Когда Лотар впервые опустил клинок в заплечные ножны, он понял, что меч носит имя. Сосредоточившись, Лотар нашел слово. Он догадался, что это не настоящее имя, клинок еще не совсем доверял ему, он лишь подчинился владельцу и согласился на имя - Гвинед.

Пока Лотар жил в Беклеме, он учился работать Гвинедом от восхода до зари, стремясь понять его тактику, характер и силу. Это было непросто, непривычная форма предлагала другой рисунок боя, чем тот, которому учили Лотара.

Длина клинка чуть больше трех футов, и острие его было приспособлено скорее разрывать, чем прокалывать. Кроме того, Лотара сначала смущала чересчур маленькая, овальная гарда, которая не закрывала руку от атак противника. И в довершение, Лотар не понимал, что делать с длинной, чуть не в три ладони, рукоятью, оплетенной каким-то черным материалом, который не становился скользким ни от пота, ни от крови. Но потом случайно открыл, что эта форма рукояти давала возможность укорачивать выпады, что резко усиливало удары и делало их чрезвычайно эффективными при выпадах назад или атаках снизу. Лотар так и не понял, сам он пришел к такому открытию или Гвинед каким-то образом повлиял на его сознание и научил подобным приемам.

После этого открытия посыпались одно за другим, и уже через несколько дней Лотар лишь усмехался, вспоминая свою недогадливость первых дней, а его уважение к мечу переросло почти в благоговение. Этот-то меч и довершил экипировку Лотара, когда он отправился в Ашмилону.

Миновав пустыню и оказавшись над дорогой и полями, Лотар попытался стать невидимым, но как ни старался, далеко внизу под собой постоянно видел полупрозрачную тень, скользившую по сухой земле. Этим колдовским приемом он еще не овладел. Тогда, чтобы его не увидели издалека, он снизился на высоту в несколько локтей, так что на пригорках его крылья взвихряли пыль, и стал петлять между холмами. Он надеялся, что предчувствие не подведет его. И ошибся.

Вылетев из-за очередного излома грубой скальной породы, он чуть не врезался в конных стражников с гербами короля Конада. Их было всего двое, оба устали от жары, от слепящего солнца, от однообразного патрулирования. Они почти спали в седлах, потому-то Лотар и не почувствовал их.

Лошадь под одним из всадников заржала и поднялась на дыбы, ее седок чуть не вылетел из седла. Он ничего не понял, потому что не успел даже поднять голову. Но другой подался вперед, закрывая глаза от солнца, и тренированным движением перехватил пику для боя. Это сбило его коня с толку, тот повернулся, оступился и чуть не грохнулся в какую-то яму, но все-таки - Лотар был в этом уверен - всадник что-то разглядел.

На мгновение его слабая тень накрыла патрульных, это. значило, что солнце оказалось за его спиной, а против солнца трудно что-нибудь разглядеть. Но это было слабым утешением.

Лотар перемахнул через верхушку ближайшего холма, сразу снизился и прибавил ходу. Через четверть часа полета он оказался над небольшим полупересохшим прудиком с невысоким ореховым деревом на берегу. Вокруг было пусто. Лучшее место, чтобы вернуть себе человеческий облик, трудно было найти, и Лотар опустился на землю. Прежде всего он нуждался в воде. После трансформаций, какими бы они ни были, на коже выступала отвратительная зеленоватая слизь с мерзким запахом. Как-то, заглянув в себя проникающим зрением, Лотар увидел, что она образуется от гибели ненужных, сменяемых клеток его тела. Эту слизь полагалось сразу смыть, потому что, помимо неприятного ощущения, она служила отчетливым доказательством оборотничества Лотара и могла его выдать.

Не обращая внимания на боль, Лотар стал очень быстро трансформировать руки, чтобы никто не захватил его врасплох. Еще во время своих первых экспериментов он заметил: чем быстрее меняешь тело, тем болезненнее это происходит. Сейчас он так торопился, что чуть не выл от боли, и все равно подгонял себя. Едва окончив трансформацию, он вдруг обнаружил, что оба всадника, с которыми он чуть было не столкнулся, всплыли в его сознании. Каким-то непонятным образом Лотар видел их, хотя они находились на расстоянии пяти миль и их закрывали довольно высокие, обрывистые холмы.

Патрульные неслись по дороге во весь опор, озираясь по сторонам. Один из них, тот, который едва не вылетел из седла, вдруг закричал:

– Ради Рамона, что это было?! Второй, не поворачивая головы, ответил:

– Я видел каждую складку на его крыльях!

Первый вдруг резко остановил коня и вытер пот со лба. Второй, услышав, что его напарник не скачет за ним, перевел свою лошадь на рысь, оглянулся и тоже остановился.

– Мазот, пока ты не скажешь, что ты видел и какими дураками собираешься выставить нас перед начальством, я не тронусь с места, - отчеканил первый.

– Я расскажу, Элирах, но, может быть, ты выслушаешь на ходу?

– Я не тронусь с места…

– Хорошо. В отличие от тебя, я сразу понял, куда нужно смотреть. И солнце не так слепило меня, как тебя. Поэтому…

– Что это было? - Элираху определенно не нравилось, что его напарник обошел его в чем-то, что могло оказаться важным.

Впрочем, Лотар не сомневался: к тому моменту, когда они доедут до города, Элирах будет твердить всем и каждому, что они разглядели все на пару, а через день начнет утверждать, что видел даже чуть-чуть больше, чем его дружок, хотя, конечно, и тот кое-что заметил.

– Это был голый человек. Что-то блестящее висело у него на животе, а вместо рук у него были крылья. Он ими махал, как аист после долгого перелета, и… - Мазот замолчал.

– А может, это был Черный Дракон? Голос Элираха звучал так, что Лотару захотелось внушением поучить его вежливости, но он был слишком занят. Да и не интересовало его, как эти двое разговаривают между собой.

– Знаешь… - Мазот не заметил издевки, он старался лишь описать то, что видел. - Он был как из стекла.

– Ага, теперь эта летучая штука стала стеклянной! - Элирах пожевал губами.

– Она не стала, а была. И не штука, а человек, который…

– Хватит. - Элирах достал флягу, сделал несколько долгих глотков. Он подчеркнуто не торопился. - Ты хочешь все это рассказать капитану?

– Мы обязаны рассказать. - Мазот насупился.

– Да кто нам поверит?

– Мы должны. А не поверят, это будет уже не наша вина.

Лотар ахнул. Если бы он подготовился, то успел бы внушить этим двоим, что все это привиделось им от жары. Но момент был упущен. Лотар был так переполнен болью после трансформации, что не имело смысла и пытаться - они сразу поймут, что эти мысли наколдованы, потому что с ними придет эхо непонятной боли. Оказалось, быстрота не всегда лучше медлительности.

– Послушай, Мазот. - Элирах подъехал к другу, положил руку ему на плечо, незаметным движением заставил лошадей стоять смирно. - Я не против того, чтобы доложить все это капитану. Только нужно подумать, что и как мы скажем…

Лотар стал терять контакт со стражниками, он уже не мог их слышать, хотя он еще видел место, где они находились, с высоты, как будто пролетал над ними. Не торопясь, стражники ехали по извилистой и довольно широкой дороге. Лотар даже приметил в стороне нескольких крестьян, что дремали дружной компанией после обильного обеда в тени пальм, пережидая жару.

Сосредоточившись, он прервал это наваждение и попытался определить, где находится. До города стражникам предстояло проехать не меньше двух лиг, а ему по прямой нужно было пройти чуть больше мили. Если он поторопится, то опередит Элираха и Мазота.

Лотар прыгнул в воду и переплыл прудик несколько раз. Он и забыл, какое это удовольствие - плавать. Потом оделся, не вытираясь, - при такой жаре вода высохла едва ли не быстрее, чем он возился бы с полотенцем.

Перед тем как пуститься в путь, он снова попытался почувствовать, что лежит впереди, но ничего, стоящего внимания, не обнаружил. Правда, теперь он ни в чем не был уверен. Вздохнув, Лотар поправил Гвинед и кинжал, выпил воды из фляги, еще раз тщетно попытался изгнать боль из мышц плеч, спины и рук и пошел к городу, который отчетливо ощущался впереди.