«Больше пятидесяти человек с разных участков границы. Пришедших добровольно. Все утверждают одно — СССР больше нет… не стало, а образовавшиеся на его месте капиталистические страны находятся, если проанализировать большинство высказываний на уровне полуколоний САСШ. У границ враждебные государства, способные в любой момент начать агрессию. Пока я вижу только одну возможность ее избежать — противоречия между ними. К тому же, если верить некоторым опросам, Европа от наших… то есть, шени деда, от российских поставок нефти и газа зависит. Знать бы еще, где те нефть и газ залегают. Мало сведений, ох мало… Но пока можно выделить несколько перспективных направлений расследования. Фридлендером и его компанией займется Берия. Для контроля выберем еще несколько наиболее перспективных фигур. Вот этот, этот, этот и этот. Значит, Шарапова и Мельника отдадим Меркулову, остальных — Берии. Ну, а вот этого, который даже партбилет сохранил… какой-то компартии Российской федерации — Мехлису. По остальным пусть решают на местах. Можно даже посоветовать испытать в конкретных делах, привлечь для работы с желающими вернуться в СССР будущанами. Тут конечно всплывает вопрос с гражданством, но я думаю его можно решить в рабочем порядке. Например, признать тех, кто родился в СССР гражданами автоматически. Надо будет Вышинского озадачить, пусть проверит рассказы о незаконности роспуска СССР. Но это уже второстепенные вопросы.

Самое главное — положение в мире и возможность сыграть на противоречиях между державами. Мы снова отстали от всего мира на семьдесят лет и нам снова придется догонять. Но на этого не хватит двух пятилеток. Даже четырех может не хватить. Теперь надо извернуться и обеспечить хотя бы две».

Он нажал кнопку звонка, дверь открылась, и на пороге бесшумно появился Поскребышев.

— Эти документы — перепечатать, отправить исполнителям. Новые поступления есть? Несите.

В это время за окном наконец-то опустилась ночная тьма.

Василий Нестеренко, сержант ПВ НКВД

«Расхристать твою хренофиговину в семизвезчатую похребень! Озвездинеть! Ну и наговорил же мужик! Не знаю, правда или нет, но не ощущаю его внуком! Какой к звездиням внук, он же бати по годам старше. Или ровесник. Кстати, похож на него. Здорово похож. Может, и правда внук? С чего ему врать, не мальчик чай…

Выходит, Анька родит сына в конце января, а тот обеспечит мне внука. Вот этого самого мужика. И если войны с немцами не будет, то увижу его маленьким. Вырастить успею.

А ведь не будет войны. Немцы-то, тю-тю… Поляки там теперь. Ну, поляки нам до лампочки, их мы запросто побьем. Сколько раз били! Забоятся они до нас лезть. СССР вон какой большой, а сколько там этой Польши? Плюнуть и растереть! Напомним панам про Польский поход!

Все-таки, свистел он или нет, вот интересно… Если Анька сына родит, Серёгой назовем, это точно. У нас в роду так принято, старший сын или Сергей, или Василий, по деду. Вот и командира этого Василием Сергеечем кличут, то есть по деду. По мне? Выходит, по мне. Внук, всё-таки? Прямо рОман какой-то, не бывает так.

А как бывает? Откуда мне знать, звездофуговина сплошная перехребенченная и только…

Гитлера, выходит, побили! Кто бы сомневался! Только долго как-то. Аж до сорок пятого проваландались! Значит, не учли чего. И если про Крепость правда, то вообще все не так пошло, как думали… Какая-то некрасивая у него война получается. Не геройская. Нет, вру, геройская! Батя-то, а? С гранатой на танк! И жиденок этот! Надо же, расзвездяй расзвездяем, а до Берлина дошел. Меня через фронт тащил… Сам раненный, а тащил. Справный казак! Интересно, я бы его потащил? Не сейчас, когда всё знаю, а тогда… Млять, совсем дурной, ясно же сказано: тащил. С самой заставы, и пока сам идти не смог. Ну, потом-то понятно, через такое вместе пройдешь — братьями станешь. Хоть он сто раз жид! Да и не жид он, нормальный советский еврей. Правильный. Вон, папиросы свои раздает, сам-то не курит. И сколько раздает, ни разу ничего взамен не попросил.

Нет, все равно, млять, не понимаю. Война — это же подвиг, это вперед, в атаку, с шашкой на лихом коне. На худой конец, с винтовкой наперевес. Враг бежит, мы победили… А если смерть, то красивая, геройская… Как у бати… А тут… Шальной осколок… в живот… уже после боя… Полный звиздец… Если бы не Абрам, и тела бы не нашли… Спасибо, похоронил… А этого пацана, физика? Пока разбирался с винтовкой — пуля в голову. И всё, ни одного выстрела не сделал. Зачем его вообще взяли, раз он не умеет ничего? Так и не хотели же, сам настоял. Дурррак!

Вроде и геройская получается война, только неправильная какая-то. Грязная. Точно! Грязная. А может, она такая и есть? Может, другой и не бывает? А всё это за шашку и лихого коня — для книжек? Воспитывают? Омлятенеть!

Надо будет завтра Аньке письмо накарябать. Небось, про ребенка уже написала, не дошло еще. Вот и напишу, что сын родится, и всё будет хорошо. Надо же, так и не вышла замуж во второй раз, меня ждала!»

Васька встал с койки и потопал к выходу из казармы. Сунулся в нужный кубрик:

— Абрам, спишь?

— Нет.

— У тебя папиросы есть?

— Вроде оставались, — Абрам встал, нашел в тумбочке пачку «Казбека», протянул Ваське.

— Спасибо. Слушай, а как тебя кличут?

— В смысле? Ты же знаешь. Абрам. — удивился рядовой.

— Не, ты не понял. — затряс головой Сидоренко. — Абрам — это как у нас Василий, или Сергей. А кличут меня Васькой, а сына Серегой будут кликать. Или Серым. У вас же тоже есть такие имена.

— А-а. Мама Авриком называла. И ребята. Зачем тебе?

— Ну всё таки служим вместе… Ладно, пойду курну…

Сержант вышел из казармы и устроился под козырьком у входа, рядом с ящиком с песком. Несмотря на начавшийся ливень, место для курения было сухим. С умом строили.

Абрам подошел почти сразу.

— Слышь, Вась, как ты думаешь, этот командир, ну, внук твой, он правду рассказал?

— Не знаю. А какой смысл ему звездеть? — на неуставную форму обращения сержант внимания не обратил. Все же, не на плацу.

— Да вроде никакого… Я вот всё думаю… Венька… брательник… он же маленький, слабый… и кочегаром на паровозе… ревматизм у него… под лед провалился в позату зиму… нельзя ему кочегаром… и мама…

Васька слушал сбивчивый шепот сослуживца и вдруг осознал, шестым чувством ощутил главное.

— Аврик, млять! Ты не понял! Не будет этого! Не будет! Так у них было! А у нас нет! Не будет твой брат кочегаром! И у мамы твоей голодных обмороков не будет. И батя под танк не ляжет! И Анька моя не будет беременная по эшелонам мыкаться! А у твоей жены будет брат — гениальный физик!

— Да я ее и не знаю еще. Командир сказал — москвичка…

— Не знаешь, так узнаешь! Спросим у внука — кто и найдем! Если мы смогли Гитлера! Понимаешь, Аврик, нет Гитлера! И немцев нет! Не будет той войны! Ни фуя не будет! Не будет!!! Понимаешь???

— Понимаю… Кажется… Немцы на нас не нападут… Меня не ранят. Тебя не убьют. Мы будем жить, Васька! — Абрам шагнул вперед, под хлещущий с неба поток, широко расставил руки и закричал. — Мы будем жи-ить!!!

Словно в ответ на крик, издалека, откуда-то из-за Буга донеслось тревожное стакатто автоматной стрельбы, перекрытое басовитой пулеметной очередью…

Группа российских альпинистов

Первым проснулся Егор. Полежал, прислушиваясь к тишине на улице. Подсветив фонариком на часы, горько вздохнул. В душе боролись два желания: вылезти по естественным надобностям и поспать еще. Но, вполне ожидаемо, победило третье, то самое, что характеризуется словом «надо». Надо готовить еду, собираться и идти. И так сутки просидели из-за неожиданно свалившейся на голову непогоды. Егор перевернулся на живот, не вылезая из спальника, выпростал из мешка руки и начал возню с примусом.