Только спустя некоторое время я поняла, что злорадствовала не я одна. Девушки оглядывались на меня, кидая насмешливые взгляды, когда думали, что я этого не вижу. Парни переглядывались между собой. Я прекрасно могла себе представить их мыслишки. Ничего нового они подумать не могли, такого чтобы отличалось от мыслей парней из моей Чикагской школы. Все та же грязь.

   Просто провинциалы, подумала я снисходительно, и ужаснулась тому, какой я стала злобной и черствой. Я ощутила вину по отношению ко всем тем людям, кого уже успела в душе заклеймить. Я подумала о том, что стала не лучше тех людей, что испортили мою жизнь в Чикаго, возможно даже хуже. Они хотя бы знали меня, я же, не зная этих людей, начала думать о них пренебрежительно. Меня не должно тешить то, насколько шикарно моя машина смотрелась на стоянке, это низко, но я ничего не могла с собой поделать. Это повышало мою самооценку, и это же заставляло смотреть на них всех свысока.

   Возможно, склонность к трагизму я унаследовала от своей биологической матери - наркоманки. Но я действительно испытывала мелочное счастье, вспоминая вытянувшиеся лица школьников. Мне так отчаянно хотелось доказать им, что я лучше, чем все они, хотя подсознательно я понимала, что вызвано это неуверенностью из-за беременности. Я была совершенно другой еще несколько месяцев тому назад, доброй, отзывчивой, и никогда не стала бы так думать о других.

   Но не теперь. Я наконец-то прозрела, поняла, что нельзя верить всем подряд, и что люди просто ужасны, и я тоже ничем не лучше их. Злость, эгоизм и циничность ожили во мне как мистические существа, почти обрекая на одиночество, но и заставляя каждый день вставать и смотреть на себя в зеркало, и жить назло всем.

   Я сама ужасалась тому, о чем думаю, но почти 5 месяцев отделяли меня злую от меня доброй, и это был большой срок, чтобы свыкнуться с мыслью, что теперь я другая. Совершенно не похожая на них. И все же я обязана притворяться счастливой. Ради родителей. Ради будущего этого ребенка. Хотя бы ради себя,

   Звонок вывел меня из темноты моих мыслей и заставил порадоваться компании Бет, ее жизнерадостности явно хватало на нас двоих, она почти заряжала меня энергией. Но на этой перемене все уже было не так, как на остальных - я просто больше не могла улыбаться и притворяться, что очень рада встрече с новым занудой, или встречать спокойно пошлые, насмешливые взгляды.

   Другие ученики, как и раньше, следуя примеру Бет, подходили знакомиться, но, наверное, моя холодность и неразговорчивость оставляли их разочарованными и отталкивали от меня. Но я ничего не могла с собой поделать, лгать я не любила, а уставшей, и подавно не могла. Мне стало интересно, что будет, когда я перестану себя сдерживать. Наверняка мало найдется людей, что захотят вообще потом со мной здороваться. И самое страшное - я хотела этого, хотела, чтобы меня оставили в покое и перестали разглядывать, будто чудную зверюшку, чтобы держались подальше.

   - Пора идти на ланч, - напомнила мне Бет и на ходу взяла меня за руку, я вздрогнула, но преодолела желание выдернуть ее назад. Я уже давно не давала никому возможности прикоснуться к себе. Это навевало болезненные воспоминания. Я отчужденно шла рядом с Бет, стараясь глубоко дышать, но мне казалось, что там, где ее теплые пальцы прикасаются к моей коже на запястье, загорается огонь. Неужели я становлюсь истеричкой? Еда отошла на второй план, так как я все не могла расслабиться, хотя до этого, мне казалось, я страшно голодна.

   - Сейчас я познакомлю тебя со своими друзьями, очень надеюсь, они тебе понравятся. До этого времени ты мало выражала радость по поводу знакомства с кем-либо, - голос Бет звучал радостно, но нотки осуждения проскальзывали то тут, то там.

   Впервые за долгое время мне стало неловко за свое поведение. Все те ученики просто хотели быть вежливыми, и если б я была чуть более милой,... возможно, подружилась бы еще с кем-нибудь. Но для первого дня Бет и ее компании и так достаточно.

   - Только должна предупредить, не верь Оливье и не влюбляйся в Калеба, - остановившись перед входом в столовую серьезно сказала мне Бет, - Калеб у нас что-то вроде местного Дон Жуана, он, конечно, мой друг, но бабник еще тот, и, к сожалению, друг очень хороший, а то я бы сама его закидала камнями. Ясно?

   - А что непонятного: не влюбляться в Оливье и не доверять Калебу, - усмехнулась я, заглядывая через стеклянные дверки в столовую, и, подмигнув Бет, склонила голову на бок, ожидая, что она скажет дальше. Я как могла, улыбалась, стараясь быть милой. Ну и пусть меня все сейчас раздражает. Я вообще забыла, что это такое - хорошее настроение.

   Бет рассмеялась и выдохнула:

   - Ну, можно и в таком варианте, смотря кому, что нравится, но подозреваю, что Калеб больше по твоей части.

   Я равнодушно пожала плечами. В данный момент, думаю, что еще долго никто не будет по моей части. Я утратила веру в чувства, в любовь, дружбу и привязанность. Теперь я доверяла лишь своим родителям. И хоть я по-детски не распаковывала свои вещи, надеясь, что мы все-таки уедем отсюда, понимала - нам теперь жить здесь долгое время, по крайней мере, пока я не закончу школу. А это еще как минимум три года, значит, когда-нибудь мне придется выйти из той депрессии, что сжигает меня последние месяцы, заставляет ненавидеть себя и всех вокруг. Когда-нибудь ребенок родится, и я снова стану такой, какой была раньше, или хотя бы верну себе душевное равновесие. Мне снова станут нужны друзья. Я на это надеялась, но не верила, что смогу вернуть ту себя. Теперь все стало по-другому, прежней Рейн уже никогда не будет. И, по правде говоря, я не знала, захочу ли быть снова прежней.

   Я решительно настроилась, что с друзьями Бет буду само счастье и радушие, несмотря ни на что, или хотя бы постараюсь. Ничего не могло случиться, что поколеблет мою уверенность. Главное держать свою язвительность при себе, не смотреть на них свысока, и вовремя прикусывать язык. И главное! Улыбаться!!!

   С последним были трудности, мне казалось, что от этих искусственных улыбок, мой рот свело судорогой, и я выглядела скорее как контуженая курица. Увидев выражение своего лица в стеклянных дверях столовой, я ужаснулась - такая фальшивая улыбка застыла на моих губах, или точнее говоря, примерзла к ним. Я несколько раз глубоко вдохнула, чтобы расслабиться и пошла следом за Бет, уже на всех парусах мчащейся к стойке за едой. Когда мы с полными подносами (я старалась не обращать внимания, как меня мутит от запаха жареной картошки с подноса Бет) подошли к маленькому столику почти в углу, там сидело несколько человек: три девушки и парень, который сразу же вскочил со своего места, уступая его мне.

   Казалось, лица всех светились восхищением и интересом, но я и сама с не меньшим удивлением рассматривала их - кажется, за этим столиком собрались самые красивые и стильные ученики школы, будто бы мне в насмешку. Маленький толстый гоблин и компания фей, вот те сказка! Судьба издевалась надо мной, в своих мыслях я так и видела лицо какой-то старухи держащей в своих руках нити судеб, она смеялась, когда плела мою, потешаясь, думая чтобы еще такого пакостного сделать.

   - Знакомьтесь - это Рейн, любите и жалуйте!!! - провозгласила Бет, и мое лицо залил предательский румянец. А я думала, что хуже сегодня не будет, - это собратство моделей уставилось на меня во все глаза и мило заулыбалось. Дайте мне топор! Мое настроение ухудшалось с каждой секундой проведенной в компании этих пышущей красотой людей.

   Лицо мое горело, но уже скорее не от смущения, а от гнева. Все четверо как по команде вытаращились на мой живот, когда я неловко садясь, задела столик, и мне сразу же захотелось надеть куртку, и застегнутся до самого горла.

   - Это Лин, - первой представила Бет симпатичную девушку с восточной внешностью, одетую, к моей радости, в совершенно аляповатый свитер. И хоть лет ей было 17, выглядела она моложе меня. Ну чем тебе не гейша?