В его голосе была лишь нежность, не таящая никакой угрозы, и неподдельная честность. Уинетт заставила себя улыбнуться, понимая, как натянуто выглядит ее улыбка.

— Сегодня из меня плохая собеседница. Пожалуй, мне лучше пойти спать.

— Ты почти не ела, — проговорил Эйрик, кивнув в сторону стола. Кусок рыбы лежал на тарелке, почти не тронутый.

— Мне не хочется, — Уинетт покачала головой. — Если ты не против, я пойду к себе.

— Конечно, как пожелаешь, — он уже был на ногах и с обычной галантностью предлагал ей руку. — Только прошу тебя, поверь: я делаю все возможное, чтобы вы с Кедрином снова были вместе.

Он говорил так искренне, что Уинетт почувствовала себя настоящей невежей. Но ей удалось лишь уныло пробормотать в ответ: «Конечно». У нее не было настроения разговаривать. Беседа замерла. Эйрик распахнул дверь трапезной и провел Уинетт во двор. Во влажном воздухе пахло дождем. Аромат растений, обвивающих колоннады, стал густым, одурманивающим, от него было не укрыться. Гнетущая тяжесть приглушала журчание фонтана, звуки утратили прежнюю певучесть и казались болезненным ропотом. Луна скрылась в грузных пластах облаков, озаряя их своим зловещим нимбом.

— Похоже, будет гроза, — проговорил Эйрик.

Значит, погода здесь все-таки меняется? А ей казалось, что в этом месте всегда светит солнце и стоит вечное лето. Что же, это утешало. Странный мир приобретал привычные черты.

Тем временем они пересекли двор и поднялись по лестнице на балкон. Эйрик с обычной учтивостью поддержал ее под локоть, открыл дверь и поклонился.

— Позволь, я оставлю тебе поесть, — сказал он, указав на прихожую, — вдруг ты проголодаешься.

— Спасибо, не надо.

У нее по-прежнему не было ни малейшего желания есть. Хотелось лишь одного — побыть в одиночестве и привести в порядок смятенные мысли. Она шагнула через порог. Эйрик удержал ее, поклонился и поднес ее руку к своим губам. Губы у него были сухие.

— Не могу видеть тебя такой печальной, — проговорил он, не выпуская ее руки.

— Может быть, просто погода меняется, — вяло отозвалась Уинетт, пытаясь высвободиться.

— Может быть, — он нахмурился и отпустил ее. — Приятных сновидений.

— Спасибо.

Уинетт закрыла дверь и несколько мгновений стояла неподвижно. Когда шаги по лестнице стихли, она подошла к столику, украшенному витиеватой резьбой, наполнила кубок светлым вином и опустилась на стул. Потягивая напиток, она перебирала в памяти события сегодняшнего дня, не позволяя себе пропустить даже того, что отзывалось жгучей болью.

Уинетт не знала, сколько просидела так, погруженная в свои мысли. Потом она поднялась и занялась вечерним туалетом. Похоже, изо дня в день здесь ничего не менялось. Дни казались безликими. Похожие, как близнецы, они сливались, и время становилось неощутимым. Пространство во дворце вызывало замешательство, разум был бессилен объяснить то, что сообщали чувства. Сколько раз она просыпалась в этой спальне, подходила к окну, чтобы увидеть, что Эйрик поджидает ее во дворе? Каждый раз он приветствовал ее, каждый раз был столик, накрытый к завтраку…

Так случилось и на это утро. Однако после обычного приветствия Эйрик с извинениями сообщил ей, что большую часть дня будет вынужден отсутствовать. Уинетт показалось, что это связано с Кедрином.

Итак, она оказалась предоставлена сама себе.

Сперва она решила осмотреть дворец и отыскать кого-нибудь из слуг. Ведь должен был кто-то готовить эти удивительные яства, менять постельное белье — словом, поддерживать порядок в этом удивительном дворце. После того, как Эйрик удалился, она довольно долго ждала у стола, но никто не появился. Наконец ее терпение иссякло, и она направилась к ближайшей двери.

Хотя дверь располагалась под балконом, Уинетт оказалась в залитой солнцем оранжерее. Мраморный пол, зеленый, как весенняя трава, пересекали канавки, наполненные жирной черной землей. Почти все растения цвели, и оранжерея казалась еще одним уголком сада. Стеклянный купол поддерживала неправдоподобно тонкая паутинка золотого переплета. Уинетт побродила немного среди растений, а когда вернулась во двор, обнаружила, что остатки завтрака исчезли. На столике одиноко возвышались кувшин с вином и кубок. Уинетт продолжила поиски. Вскоре она убедилась, что во дворце нет ничего похожего на кухню. И никаких признаков пребывания людей. Дворец казался необитаемым. Она напрасно переходила из комнаты в комнату. Среди всей этой умопомрачительной красоты не было ни одной живой души — только таинственный хозяин и она сама.

Тогда она решила отыскать Эйрика. Ей показалось, что он уединился в каморке с волшебным водоемом, но там никого не было. Можно было, конечно, поискать его где-нибудь еще. Но серебряная поверхность неудержимо влекла к себе. Уинетт вспомнила слова Эйрика: водоем запомнил ее и может отозваться. Она опустилась на колени, заглянула в полупрозрачную бездну и сосредоточилась на желании увидеть Кедрина.

То, что она увидела, заставило ее содрогнуться. Разум не хотел принимать этого.

Сделав над собой усилие, Уинетт заставила свою память обратиться к тому, что предстало ей сегодня в зеркале водоема.

Вода стала прозрачной, потом замерцала — так было и прежде. Казалось, в его глубине происходит тайное движение. Образы становились все более четкими и наконец сложились в ясную картину. Уинетт глядела, отказываясь верить, но не в силах отвести взгляд.

Вот Кедрин сидит, удобно устроившись в деревянном кресле с высокой спинкой, над головой поднимаются каменные своды. Уже почти стемнело, но в стрельчатом окне угадывается цепь отвесных скал. Уинетт показалось, что она узнает один из покоев Высокой Крепости. Значит, Кедрин добрался туда и готовится начать поиски. Рядом на столике кувшин с вином… Он подносит к губам кубок и делает глоток. Потом встает, ставит на стол кубок, улыбается такой знакомой улыбкой и приветствует кого-то. Должно быть, это Тепшен Лал или Браннок… И тут у Уинетт перехватило дыхание: в комнату вошла Эшривель, и Кедрин заключил ее в объятия. Уинетт невольно стиснула руку в кулак и прижала к губам. Она помнила, как вскрикнула: «Нет!» Эшривель запрокинула голову, золотые волосы рассыпались по плечам, а губы приоткрылись, готовые принять поцелуй Кедрина. Несколько мгновений показались Уинетт бесконечными. Сердце колотилось, словно пытаясь расколоть ребра. Она пыталась справиться с паникой, не в силах отвести глаз. Эшривель высвободилась из объятий Кедрина и, улыбаясь, направилась в спальню, молодой король последовал за ней, его руки распускали шнурки рубахи. Словно зачарованная, Уинетт смотрела, как они раздеваются. Вот Эшривель стоит перед ним обнаженная, ее глаза сияют торжеством, а Кедрин глядит на нее восхищенно и взволнованно. К горлу Уинетт подступила тошнота. Кедрин подошел к ее сестре, они упали на постель, их тела сплелись, губы слились в поцелуе. Наконец Кедрин опрокинул Эшривель на спину, ее ноги скрестились, обняв его стан. Уинетт зажмурилась, обезумев от боли.

Когда она решилась открыть глаза, видение пропало. Ее била дрожь, по щекам текли слезы. Сжавшись в комок, она пыталась успокоиться и лишь чуть позже осознала, что сжимает в руке талисман и молит Госпожу, чтобы увиденное оказалось неправдой. Но разве Эйрик не говорил, что водоем показывает то, что происходит на самом деле? Если то, что она видела — обман, значит, Эйрик обманывал ее. Или знает о водоеме меньше, чем утверждает. Но если он не ошибается, значит, это правда: ее муж и сестра стали любовниками.

Возможно ли такое? Уинетт не сомневалась, что Эшривель неравнодушна к Кедрину. Все время, пока они находились в Андуреле, эта привязанность становилась все сильнее, но Уинетт старалась не обращать внимания. Измученная виной, Эшривель была благодарна Кедрину за его участие. Из этой благодарности выросла обычная влюбленность, над чем Кедрин столько раз посмеивался.

Но если Кедрин поверил, что она мертва?

Неужели он так скоро забыл ее?

Может быть, это боль потери толкнула его в объятия Эшривели? Может быть, он ищет забвения в страсти?