Пролог

800 лет до н.э.

— Наполеан, беги!

Десятилетний мальчик споткнулся, его глаза были полны ужаса. Приказ отца потряс его до глубины души.

— Беги, сынок, быстрее!

— Нет, отец. Я не оставлю тебя! Отец, пожалуйста…

— Беги сейчас же! — Себастьян Мондрагон прижал руку к животу и упал на землю. Его пальцы судорожно сжались в кулаки, а тело скрутило от жуткого спазма. Трансформация началась. Извиваясь от боли, когда-то бесстрашный воин прошептал предупреждение в третий раз.

— Наполеан… сынок… пожалуйста, беги! Прячься!

Мальчик слышал голос отца словно издалека. Он хотел убежать, но не смог, словно прикованный к месту. Завороженный ужасом, Наполеан с трудом сглотнул и продолжал смотреть, как густой чернильный туман окружил искривленное тело отца. Длинные костлявые пальцы с кривыми когтями и узловатыми суставами сомкнулись на горле, прочертили глубокие раны на груди и пронзили внутренности. Кровь закапала изо рта Себастьяна, и внезапно его зубы начали удлиняться, приобретая форму длинных клыков.

Лишь неослабевающий крик боли заставил, наконец, Наполеана отступить.

Мальчик побежал так, как не бежал еще никогда в своей жизни, его маленькое сердце яростно билось в груди, легкие горели от нехватки воздуха. Наполеан проскользнул через жуткий внутренний двор, огибая извивающиеся тела и прижимая руки к ушам, чтобы не слышать бесконечных криков. Повсюду мужчины падали на землю со стонами и проклятиями. Некоторые мгновенно умирали от шока… или от боли. Другие вытаскивали мечи из ножен и сами лишали себя жизни. Оставшиеся уступили жестокой пытке, беспомощные перед лицом окутавшей их тьмы.

Это было их наказание.

Их изменение.

Превращение в нечто противоестественное призрачными духами их жертв. Это было «Кровавое проклятие».

Наполеан не отрывал взгляда от цели: императорский дворец, крепость. Он и его друзья так много раз скрывались там, играя в прятки, убегая от разгневанных родителей, надеясь хоть раз увидеть кого-либо из королевской семьи. Мальчик знал это место как свои пять пальцев и продвигался вперед, отчаянно надеясь туда добраться.

Наконец он подбежал к знакомым серым воротам дворца.

Пролез в маленькую дыру под внешней стеной и свернулся калачиком, попытавшись стать невидимкой. Хотя Наполеан больше и не видел эту жуткую бойню в деревне, безумные крики боли продолжали доноситься до него, как гром во время грозы.

Мальчик дрожал, вспоминая момент, когда принц Джейдон появился из замка, его темно-зеленые глаза остекленели от страха. Он собрал верных людей возле себя, чтобы сделать заявление об их наказании — о том, что вскоре станет их новой жизнью.

Имея в запасе так мало времени на подготовку своих людей, Джейдон сделал все, что мог. Наполеан не понял ничего, кроме того, что последователи принца должны подтвердить свою преданность ему как можно быстрее, до того как начнется трансформация, или им придется встретить намного худшую судьбу.

Хотя отец Наполеана годами служил в тайной королевской страже, сражаясь с постоянно растущими армиями принца Джегера, сам мальчик был слишком мал, чтобы присоединиться. Следовательно, само собой подразумевалось, что он формально причислял себя к правильному близнецу, — на тех же, кто последовал за Джегером, милосердие не распространялось.

Тогда, как и остальные, Наполеан встал на колени, чтобы поцеловать кольцо принца Джейдона, проговорив клятву верности, — до того, как стало слишком поздно, — и принял то, что должно было наступить…

Мальчик вздрогнул, возвращаясь к настоящему моменту. Он пытался быть храбрым, но слезы страха наполнили глаза.

И затем внезапно Наполеан услышал злобный бездушный смех, который становился все ближе и ближе, достигая ушей.

— Нет. Нет. Нет, — хныкал мальчик, глубже прячась внутри расщелины и дрожа всем телом.

Туман закрутился в маленький вихрь, поднялся над землей и низко опустился, как будто у него были глаза, которые могли видеть… прячущегося Наполеана.

— Ты думаешь, что можешь сбежать, дитя? — прошипело жуткое создание, его смех отразился от стен. Пламя возникло из центра тьмы. — Умри, малыш! И переродись в монстра!

Мальчик закричал так громко, что крик взорвался в его ушах, а туман все приближался. Он окутал тощее тело, проник в рот и забрался в легкие.

И затем пришла боль.

Мучительная, безжалостная, непереносимая боль.

Кислота растеклась по его венам.

Пламя охватило все внутренние органы. Кости перестроились. Клетки взорвались. Весь организм изменился, преобразился… умер.

Наполеан слышал свои крики, но они словно принадлежали кому-то другому, кому-то жалкому и ничтожному. Он вцепился в собственную кожу, пытаясь содрать ее. Кусал руки и бился о землю. Корчился, метался и стремился уползти прочь, но ничто не могло остановить его мучения.

О небесные боги!

Наполеан молил о смерти, но она не приходила.

Сколько длилась агония, он не знал. Минуты? Часы? Может, дни? Могла пройти целая жизнь, прежде чем, наконец, все прекратилось… и пришла жажда.

Всепоглощающая дикая жажда.

Жажда крови.

Она заставила мальчика покинуть убежище. Прижимаясь к земле, как животное, он пробирался во тьме в поисках отца.

Сейчас, когда горькие слезы обожгли глаза, Наполеан растерянно смахнул их и увидел кровавые разводы на руках.

Великая богиня Андромеда¹, во что он превратился?

Достигнув деревенской площади, мальчик остановился возле старого каменного колодца. Когда зрение приспособилось к темноте, он краем глаза заметил тень. Нет, этого не могло быть.

Пожалуйста, боги, нет!

Ужасающая сцена предстала перед ним: Джегер Демир, злой принц, сидел, склонившись над телом отца. Глаза принца были совершенно безумными, когда он склонился к горлу Себастьяна, разорвал плоть и начал пить кровь. Наполеан не мог ни пошевелиться, ни отвернуться, пока эта жуткая сцена разворачивалась перед ним, пока злой принц осушал тело отца, разорванное в клочья.

И затем…

Шокированный, дрожащий и сокрушенный мальчик, словно последний трус, наблюдал за тем, как Джегер вытащил меч и отсек голову Себастьяна.

Когда страх, наконец, отпустил, Наполеан сжал руки в кулаки и прокричал в небо:

— Нееееееееет!

Он кричал до тех пор, пока горло не начало саднить.

— Отец! Отец! Отец! Отец…

* * *

Дзыыынннь.

Наполеан Мондрагон тяжело надавил на кнопку будильника, сел и вытер пот со лба. О боги, только не снова. Он опустил ноги с края большой кровати и положил локти на колени, а лицо спрятал в ладонях.

Уже третий раз за неделю ему снился этот кошмар.

Наполеан был правящим лордом дома Джейдона и единственным мужчиной, живущим со времен «Кровавого проклятия». Воспоминания временами наводняли сны, но так часто — никогда. О Аид, кошмары, вероятно, возникли из-за очертаний мужчины, которого он увидел в тени несколько недель назад: того, кто так сильно, до невозможности, походил на убитого отца.

Отца, который был мертв уже двадцать восемь веков.

Наполеан потер глаза и нахмурился. Боги, он мог бы прямо сейчас воспользоваться расположением принцессы: прикосновение ее нежной руки, обворожительный взгляд, теплота мягких губ.

— О дьявол, Наполеан. Зачем мучить себя?

Он сложил руки и покачал головой. Ванья Демир была ярким светом в его темной, нескончаемой жизни. Ее присутствие в особняке принесло песню, смех и радость в сердце мужчины, которое не знало ничего, кроме долга и одиночества, уже двадцать восемь сотен лет. Их словно магнитом притягивало друг к другу, подобное влечение невозможно было отрицать. Она стала смыслом его жизни. Но это также стало одной из причин, по которой принцесса ушла.

Это, а также приглашение пожить у Маркуса и ее сестры с их новорожденным малышом. Семья была для Ваньи всем, и она не собиралась упустить шанс воспитывать племянника… или находиться рядом с сестрой. К тому же Наполеан начал значить для принцессы слишком много, и она опасалась, что влюбится в мужчину, с которым не может остаться, в мужчину, которому суждено выбрать только одну женщину на всю вечную жизнь.

И эта женщина — не она.

Ванья не была истинной судьбой Наполеана и уже слишком много потеряла в своей жизни, чтобы потерять еще больше.

Вампир пожал плечами, пытаясь направить мысли на что-нибудь другое. Какая разница, почему принцесса ушла?

Ее больше не было. Она не вернется. И это была правда.

Поднявшись с кровати, Наполеан направился в душ и включил воду. Нет, он не будет больше думать о Ванье. У него и без того достаточно вопросов о недавно обнаруженной колонии темных. С недавнего времени по всей Лунной долине начали находить тела мертвых, а точнее, убитых и обескровленных людей.

И, черт возьми, этот проклятый кошмар начал действовать Наполеану на нервы. Почему сейчас, спустя столько лет, эти воспоминания снова начали его мучить? Неужели он так никогда и не сможет освободиться от этой вины? Неужели вампир всегда будет испытывать жгучий стыд за тот день, когда его отца убили?

И кем был мужчина, которого он видел в тени?