Стоик взял перо, обмакнул его в чернила и приписал ниже:

Но на какой из этих планов решиться?

Да, быть Вождем — весьма непростое дело.

Всю следующую неделю Иккинг просидел у зарешеченного окна, высмаггривая Военную Экспедицию Стоика Обширного.

Беззубик сидел у Иккинга ни голове. Эта его привычка была хорошо знакома мальчику: именно там Беззубик устраивал себе насест, когда он, Иккинг, ходил к Обрывам наблюдать за драконами. Иккинг делал наброски и зарисовки, из которых постепенно сложилась утраченная ныне книга, а Беззубик восседал у него на макушке, закрыв один глаз и прищурив другой, и высматривал беспечных кроликов себе на обед. Они могли часами сидеть в умиротворенном молчании, без слов прекрасно понимая друт друга.

Вот и теперь они точно так же сидели, глядя в окно, и ждали, ждали, ждали, когда же на горизонте покажутся корабли Стоика Обширного. А корабли всё не показывались и не показывались…

Римляне держали узников в высокой Башне с толстенными стенами. Единственное преимущество в положении пленника — то, что ему не надо выходить на улицу.

Потому что на улице беспрестанно шел дождь. Не та будничная, хорошо знакомая назойливая изморось, к которой юные Викинги давно привыкли у себя на родине; нет, за окном хлестал нескончаемый ливень, какой бывает только на островах Варварского Архипелага, самом мокром месте нашей славной зеленой планеты. Дождь шел целую неделю; казалось, небеса превратились в большое серое ведро, оно опрокинулось и теперь выливало всю скопившуюся в нём воду на несчастных обитателей Земли.

Римляне были опытными путешественниками, но они не привыкли к такой погоде. Да и как к ней привыкнешь? Из окна своей Башни Иккинг с интересом наблюдал, как тренировочная площадка для солдат постепенно превращается в черное глинистое месиво. Подогреваемый бассейн Консула переполнился и залил конские манежи. Кухонные рабы трудились по колено в воде. Даже Башня, и та осела на несколько сантиметров — вода подмыла и размягчила ее фундамент.

Единственная польза от дождя заключалась в том, что он приглушил крики запертых драконов. В дождь драконы, как известно, спят. Кожа у них водонепроницаемая, так что они просто складывают крылья над головой, будто зонтик, и сладко дремлют.

А в башне было хоть и скучно, зато сухо. К тому же, юным викингам разрешили оставить мечи и щиты, чтобы они могли поупражняться перед выходом на арену в Сатурнову Субботу.

Один из солдат каждый день приносил им поесть. Еды было вдоволь, хотя (на вкус Иккинга) она была несколько жирновата. Свинья, начиненная сурками, начиненными жаренными на углях лягушатами и устрицами в сметане, — это, пожалуй, было чересчур изысканное блюд. Если же приносили пирог с драконами или Простых Садовых в тесте, юные Викинги дружно отказывались есть.

Что касается Беззубика, тот вообще почти ничего не брал в рот. Сколько Иккинг его ни уговаривал, дракончик воротил нос.

— Римская еда — б-б-бяка, — хныкал он. — Ч-ч-ческока много. Р-р-рыбы хочу. Хочу м-м-макрели…

Камикадза же носилась с планами побега. И все они были один безумнее другого.

Сперва она уговорила Иккинга и Рыбьенога сплести из их жилетов длинную веревку, привязала к одному концу этой веревки рыбью голову, а другой прикрепила к решетке. Потом три ночи подряд она бросала рыбу из окна, надеясь, что ее поймает пролетающий мимо дракон. Наконец ее терпение было вознаграждено: рыбу поймал голодный Громмель. Он улетел с добычей, веревка натянулась и лопнула, заодно выворотив с корнем решетку на окне. Камикадза вылезла из окна, спустилась по обрывку веревки и повисла в двадцати метрах над землей. Так она и висела, сколько могла, потом все-таки разжала пальцы и приземлилась прямо на голову толстому Римскому солдату, под зонтиком игравшему в кости с парой приятелей.

После этого их перевели в другую камеру, более надежно укрепленную, на первом этаже.

Впрочем, Камикадза не собиралась сдаваться. Четыре дня напролет она, вооружившись Иккинговским шлемом, копала подземный ход. К несчастью, подкоп вышел на поверхность точнехонько посреди Консульской ванной. Когда из-под земли показалась перепачканная Камикадза, голый Толстый Консул пронзительно завизжал, зовя на помощь, и злополучных пленников перевели обратно в Башню, предварительно починив решетку.

Но самым безумным был третий план.

Камикадза подкараулила солдата, приносившего им еду, и шарахнула его по голове подносом. Она вознамерилась переодеться в Римский мундир, чтобы ее приняли за солдата.

— Ничего у тебя не получится, — убеждал ее Иккинг. — Тебя поймают. Во-первых, ты девчонка. И росту в тебе всего четыре фута. Солдат ростом в четыре фута не бывает. Их не берут в армию.

— Вечно ты выдумываешь всякие сложности, — поморщилась Камикадза, выглядывая из-под солдатского шлема — тот был так велик, что девчонка почти ничего из-под него не видела.

— И взгляни правде в глаза, они не простят тебе того, что ты вырубила их товарища, — не унимался Иккинг, испуганно косясь на солдата в римском нижнем белье, мирно дремавшего на полу.

— Это ты взгляни правде в глаза, — огрызнулась Камикадза, — Сидишь целыми днями и пялишься в окошко. Не приедет твой отец, НЕ ПРИЕДЕТ!

Иккинг нахмурился.

— Приедет, — с вызовом ответил он.

Камикадзе пришлось четыре раза подвернуть рукава солдатской туники. Подол же волочился по полу, точно шлейф. В результате она стала похожа на миниатюрного вояку в свадебном платье.

— Великая Камикадза вернется домой, а вы, жалкие Хулиганы, в Сатурнову Субботу встретитесь на арене с гладиаторами…

С этими словами она сделала три шага и, запутавшись в тунике, шлепнулась на пол.

Юные Викинги из последних сил удерживались от хохота.

С величайшим достоинством Камикадза поднялась на ноги.

— Бой-бабу взаперти не удержишь, — гордо заявила она, достала из кармана туники ключи и отперла тюремную дверь. Прощально прошелестев юбками, Камикадза удалилась восвояси.

Иккинг выглянул в окно. С моря задувал ветер, а дождь хлестал с такой силой, что ему пришлось отодвинуться с обычного места. Но мальчик с прежним упорством смотрел, смотрел и смотрел сквозь решетку, выискивая среди морских просторов знакомые паруса, а их всё не было и не было. Только лил неугомонный дождь, падал в океан, барабанил по скалам, пропитывая вересковые кусты, вливался в карманы несчастных часовых, которые стояли по колено в грязи и мечтали о римском солнышке.

Над океаном свирепствовал ветер, он разбивался о суровые черные скалы, с воем метался по тесным дворам Форта Жестокуса. Ледяной порыв проник сквозь решетку, окатил Иккинга вихрем холодных брызг, и в его протяжном посвисте юному Викингу послышалось:

— …Он просто задерживается… 

Той ночью Камикадза не вернулась. Иккинг и Рыбьеног с удивлением думали: неужели ей все-таки удалось сбежать? Однако солдат, принесший наутро еду, угрюмо сообщил, что ее поймали через две секунды после того, как она вышла из Башни, и на три дня посадили в одиночную камеру.

— Так ей и надо, маленькой варварке, — проворчал солдат, потирая шишку на лбу.

— Три дня! — радостью воскликнул Рыбьеног. — Хоть на три дня здесь воцарятся тишина и покой.