Прежде Уинетт лишь дважды проезжала через Тамур. Первый раз она следовала в Эстреван, весна была в самом разгаре. Второй — спустя несколько лет, направляясь в Высокую Крепость, в ту пору, когда лето сменяется осенью. А теперь… Она вспоминала, какой была зима в Андуреле, в Эстреване, в Высокой Крепости. Тогда земля целомудренно набрасывала на себя снежное покрывало, словно не желала, чтобы ее видели обнаженной. Люди тоже предпочитали пореже показываться за стенами домов. В такие дни милее всех красот были теплый очаг, бани и горячая еда.

Ей доводилось видеть землю весной, в цветущей зелени. Она видела ее залитой щедрым летним солнцем, в богатстве осенних красок, — но такой, великолепной и грозной, она не видела никогда. Необъятный восточный склон Геффинского нагорья расстилался под ними незапятнанным полотном. Деревья стояли, точно древние властители в тяжелых уборах. Но как легко было погибнуть среди этой красоты, заблудившись в бескрайних снегах! Да, тамурцы — удивительный народ. У этой земли был непростой нрав — и все же они жили здесь, перенося все его крайности.

— И весь Тамур такой? — спросила она Кедрина за завтраком. — Такой… суровый?

— Почти везде. Помнишь, мы проезжали по холмам? Восточный Тамур — это холмы и лощины, до самой Усть-Идре. На юге они совсем пологие. Там выращивают виноград и делают наши лучшие вина. Но сердце Тамура — здесь, в горах. За Геффинским лесом — плоское плато, но к северу и к западу почти везде горы.

— А Твердыня Кэйтина?

— В самом центре плато. Там тоже есть холмы, но не такие, как здесь. Это самые суровые места — кроме, может быть, западных областей, где Тамур граничит с Гадризелами.

— И нам придется их пересечь — чтобы попасть в Эстреван?! Это возможно… до весны?

— Не уверен, — Кедрин улыбнулся. — Может быть, тебе придется перезимовать в Твердыне Кэйтина.

— А это так страшно?

Шуткой на шутку… она надеялась, что это прозвучало именно так, но в глубине души чуть заметно зашевелилась тревога.

— Я бы так не сказал.

Юноша все еще улыбался, но лукавые нотки в его голосе исчезли. Уинетт закусила губу. Она ступила на тонкую почву, и стоило быть осторожнее в словах. Она поспешила исправить неловкость:

— По крайней мере, познакомлюсь с Сестрой, которая тебя учила.

— С Сестрой Льяссой? — Кедрин фыркнул. — Пожалуй, с географией она тебе непременно поможет. Сколько она в меня это вдалбливала… Потом история… и все такое прочее. Она считает, что тамурский принц должен все это знать.

— Ты говоришь о ней с такой нежностью… — Уинетт уловила в его голосе теплые нотки.

— Конечно. Льясса была прекрасной учительницей. А вот я, похоже, приводил ее в отчаяние. Особенно уроки этикета… Она — настоящий знаток танцев и музыки. А я больше времени уделял оружию и лошадям. Мне казалось, это больше соответствует моему происхождению.

— Тебе это пригодилось, — заметила Уинетт. — И… на короля ты произвел самое лучшее впечатление.

Кедрин рассмеялся.

— На Льяссу это точно произведет впечатление. И твое происхождение тоже.

— Забудь о моем происхождении, — удачно подвернулся случай затронуть деликатную тему. — Я Сестра, я больше не принцесса крови.

— Я помню. Но все-таки… извини, это не значит, что мы должны превратиться в снежные фигуры.

Окрик Бедира вернул их к действительности. Беседу пришлось прервать: пора было собираться в дорогу. Воины сворачивали палатки и складывали их в фургон. Уинетт снова заняла место рядом с Дисом, Кедрин оседлал своего скакуна, и колонна снова поползла по горной дороге. Казалось, этому подъему не будет конца.

Они шли весь день, потом еще один, но до Латана добрались лишь к вечеру третьего дня.

При взгляде на этот город-крепость становилось не по себе. Он нависал над самым краем пропасти, точно орлиное гнездо. Казалось, стены вырастают прямо из скалы. Лишь приглядевшись, можно было заметить узкий карниз, по которому мимо ворот проходила дорога. Однако их створки были приоткрыты, и за ними виднелась большая площадь в окружении деревянных домов. Солнце уже садилось. Отряд начал подниматься по дороге. Теперь крепость слилась со скалой и казалась угольно-черным силуэтом на фоне рдеющего неба.

Навстречу правителю Тамура вышел весь городской совет. Скорее всего, их приближение заметили заранее — а может быть, сюда уже добрались воины, которые покинули Высокую Крепость сразу после мирных переговоров.

В честь гостей снова устроили пир. Горожанам не терпелось узнать свежие новости с севера. Уже перевалило за полночь, когда они смогли отбиться от горящих любопытством соотечественников и добраться до постелей. Как выяснилось, снег шел в горах несколько дней, но впереди дорога была еще чистой. Латан стоял на самом гребне горного хребта. Дальше дорога вела вниз и обещала быть сравнительно безопасной. Бедир назначил выход на полдень, сославшись на то, что лошади не успели отдохнуть. Воспользовавшись передышкой, Уинетт отыскала лавку, торгующую целебными травами. Этим утром ее запасы снова изрядно истощились. Последствия радушных приемов не всегда были приятными — а впереди их ждал еще не один город.

Когда они покидали Латан, солнце горело в сверкающей лазури чистого неба, точно начищенное серебро. Дорога была усеяна тысячами искр. Лошади выдыхали клубы пара в льдистый воздух, слежавшийся снег поскрипывал под копытами и колесами повозки. Скоро дорогу вновь густо обступил лес, и эхо подхватило взволнованные возгласы. Казалось, деревья столпились в ущелье, чтобы приветствовать последнюю сотню воинов, которые наконец возвращались домой. Самое сердце королевства… Уинетт смотрела, как они едут — рослые, сильные, гордо расправив плечи. Похоже, эти уроженцы высокогорий сродни орлам, обитающим на неприступных скалах. И ей показалось, что даже поступь лошадей стала торжественной, словно на параде.

Семь дней отряд правителя двигался сквозь заснеженную чащу. За это время им лишь дважды встретились крошечные деревеньки, которые выросли вокруг постоялых дворов. Эти постройки сохранились до сих пор, но были слишком тесны, чтобы вместить сотню всадников. Впрочем, радушный прием вполне заставлял забыть обо всех неудобствах.

По ночам издалека доносился волчий вой, но зимний голод еще не вынуждал хищников нападать на лошадей. К тому же отряд был слишком многочисленным, чтобы какая-нибудь стая рискнула атаковать его.

На восьмой день дорога привела к берегу реки, достаточно мелкой, чтобы без особого труда перейти ее вброд. Лес редел, сменяясь прозрачным подлеском, пока местность не стала почти открытой. Вдалеке на севере громоздились низкие холмы, за ними угадывалась зубчатая стена Лозин, но дорога, по которой следовал отряд, шла прямо на запад. Ветер, поднявшийся на равнине, разметал снежные заносы. Время от времени начинал кружить снег, но ни разу снегопад не достигал такой силы, чтобы создать затруднения. Войско продвигалось быстро. Усадьбы и деревушки стали попадаться чаще, и тамурцы радовались возможности укрыться от ледяного ветра, который пробирал до костей. Большую часть пути ярко светило солнце. Уинетт была благодарна Дису: он дал ей обугленную палочку и велел держать перед глазами, чтобы защищать глаза от снежной слепоты.[1]

Спустя четыре дня после того, как отряд вышел на равнину, дорога привела к укрепленному городу. Его стены, с которых в прежние времена отражали вражеские вторжения, также надежно защищали от непогоды. Здесь всем тамурцам наконец-то довелось провести ночь в настоящих постелях.

Еще через четыре дня показалась Твердыня Кэйтина.

*

Дорога спустилась в широкую долину, потом вскарабкалась вверх по каменистому склону. Уинетт подумала, что они преодолевают очередной гребень, но спуска не последовало. Казалось, великаны-строители срыли вершину горы, оставив плоскую каменную площадку, в центре которой возвышался одинокий холм — скорее всего, творение человеческих рук. Его гладкую вершину четырехугольной короной венчали мощные крепостные стены — оплот правителей Тамура.