— Тут рядом пост охраны, потому и веду тебя зигзагами, — приглушенным голосом объяснял Нафаня. — У меня-то пропуск, а у тебя спросят — и доказывай, что не верблюд. У нас тут строго стало, после всех этих историй…
Катя с умным видом кивнула, хотя ни о каких историях понятия не имела.
Каждый шаг по мраморному полу отдавался гулким эхом, но вышеупомянутая охрана, очевидно, страдала глухотой.
Они остановились перед высокой запертой дверью уже на «территории» Древнего Египта.
— Здесь упаковочная, — прошептал Нафаня, открыл дверь ключом, тщательно прикрыл ее за собой и нашарил выключатель.
Упаковочная оказалась длинной комнатой с высокими потолками. Наверное, в ясные дни здесь полно света, а сейчас в окнах только темнота да капли дождя на стеклах. Огромная комната казалась очень тесной. Вдоль стен причудливыми штабелями громоздились ящики самых разных фасонов и размеров: от миниатюрных коробочек до огромных контейнеров размером с гараж. Катя потянула носом и подумала, что упаковочная похожа на столярную мастерскую. Да и пахло тут так же — клеем, фанерой и свежими стружками.
Загудели лампы дневного света. Катя зажмурилась от вспыхнувшего света.
— Вот она, зараза, — прошептал Нафаня.
В центре комнаты стоял верстак, а на нем лежало нечто, весьма напоминающее гроб. Катя, затаив дыхание, подошла поближе и уставилась на заразу.
Перед ней была статуя в полтора человеческих роста. На первый взгляд непонятно, из какого она материала. Камень? Дерево? Очертания туловища едва намечены — как будто существо обернуто в плотный плащ. Поверхность статуи блестела как полированная, сияя всеми оттенками зеленого, белого и алого. Узоры сплетались в буквы, вот только какого алфавита? Голова статуи, наоборот, была сделана очень детально. Длинные волнистые волосы, словно из золотистого стекла, схвачены на лбу короной из переплетенных синих змей. Белая кожа казалась фарфоровой, полупрозрачной. На лбу и щеках едва заметно проступали тонкие зеленоватые линии растительного орнамента. Веки были плотно сомкнуты. Узкие губы приподняты в презрительной усмешке, при виде которой пробирала дрожь.
Роскошная вещь! Интересно, кто это? Какого оно хотя бы пола? Черты вроде женские… Древняя королева в роскошной мантии?
Стоп! Это не мантия. Ничего себе!
— Это что, крылья?
— Ага, — подтвердил Нафаня. — Мы уж сами догадались. Умники из Восточного отдела так в сопроводительной записке и написали: «Гаруда».
— Восточный отдел?
Катя запомнила, что в удостоверении было написано: «Северо-запад».
Нафаня развел руками.
— Вот и мы с Панихидиным в шоке. При чем тут Восток? По стилю — чистая кельтщина! Недели две с восточниками воевали. Те хотели себе прибрать. Но Панихидин костьми лег — отстоял эту «Гаруду» нам всем на гемор.
— А что такое «Гаруда»? — спросила Катя.
Слово было смутно знакомое.
— Волшебная птица из индуистской мифологии.
— Что-то на птицу не похоже!
— Ну как бы не совсем птица. Птичий царь.
— А в письме что было написано?
— Что подарок из Таиланда. От тамошнего короля нашему правителю. Без указания фамилии. На кого они намекали, а? Да и как дарить? А вдруг там бомба? Наши местные таможенники говорят: надо вскрыть! Мы, говорят, ломиком подковырнем, вы подклеите, и никто не заметит…
— Она что, открывается? — заинтересовалась Катя.
— Нет, вроде монолитная. Швов не видно.
Несколько минут они молча смотрели на статую. Потом Катя провела рукой над сложенными крыльями… И ее словно холодной водой окатило! Страшно! Еще сильнее, чем вечером на семинаре!
Катя вздрогнула, отдернула руку, словно обожглась. Внутренний голос подсказывал: от этого прекрасного крылатого существа следует держаться подальше. Бежать со всех ног!
Но Катя взяла себя в руки и даже шагнула вперед.
Лучше бы она этого не делала.
На миг Кате почудилось, что длинные веки поднимаются, и из-под них выплескивается пронзительный сапфировый свет…
Катя оцепенела, не в силах отвести глаза…
«Спас» ее Нафаня.
— Ага, ты тоже это почувствовала! — с восторгом воскликнул он. — А Панихидин, прикинь, говорит: меньше надо биться головой о твердые предметы, тогда и глюков не будет. Дерево ученое!
— А зачем биться головой? — удивилась Катя.
— Я паркуром увлекаюсь, — охотно пояснил Нафаня. — У меня уже три сотрясения было, как раз недавно из больницы вышел! — Он явно гордился собой. — Вон, смотри, какой шрам…
Катя ничего не сказала, а про себя подумала, что, если бы он рассказал ей про свои увлечения раньше, она бы точно сюда не пришла.
И никогда не встретила бы эту удивительную статую.
Наваждение прошло. Теперь девушка видела перед собой именно статую. Предмет искусства. Никакого света. Никакого страха.
«Пригрезится черт-те что…» — подумала Катя с облегчением.
— Ну так что тут написано? — нетерпеливо спросил Нафаня, указывая на вьющуюся по краю мантии надпись.
Катя послушно замерла, прислушалась, ожидая подсказки внутреннего голоса. Но тот молчал. Боялся. Или просто не хотел пойти Кате навстречу.
— Не понимаю, — вздохнула она. — Что-то не получается.
— А здесь? — Нафаня указал на змеиный венец. — Тут вроде всего одно слово…
Катя всмотрелась, потом проговорила неуверенно:
— Знакомое что-то… Такое чувство, что я его уже видела.
— И что оно означает? — Нафаня аж приплясывал от нетерпения.
— Могущество… Сила… Пожалуй, самое точное — власть!
Нафаня нахмурился:
— Власть… На каком это хоть языке?
Катя покраснела. Ей показалось — Нафаня решил, что она это выдумала. Чтобы не ударить перед ним в грязь лицом.
— Понятия не имею, — сказала она сердито. — Я интуитивно поняла. Вроде как вспомнилось. Честно сказать, я не такой уж и великий знаток древних языков. Вот у меня друг есть — настоящий полиглот, он тебе и все надписи переведет, и скажет, кто их сочинил и зачем, и есть ли тут проклятие… А я… Ну у меня просто дар такой! Оно само приходит, как озарение!
— Не обижайся, — примиряюще сказал Нафаня. — Кстати… Как эта «власть» звучит, не знаешь? Ну если вслух произнести?
— Валар, — не задумываясь, сказала Катя.
— Валар? Точно?
— Абсолютно. Кстати, знакомое слово. У нас в Пскове был торговый центр «Валинор», может, что-то однокоренное?
Нафаня неожиданно фыркнул и уставился на статую.
— Валар, хе-хе. Забавно.
Кате показалось, он что-то понял или вспомнил. Но ей не сказал. Выспрашивать она не стала. Из гордости.
…И тут случилось нечто действительно ужасное.
Дверь упаковочной распахнулась с жутким скрипом, и в помещение вошел — нет, ворвался мужчина в траурном черном костюме. На груди у него висел такой же, как у Нафани, зеленый пропуск, гласивший, что его обладатель — не кто иной, как старший научный сотрудник отдела Северо-Запада Г. В. Панихидин. И рожа у старшего научного сотрудника была под стать фамилии: бледная, с глубокими залысинами на лбу и какая-то зомбоподобная. Хотя это, наверное, от синеватого искусственного освещения.
Панихидин резко остановился и уставился на Катю неподвижным змеиным взглядом.
Катя рефлекторно спряталась за спину Нафани.
— Доброй… э… ночи, — выдавил тот.
— Лаборант Нафанаилов! — Шипящий голос вошедшего оказался под стать взгляду. — Вы вполне осознаете, что сейчас делаете?
— Ставлю научный эксперимент, — быстро ответил Нафаня.
— А ну марш отсюда! Чтобы духу вашего здесь не было! Завтра напишете объяснительную на имя Самого. А это что за существо там притаилось?
В Кате взыграла гордость. Она выступила из-за спины Нафани, задрала подбородок и сообщила:
— Меня зовут Екатерина Малышева! С кем имею честь?
Вопрос был дурацкий, потому что на беджике всё было ясно написано.
Панихидин придирчиво оглядел Катю с головы до ног. Не как симпатичную девушку — как… экспонат. И, как показалось Кате, несколько растерялся. Может, ому виной был Катин деловой костюм?