски, выдавал бы ее каждому начинающему автору вместе с первым гонораром. Если расширить пришвинский термин «поведение» до термина «образ жизни», то в памяти сразу возникает достаточно много хорошо известных тебе биографий, когда ребята могли бы сделать, но не сделали. Не сделали, по видимому, потому, что не нашли своей грани и не нашли своего стиля жизни. Я убежден, что для прозаика, для литератора стиль жизни не менее важен, чем талант.

Если уж произносить такое слово, как «талант», то это не билет, который выдан на всю жизнь. Его чрезвычайно легко потерять. И как, допустим, полированная мебель, он нуждается в постоянной чистке и шлифовке. По этому поводу очень известный писатель, я не буду его называть, его фотографии и так висят почти в каждом доме, он сказал, что писатель, который пишет хуже чем может, — губит себя. Это не только в литературе, это во всем, но особенно в литературе. Очень трудно удержаться от соблазна дешевки. Особенно когда тебя уговаривают. И уговаривают люди, умеющие уговаривать, красноречивые, знающие логику и так далее. Но удерживаться все-таки необходимо.

Литература имеет свои законы, непреложные, как законы математики. Я очень долго, например, готовил материалы к роману об открытии чукотского золота. Тут, как говорится, сама: судьба велела. Я начал работать на Чукотке тогда, когда еще не начал работать первый прииск, была только разведка. И большинство людей, сделавших чукотское золото, я знаю лично, с некоторыми просто дружен. Но когда я стал писать, стал обрабатывать всю гору имеющихся у меня материалов, — эмоции, которые хранятся в памяти, и факты, которые хранятся в памяти, я понял, что я должен все-таки писать либо роман, либо историю открытия — среднего здесь не дано. У романа свои законы, у исторической хроники — свои.

Литература, как медицина, — это профессия, требующая выучки. Как в медицине настоящий врач учится до конца своих дней, точно так же литератор продолжает свою выучку до гробовой доски. Во всяком случае так утверждают корифеи, а корифеям надо верить.

Не так давно я с почтительным удивлением прочел, что Ремарк, такой признанный, блестящий мастер, свой последний роман переписывал шесть раз. Он так и умер, переписывая его. Вот о таких фактах стоит задуматься начинающим литераторам. И особенно тем, — а такие встречаются сплошь и рядом, — которые с восторгом в глазах сообщают, что за ночь сделали рассказ, что вот было такое сплошное вдохновение. А рассказ почему-то не берут. Я все-таки утверждаю, я убежден в том, что литератор, который не способен свой рассказ или любое произведение переписать, может быть, десятки раз, — он никогда литератором не станет.

Мне кажется, что литератор, пока он молод и не таскает валидол в кармане, не хватается за сердце, должен жить очень активно. Во всяком случае должен много ездить, видеть, пробовать и должен уметь рисковать. Уметь рисковать не так, как говорится, «дурью маяться», а уметь рисковать по настоящему. Мне кажется, опасность, риск — они обостряют восприятие. А обостренное восприятие — это необходимое качество всякого литератора. Например, наши классики: они очень много видели, очень многое знали. Я очень давно заметил, что люди, которые по профессии своей встречаются с настоящей опасностью, может быть, смертельной опасностью, они всегда бывают добры, открыты, человечны. Когда я оставил геологию, то образовался вакуум. Но этот вакуум заполнился тем, что я очень много времени провожу среди профессиональных горнолыжников, альпинистов и различного рода «бродяг» в хорошем смысле этого слова. И в исполнение этого завета я довольно много езжу в последнее время. Был в Узбекистане, шлялся по Аральскому морю, за браконьерами гонялся на Азовском, был в Приэльбрусье, Белоруссии, на Памире. Но, конечно, главное — это Чукотка. Если в какой-то год я на Чукотке не бываю, а летаю туда почти, каждый год, то позднее, всю зиму, весь остаток года бывает как-то неуютно жить. Чего-то не хватает. Чукотка — это, как первая любовь.

Конечно, образ жизни, стиль жизни каждый выбирает себе сам. Но если даже ты никуда не ездишь, а живешь оседло на одном месте, то все-таки для каждого человека, мне кажется, есть одно незыблемое правило, которое не должно меняться с годами, кем бы ты ни был, чем бы ты ни занимался, допустим, шофер ты, шурфовщик или литератор, в своей профессии все-таки необходимо стремиться к высокому уровню настоящего профессионализма.

Когда-то в Магадане, в дальние годы, годы эти сейчас кажутся совершенно безоблачными, мы очень любили песню: