Но вскоре течение совсем прекратилось: либо наступил отлив, который начинался в это время, либо влияние моря совсем не чувствовалось на таком расстоянии от устья реки. Пришлось взяться за весла. Наб и Герберт заняли места на скамье, Пенкроф стал на корму, и лодка снова двинулась вверх по течению.

Лес в районе Дальнего Запада становился как будто реже: чаща была не так густа, деревья нередко стояли в одиночку. Но благодаря простору они могли в изобилии пользоваться чистым воздухом и разрослись во всю ширь; они были великолепны.

Какие замечательные экземпляры флоры этих широт! Их присутствие позволило бы любому ботанику определить параллель острова Линкольна.

— Эвкалипты! — вскричал Герберт.

Действительно, то были чудесные представители растительного царства, последние великаны субтропической зоны, сородичи эвкалиптов Австралии и Ново-Зеландии — стран, расположенных на той же широте, что и остров Линкольна. Некоторые из них достигали двухсот футов высоты. Окружность их ствола у основания равнялась двадцати футам, кора, изборожденная полосками благовонной смолы, была почти в пять дюймов толщиной. Ничего нет прекраснее, но вместе, с тем и диковиннее этих огромных представителей семейства миртовых, листья которых обращены к свету боком и свободно пропускают солнечные лучи.

У подножия эвкалиптов росла свежая трава, из которой то и дело вылетали стайки маленьких птичек, блиставших в ярких лучах света, словно крылатые рубины.

— Вот так деревья! — воскликнул Наб. — Но какая от них польза?

— Эка невидаль! — ответил Пенкроф. — Среди деревьев тоже должны быть великаны, как и среди людей. Они только на то и годны, чтобы показываться на ярмарках.

— Думается, вы неправы, Пенкроф, — возразил Гедеон Спилет.

— Эвкалиптовое дерево с большой пользой употребляют в столярном деле.

— Добавлю, сказал Герберт, — что к одной семье с эвкалиптами принадлежит много полезных деревьев: гвоздичное дерево, приносящее гвоздичное масло; гранатное дерево; eugenia cauliflora, из плодов которого приготовляют неплохое вино; митр ugni, содержащий прекрасный опьяняющий ликер; митр caryophyllus, из коры которого получают отличную корицу; eugenia pimenta, дающая ямайский перец; мирт обыкновенный, ягоды которого заменяют приправу; eucalyptus robusta, дающий превосходную манну; eucalyptus Guinei, сок которого, перебродив, похож на пиво. Наконец, все деревья, известные под названием «дерево жизни», или «железное дерево», тоже принадлежат к семейству миртовых, которое насчитывает сорок шесть родов и тысячу триста видов.

Никто не прерывал юношу, который с увлечением читал свою маленькую лекцию по ботанике. Сайрес Смит слушал его с улыбкой, а Пенкроф испытывал невыразимое чувство гордости.

— Прекрасно, Герберт, — сказал Пенкроф, — но я готов поклясться, что все эти полезные образцы, которые ты только что перечислил, не так громадны, как эти эвкалипты.

— Ты прав, Пенкроф, — подтвердил Герберт.

— Значит, это подтверждает то, что я сказал: от великанов нет никакого проку.

— В этом вы ошибаетесь, Пенкроф, — возразил инженер. Эти гигантские эвкалипты, под которыми мы сидим, тоже приносят пользу.

— Какую же?

— Они оздоровляют местность. Знаете ли вы, как их называют в Австралии и Новой Зеландии?

— Нет, мистер Сайрес.

— Их называют «лихорадочное дерево».

— Они нагоняют лихорадку?

— Нет — прогоняют ее.

— Это надо записать, — сказал журналист.

— Записывайте, дорогой Спилет. По-видимому, доказано, что присутствие эвкалиптов обезвреживает болотные испарения. Это предохранительное средство испытывали в некоторых областях Южной Европы и Северной Африки, где климат, безусловно, вреден, и здоровье населения улучшалось. В районе распространения этих деревьев исчезла перемежающаяся лихорадка. Это несомненный факт, чрезвычайно приятный для обитателей острова Линкольна.

— Что за остров! Что за благословенный остров! — вскричал Пенкроф. — Говорю вам, тут есть все, кроме…

— И это будет, Пенкроф, и это найдется, — сказал инженер — Но двинемся дальше и будем плыть до тех пор, пока река сможет нести нашу пирогу.

Поход продолжался. Исследователи проплыли еще около двух миль среди зарослей эвкалиптов, которые покрывали всю эту часть острова. Занятая ими часть территории по обоим берегам реки Благодарности казалась необозримой; русло реки извивалось между высокими зеленеющими берегами. Дно его было во многих местах покрыто травой и даже острыми камнями, что значительно затрудняло плавание. Работать веслами стало неудобно, и Пенкроф пустил в дело шест. Поверхность дна понемногу повышалась, и можно было предугадать, что лодка остановится. Солнце уже начало склоняться к горизонту; гигантские тени деревьев протянулись по земле. Видя, что им не достигнуть засветло западного берега острова, Сайрес Смит решил заночевать на том самом месте, где станет лодка. По его расчету, до берега оставалось еще миль пять-шесть — слишком большое расстояние, чтобы идти ночью в этом незнакомом лесу. Лодку продолжали неустанно проталкивать среди зарослей, которые становились все более густыми и населенными, по крайней мере, зоркие глаза моряка как будто заметили обезьян, стаями бегавших по деревьям. Несколько раз животные даже останавливались на некотором расстоянии от лодки и без всякого страха рассматривали колонистов. Очевидно, они видели людей в первый раз и не знали, что их следует опасаться. Этих четвероруких легко было бы застрелить, но Сайрес Смит воспротивился бессмысленному избиению, которого жаждал нетерпеливый Пенкроф. Мирная политика была к тому же и безопаснее: сильные, ловкие обезьяны могли повредить колонистам, и лучше было не вызывать их вражды совершенно не нужным нападением.

Правда, моряк интересовался обезьянами исключительно с кулинарной точки зрения. И действительно, мясо этих животных, которые питаются одной травой, очень вкусно. Но поскольку провизии им хватало, не стоило тратить зря порох.

Часа в четыре плыть по реке стало очень трудно, так как дно ее было покрыто водяными растениями и камнями. Берега становились все выше, и русло проходило среди первых подступов к горе Франклина. Истоки реки не могли быть далеко, так как она питалась водами, стекавшими с южных склонов горы.

— Меньше чем через пятнадцать минут нам придется остановиться, мистер Сайрес, — сказал моряк.

— Ну что же, и остановимся, Пенкроф, и устроим стоянку на ночь.

— Как далеко отсюда до Гранитного Дворца? — спросил Герберт.

— Учитывая, что изгибы реки отклонили нас на юго-запад, думаю, что около семи миль, — ответил инженер.

— А что, мы двигаемся вперед? — осведомился Гедеон Спилет.

— Да, и будем двигаться дальше, пока возможно, — сказал Сайрес Смит. — Завтра на заре мы оставим лодку и, я надеюсь, часа за два дойдем до западного берега. Таким образом, у нас будет целый день впереди, чтобы обследовать побережье.

— Вперед! — вскричал Пенкроф. Но вскоре лодка начала задевать каменистое дно реки, которая в этом месте была не шире двадцати футов. Густой зеленый покров осенял ее воды, создавая полутьму. Слышался довольно явственный шум падения воды, указывавший, что в нескольких сотнях шагов имеется естественная плотина.

И действительно, за последним поворотом реки показался между деревьев водопад. Лодка ударилась о дно, и спустя несколько мгновений причалила к стволу дерева на правом берегу.

Было около пяти часов. Последние лучи солнца скользили между густой листвой и косо освещали водопад; водяная пыль сверкала всеми цветами радуги. Дальше русло исчезало в кустах, где принимало в себя какой-то скрытый источник, а ниже многочисленные ручейки, вливавшиеся в реку на всем протяжении, делали ее полноводной. Здесь же это был неглубокий прозрачный ручеек. Ночевку устроили в этом очень красивом месте. Колонисты вышли на берег и развели огонь под развесистым каркасом, в ветвях которого Сайрес Смит и его товарищи могли, в случае нужды, найти убежище на ночь. Ужин вскоре был поглощен, так как все проголодались, и оставалось только выспаться. После заката солнца несколько раз раздавалось подозрительное рычание, и путники подбросили дров в костер, чтобы яркий огонь охранял покой спящих. Наб и Пенкроф дежурили, сменяя друг друга, и, не жалея, подкидывали топливо. Быть может, они не ошибались, и какие-то звери действительно бродили вокруг лагеря и среди деревьев, но ночь прошла спокойно. На следующее утро, 31 октября, в пять часов, все были уже на ногах, готовые выступить.