— Итак, Жюэль, мы на самом краю Аравии? — спросил Трегомен, укрепляя очки на носу.

— Да, господин Трегомен, на юго-восточной оконечности Аравийского полуострова.

— А этот залив, похожий на воронку…

— Это Оманский залив.

— А другой, похожий на баранью ногу?

— Это Персидский залив.

— А пролив, что их соединяет?

— Ормузский пролив.

— А где же островок нашего друга?

— Он должен быть где-то в Оманском заливе.

— Если он вообще существует! — заметил Трегомен, удостоверившись предварительно, что дядюшка Антифер не может его услышать.

Маскатский имамат, расположенный между пятьдесят третьим и пятьдесят седьмым меридианами и между двадцать второй и двадцать седьмой параллелями, простирается на пятьсот сорок километров в длину и на двести восемьдесят — в ширину. Сюда следует прибавить еще полосу персидского берега от Ааристана до Могистана, часть побережья Ормуза и Кистрима; кроме того, ту часть Африки, которая тянется от экватора до мыса Дельгаду с Занзибаром, Малинди, Софалой. Если все соединить вместе, то окажется, что владения имама занимают пятьсот тысяч квадратных километров — без малого это площадь Франции. Десять миллионов жителей по национальному признаку делятся на арабов, персов, индийцев, евреев и негров, последних здесь большинство. Из всего сказанного следует, что имам является властителем, заслуживающим внимания.

Поднимаясь по Оманскому заливу в направлении Маската, «Оксус» шел мимо бесплодного пустынного побережья, окаймленного высокими отвесными скалами, напоминающими развалины феодальных замков. Немного позади возвышалось несколько округлых холмов, достигающих пятисот метров высоты; это были первые отроги горной цепи Джебель-Ахбар, которая возносится на три тысячи футов над уровнем моря. Нет ничего удивительного в том, что эта страна так бесплодна,— ведь она не орошается ни одной сколько-нибудь полноводной рекой. И все же шестьдесят тысяч жителей обеспечены продуктами питания благодаря окрестностям столицы. Вокруг Маската в изобилии произрастают виноград, манго[228], персики, фиги[229], гранаты, арбузы, лимоны, кислые и сладкие, и особенно финики! Финиковая пальма — самое ценное дерево арабских земель. По количеству финиковых пальм здесь судят о доходах поместья и обычно говорят: «Имение в три или четыре тысячи финиковых пальм», точно так же, как говорят во Франции: «Участок в двести или триста гектаров».

Имамат — прежде всего торговое государство, потому что имам не только верховный властитель и мусульманский первосвященник, но и главный купец своей страны. В его государстве насчитывается не менее двух тысяч судов водоизмещением тридцать семь тысяч тонн. Военный флот состоит из ста кораблей, вооруженных несколькими сотнями пушек. В армии числится двадцать пять тысяч человек. Что касается доходов имама, то они достигают двадцати трех миллионов франков. Владея пятью кораблями, он пользуется еще правом реквизировать корабли своих подданных для личных нужд, и это позволяет ему вести торговые дела с большим размахом.

В конечном счете имам — неограниченный властитель государства, завоеванного в 1507 году д'Албукерки, а затем сбросившего с себя португальское иго[230]. Вернув сто лет назад свою независимость, Маскат нашел поддержку у англичан[231], которые, несомненно, надеются после Испанского Гибралтара, Аденского Гибралтара, Перимского Гибралтара создать еще и Гибралтар в Персидском заливе[232]. Эти упорные англосаксы[233] намерены, как видно, «гибралтаризовать» все проливы, имеющиеся на земном шаре.

Интересно, собрали ли дядюшка Антифер и его спутники, прежде чем покинуть Францию, какие-нибудь сведения о Маскате, о его политической, промышленной и торговой жизни?

И не подумали даже!

Могла ли их интересовать эта страна?

Никоим образом, их внимание приковано только к одному из островков в заливе.

Но не воспользуются ли они случаем познакомиться хотя бы в общих чертах с современным положением этого государства?

Да, но лишь поскольку решили связаться с официальным представителем Франции в этом уголке Аравии.

Разве в Маскате есть французский резидент?[234]

Есть после договора, заключенного в 1841 году между имамом и французским правительством.

А для чего нужен здесь официальный представитель Франции?

Для того, чтобы давать необходимые справки своим соотечественникам, когда они попадают по воле случая на побережье Индийского океана.

Пьер-Серван-Мало почел за благо нанести визит французскому резиденту. И в самом деле, местной полиции, прекрасно организованной и вследствие этого весьма подозрительной, показалось бы по меньшей мере странным прибытие в Маскат трех французов, если бы последние не смогли убедительно объяснить цель своего путешествия. Само собой разумеется, они вовсе не собирались раскрывать свои карты.

После сорокавосьмичасовой стоянки в Маскате «Оксус» должен направиться дальше — в Бомбей. Дядюшка Антифер, Трегомен и Жюэль немедленно сошли на берег. На Бен-Омара и Назима они, конечно, не обращали никакого внимания. Нотариусу и его клерку предоставлялась полная возможность следовать по пятам французов. Присоединиться к ним они могли не раньше, чем начнутся поиски острова в Оманском заливе.

Дядюшка Антифер во главе шествия, Жюэль посередине, Жильдас Трегомен, поспешая в арьергарде[235], устремились к английскому отелю через площади и улицы современного Вавилона[236].

Багаж трех спутников следовал за ними. Как заботились они о купленных в Сен-Мало секстанте и хронометре, особенно о хронометре! Даже Святые дары[237] под балдахином[238] не могли быть несомы с большим благоговением или, лучше сказать, усердием, какое проявлял дядюшка Антифер, пожелавший нести хронометр лично. Подумать только: этот инструмент поможет определить долготу драгоценного острова! С какой пунктуальностью заводили его каждый день! Как только не уберегали от толчков, могущих отразиться на точности хода. Ни один муж не стал бы так заботиться о любимой жене, как заботился наш малуинец об инструменте, который должен сохранять парижское время.

Высадившись в Маскате, Трегомен, видя себя здесь, удивился не меньше, чем мог бы удивиться генуэзский дож[239], если бы внезапно очутился при дворе Людовика XIV[240].

Выбрав комнаты в отеле, наши путешественники сразу отправились к французскому резиденту. Тот был приятно удивлен, увидев на пороге своего дома трех соотечественников.

Этот провансалец лет пятидесяти, по имени Жозеф Бард, торговал хлопком, мануфактурой, индийскими шалями, китайскими шелками, тканями, шитыми золотом и серебром,— словом, товарами, пользующимися большим спросом у богатых людей Востока.

Когда француз приходит к французу, а тот к тому же еще уроженец Прованса[241], знакомство завязывается сразу и добрые отношения устанавливаются быстро.

Обменявшись с гостями рукопожатиями и предложив им прохладительные напитки, хозяин спросил, какова цель их путешествия.

— Мне редко представляется возможность принимать соотечественников,— сказал он.— Я рад видеть вас у себя, господа, и я весь в вашем распоряжении.