В 1852 году Жоаму Гарралю исполнилось сорок восемь лет. Благодаря своей воздержанности, умеренным вкусам и скромной трудовой жизни он сохранил силы, хотя многие люди здесь преждевременно старились. Коротко остриженные волосы и длинная борода уже серебрились, придавая ему строгий вид пуританина. Весь его облик говорил о неподкупной честности, которой славились бразильские купцы и землевладельцы. В этом внешне спокойном и уравновешенном человеке угадывался внутренний огонь, сдерживаемый твердой волей.

А между тем в этом с виду здоровом и преуспевающем человеке замечалась затаенная грусть, победить которую не могла даже нежная привязанность Якиты.

«Почему муж умеет радоваться лишь чужому счастью, но не своему? Какое тайное горе гложет его?» — спрашивала она себя и не находила ответа.

Яките минуло сорок четыре года. В тропической стране, где женщины становятся старухами уже в тридцать лет, она тоже сумела устоять против разрушительного влияния климата. Черты ее красивого лица слегка отяжелели, но сохранили благородство линий классического португальского типа, в котором гордость естественно сочетается с душевной прямотой и открытостью характера.

Бенито и Минья на нежную любовь родителей отвечали столь же горячей привязанностью.

Бенито, веселый, смелый, горячий юноша — ему шел двадцать второй год,— с душой нараспашку и живым непоседливым характером, отличался от своего друга Маноэля, более сдержанного и серьезного. После целого года, проведенного в Белене, вдали от родных мест, для Бенито было великой радостью вернуться в отчий дом, вновь увидеть отца, мать и сестру, вновь оказаться на лоне величественной природы Верхней Амазонки — ведь он завзятый охотник!

Минье только что сравнялось двадцать. У этой прелестной девушки с темными волосами и большими синими глазами, казалось, вся душа отражается во взоре. Среднего роста, стройная, грациозная, она лицом вышла в мать, а характером — чуть посерьезнее брата. Ласковую и приветливую, ее любили все обитатели фазенды. Что до Маноэля Вальдеса — его не стоило и спрашивать о достоинствах девушки: он был слишком заинтересованной стороной, чтобы дать беспристрастный ответ.

Описание семьи Гарраль будет неполным без рассказа об их многочисленных домочадцах.

Шестидесятилетняя негритянка Сибела, отпущенная хозяином на волю, продолжала жить в его доме из привязанности к его семье. В молодости она еще нянчила Якиту. На правах старого члена семьи она говорила «ты» и матери и дочери. Вся жизнь доброй женщины прошла среди этих лесов и полей, на берегу реки, которая служила границей фермы. Она попала в Икитос ребенком (в ту пору еще существовала торговля неграми) и никогда не покидала этого селения: здесь вышла замуж, здесь овдовела и, потеряв единственного сына, осталась служить у Магальянса. Сибела знала только ту часть Амазонки, которая всегда была у нее перед глазами.

Назовем также и хорошенькую веселую мулатку, считавшуюся служанкой Миньи, ее ровесницу, горячо преданную своей юной хозяйке. Звали ее Лина. Этому милому, немного избалованному созданию прощали некоторую вольность обращения, сама же Лина обожала свою госпожу. Своевольная, ласковая и насмешливая, она делала в доме все что хотела.

Работники фазенды делились на две части: индейцы — около сотни человек — работали на ферме за плату, и негры — их было вдвое больше — оставались еще рабами, но дети их рождались уже свободными. В этом отношении Жоам Гарраль опередил бразильское правительство.

Надо сказать, что в бассейне Амазонки с неграми, привезенными из Бенгелы, из Конго и с Золотого Берега, обычно обращались довольно мягко, и, уж во всяком случае, на икитосской фазенде никто не проявлял жестокости в отношении невольников, что зачастую имело место на плантациях в других странах.

Маноэль любил сестру своего друга Бенито, и она отвечала ему взаимностью. Когда у молодого врача не осталось сомнений в своих чувствах, он решил открыться Бенито.

— Дружище Маноэль! — тотчас откликнулся восторженный юноша.— Я безумно рад, что ты хочешь войти в нашу семью! Только позволь действовать мне: для начала я переговорю с матушкой. Мне кажется, я могу обещать тебе ее согласие.

Не прошло и получаса, как все было улажено. Бенито не сообщил своей матери ничего нового: добрая Якита давно догадалась о чувстве, зародившемся в сердцах молодых людей.

Десять минут спустя Бенито уже говорил с сестрой. Надо признать, что и здесь ему не пришлось прибегать к красноречию. Едва он произнес первые слова, как головка милой девушки склонилась на плечо брата, и прямодушная Минья воскликнула от чистого сердца:

— Как я рада!

Признание едва не опередило вопрос — ничего другого Бенито и не ожидал.

В согласии Жоама Гарраля тоже никто не сомневался. Но Якита и дети не сразу посвятили его в свои планы, потому что в беседе о предстоящей свадьбе собирались затронуть один важный вопрос, разрешить который, возможно, будет не так-то просто: предстояло решить, где устраивать венчание.

В самом деле, где лучше отпраздновать свадьбу? В жалкой деревенской хижине, служившей здесь церковью? А почему бы и нет? Ведь Жоам и Якита, вступая в брак, получили тут благословение отца Пассаньи, бывшего тогда священником в Икитосе. В ту пору, как и в наши дни, гражданский брак в Бразилии не отделялся от церковного, и одной записи в церковной книге миссии было достаточно, чтобы скрепить союз, не засвидетельствованный государственным чиновником.

Жоам Гарраль, видимо, захочет, чтобы молодые венчались в Икитосе — с большой торжественностью, в присутствии всех обитателей фазенды; но если так, то ему придется выдержать серьезную борьбу со своими домашними.

— Маноэль,— сказала девушка своему жениху,— будь моя воля, я предпочла бы венчаться не здесь, а в Пара. Госпожа Вальдес нездорова и не может приехать в Икитос, а мне не хотелось бы венчаться без нее. Мы с мамой постараемся уговорить отца, чтобы он отвез нас в Белен, к той, чей дом скоро должен стать и моим домом. Вы согласны?

Вместо ответа Маноэль лишь нежно пожал ей руку. Он тоже горячо желал, чтобы мать присутствовала на его венчании. Бенито полностью поддержал их план. Оставалось уговорить Жоама Гарраля.

В тот день молодые люди отправились на охоту; после обеда супруги остались одни в просторной гостиной своего дома. Жоам Гарраль только что вернулся с поля и прилег на диван из плетеного бамбука, когда супруга села возле него.

Якита не сомневалась, что Жоам Гарраль с радостью раскроет объятия новому сыну, достоинства которого он давно узнал и оценил. Но Якита понимала, что убедить мужа покинуть фазенду будет нелегко.

В самом деле, с тех пор как Жоам Гарраль еще юношей пришел в эти края, он никогда ни на один день не выезжал за пределы усадьбы. Хотя Амазонка, медленно катившая свои воды на восток, манила вдаль, хотя Жоам каждый год сплавлял множество плотов в Манаус, Белен и на побережье провинции Пара Гарралю, по-видимому, никогда не приходило в голову поехать вместе с ним.

Все, что производилось на ферме, добывалось в лесах и лугах, владелец фазенды продавал, никуда не уезжая. Можно было подумать, что он не хочет выходить ни мыслью, ни взглядом за пределы созданного им земного рая, где была сосредоточена вся его жизнь.

Поскольку в течение почти двадцати пяти лет Жоам Гарраль ни разу не переходил бразильской границы, то вполне понятно, что его жена и дочь тоже никогда не ступали на бразильскую землю. А между тем обе давно мечтали поглядеть на страну, о которой им так много рассказывал Бенито. Раза два или три Якита пробовала говорить об этом с мужем, но стоило ей заикнуться о том, чтобы покинуть фазенду хотя бы на несколько недель, печальное лицо его еще больше мрачнело, глаза затуманивались, и он говорил ей с мягким укором: