— В жизни не приходилось видеть подобное дерево! — вскричал Жюэль, когда его мул остановился под этим навесом.

— И я наверняка такого больше не увижу! — заметил Трегомен, сходя с верблюда, ставшего на колени.

— А вы что скажете, дядя? — спросил Жюэль.

Дядя ничего не ответил. Он просто не обратил внимания на то, что вызвало такой интерес у его друга и племянника.

— Мне вспоминается,— сказал Жильдас Трегомен,— феноменальный[258] виноградник в Сен-Поль-де-Леон, в одном очаровательном местечке нашей Бретани, который знаменит…

— Вы правы, господин Трегомен, но он не выдерживает никакого сравнения с этим деревом!

В самом деле, как бы ни был необыкновенен виноградник в Сен-Поль-де-Леон, он бы выглядел простым кустарником рядом с этим гигантом растительного царства.

То был баньян — разновидность фикуса — со стволом немыслимой толщины, по меньшей мере футов сто в обхвате. От ствола, похожего на башню, отходило огромное разветвление, а из него, в свою очередь, тянулись многочисленные отростки; ветки переплетались, скрещивались, расползались в разные стороны, покрывая своей тенью поверхность в полгектара. Огромный зонт служил защитой и от солнечных лучей, и от ливней; он непроницаем ни для небесных лучей, ни для небесных потоков.

Если бы у Трегомена хватило времени — терпения у него было достаточно! — он не отказал бы себе в удовольствии сосчитать ветви этого дерева. Сколько же их? Любопытство не давало ему покоя. Вскоре оно было удовлетворено. И вот при каких обстоятельствах.

В то время как он разглядывал нижние ветви баньяна, поворачиваясь во все стороны, вытянув руку и растопырив пальцы, позади него кто-то произнес по-английски с сильным восточным акцентом:

— Ten thousand![259]

Трегомен не понял этих двух слов, ибо не знал английского языка. Но зато английским языком владел Жюэль, и, перекинувшись несколькими словами с туземцем[260], он сказал своему другу:

— Здесь десять тысяч ветвей.

— Десять тысяч?

— По крайней мере, так утверждает этот араб.

Араб был не кто иной, как полицейский агент, приставленный к иностранцам на время их пребывания в имамате. Теперь он воспользовался удобным случаем, чтобы с ними познакомиться.

После того как Жюэль задал еще несколько вопросов на языке англосаксов и получил от араба столько же ответов, последний отрекомендовался переводчиком британской миссии в Маскате и любезно предоставил себя в распоряжение трех европейцев.

Жюэль поблагодарил туземца и рассказал дяде об этом счастливом, по его мнению, обстоятельстве, полезном для их дальнейших шагов в Сохоре.

— Хорошо, хорошо! — согласился Антифер.— Договорись с этим человеком получше, скажи, что ему щедро заплатят…

— При условии, если будет чем платить! — пробормотал недоверчивый Трегомен.

Но если Жюэль поздравлял себя с удачей, то Саук, напротив, был недоволен. Увидев, что сыщик затеял разговор с малуинцами, он встревожился и решил не спускать с туземца глаз. Если бы Бен-Омару удалось узнать, куда направляются французы!… Подходит ли путешествие к концу или последует продолжение? Где расположен остров: в водах Оманского залива, или в Ормузском проливе, или в Персидском заливе? Придется ли его искать вдоль берегов Аравии или у побережья Персии, где владения шаха[261] примыкают к владениям султана?[262] Как будут развертываться дальнейшие события, и долго ли это продлится? Не собирается ли Антифер сесть в Сохоре на корабль? Раз он не сделал этого в Маскате, то нельзя ли заключить, что остров находится где-то за Ормузским проливом? Не может ли это путешествие продлиться до Шарджи, или до Эль-Катифа, или даже до Эль-Кувейта в глубине Персидского залива?

Мучительная неизвестность и тревожные предчувствия довели Саука до такой ярости, что это не могло не отразиться на бедном нотариусе.

— Да разве я виноват,— повторял тот,— что Антифер обращается со мной как с иностранцем?

Как с иностранцем? Нет, гораздо хуже — как с назойливым гостем, присутствие которого навязано ему завещателем!… Ах, если бы не этот процент! Каких он стоит мучений! Когда же они кончатся?…

На следующий день караван тянулся по бесконечным равнинам, похожим на пустыни, лишенные оазисов[263]. Нестерпимая жара и в этот, и в следующие два дня делала переходы особенно утомительными. Трегомену казалось, что он тает, как ледяная глыба, плывущая из северных морей к низким широтам[264]. Хорошо, если он потерял не более десятой части своего нормального веса, что, конечно, не могло не радовать двугорбого, изнемогавшего под живым грузом.

Последние переходы не сопровождались никакими достойными упоминания событиями. Следует только отметить, что араб — его звали Селик — ближе, чем с другими малуинцами, познакомился с Жюэлем благодаря тому, что и тот и другой владели английским. Но — какие могут быть сомнения! — молодой капитан сохранит свою обычную сдержанность и не выдаст тайны дядюшки Антифера. Басня, сочиненная для французского резидента в Маскате — о поисках на побережье места для торговой конторы,— пригодилась и на этот раз для мнимого переводчика.

Поверил ли он? Жюэлю казалось, что да. В действительности же хитрец прикинулся простаком, чтобы продолжать наблюдения.

Наконец, после четырех с половиной дней пути, в полдень, двадцать седьмого марта, караван вступил в Сохор.

в которой дядюшка Антифер, Жильдас Трегомен и Жюэль проводят очень скучный день в Сохоре

Как хорошо, что наши французы прибыли в Сохор не для развлечения, а по делу! В городе нет ничего, что заслуживало бы внимания туристов: улицы хоть и чистые, но площади — на самом солнцепеке; одного источника воды едва хватает на несколько тысяч жителей, постоянно мучимых жаждой от нестерпимого зноя; дома разбросаны в беспорядке; окна, как принято на Востоке, выходят на внутренний двор. Выделяется лишь одно более приметное здание, впрочем без всякого стиля и лишенное причудливых арабских узоров. Оно вполне удовлетворяет имама, когда тот приезжает на две-три недели в северную часть своих владений, чтобы пожить деревенской жизнью.

Но как ни малозначителен Сохор, он все же существует на побережье Оманского залива, и лучшим доказательством этого служат его географические координаты: 54°29’ восточной долготы и 24°37’ северной широты.

Следовательно, принимая во внимание указания Камильк-паши, остров нужно искать на 28’ по дуге к востоку от Сохора и на 22’ к северу, то есть на расстоянии примерно сорока — пятидесяти километров от побережья.

Гостиниц в Сохоре мало. Да и трудно назвать гостиницей какое-то подобие караван-сарая[265] с несколькими комнатами, вернее, клетушками, меблированными более чем скромно — одной оттоманкой.

Именно туда услужливый переводчик Селик и привел Антифера, его племянника и друга.

— Как нам повезло,— повторял Жильдас Трегомен,— что мы встретили этого любезного араба! Жаль только, что он не говорит по-французски или хотя бы по-бретонски[266].

Однако Жюэль и Селик достаточно хорошо понимали друг друга, чтобы сговориться.

Измученные путешествием, Жюэль и Трегомен — и это вполне естественно — не могли в тот день мечтать ни о чем другом, кроме хорошего ужина и двенадцатичасового сна. Но не так-то просто было заставить Пьера-Сервана-Мало согласиться с этим благоразумным предложением. Его нервное нетерпение все возрастало по мере приближения к острову, и он не соглашался ждать. Ему хотелось лишь одного — немедленно нанять судно и отчалить, что называется, hie et nunc!…[267] Можно ли отдыхать, когда остается сделать последний шаг, один только шаг в двенадцать лье, отделяющий его от того уголка на земном шаре, где зарыты вожделенные бочонки!…