Пойнт.
Репликационная система гитик «Планета Камино» основывалась на огромной по площади аномалии типа «град Китеж» (в Зоне были известны ещё две однотипных гитики — «град Харьков» и «град Назарет»). Полесский «град» имитировал перевёрнутый Йеллотаун примерно 1867 года.
«Планета Камино» выдавала до четырёх совершенных особей мужского пола в земные сутки. Юстировка психоматриц клонов допускалась любой вообразимой степени избирательности. Рабочее тело для воспроизводства либо выращивалось системой из пробы — биоматрицы донора-оригинала, либо — если требовалось получить существо уникальное — десатурировалась произвольно взятая биоматрица. Управление системой осуществлялось точечным возбуждением-подавлением оптических сенсоров типа «поляроид». Причём, случайно или нет, «поляроид», встроенный в систему, был настолько чист и настолько отзывчив, что после серии экспериментов на клонах была реализована возможность, например, регенерации повреждённых внутренних органов и отсутствующих частей тела. Более того, была реализована возможность редактирования оригинальных органов.
Более того, возможность воскрешения мёртвых была реализована в нескольких вариантах…
Ограничение существовало одно — гендерное. Полная репликация самок homo sapiens sapiens была изначально недоступна и оставалась таковой по сей день. Женские психоматрицы, «Планетой Камино» считанные, без проблем «надевались» на репликанта-самца. («Без проблем» — имеется в виду, конечно, без технических проблем.) Получающиеся кадавры являлись существами исключительно экспериментальными, конфликт между инь-сомой и ян-психикой коррекции почти не поддавался, опровергая многочисленные домыслы многочисленных фантастов и футурологов по поводу единого источника мужского и женского сознаний. Обучение и воспитание экспериментальных существ было дорого и маетно, психическая стабильность обученных требовала ежедневной профилактики, а времени и сил было жалко, не было и особого желания, и уж вовсе не было никакого смысла: чудес было завались и без женщин. Экспериментальную группу уничтожили. Пустили на биомассу. Причём педагоги, психологи и дрессировщики, работавшие с группой, в очереди стояли поучаствовать, «дёрнуть рубильник», под зад пнуть: довели их кадавры.
Эйч-Мент тогда сказал: «Ф-факультет доктора Менгеле, так-растак!» — и сильно ударил кулаком в лицо доктора Платова, руководившего экспериментом.
Но зло действительно от баб.
Вобенака, отдохнувший, натешившийся секретной славой, с обеими руками, с новыми почками, заскучав, пристал к доктору Горски за новым смыслом жизни. Безмерно занятой, доктор Горски, чтобы Вобенака отвязался, высказал предположение, что, согласно его гипотезе «неявных отражений на территории Чернобыльской Зоны Аномальных Интенсивностей (неизвестной природы)», должна существовать и репликационная система аномалий типа «инь». Позже (много позже на самом деле) доктор Горски от предположения своего с проклятиями отказался, но было поздно. На поиски «женского» отражения «Камино» Вобенака убил несколько лет, и Философский Карьер открыл Комбат. Именно «Мидас» в Философском Карьере был неявным отражением «Камино».
Рвал на своих подчинённых волосы лысый доктор Горски, клял проклятых баб и свой примитивный двуполоцентризм. Вобенака гонялся за призраком. Философский Карьер был, чёрт бы его побрал, открыт лицом абсолютно праздным, да ещё вдобавок и возвышенно настроенным, вроде английского учёного профессора Хорза, слившего (с подачи обеих жён) в общий доступ теорию и технологию «токамака-XXII» и его производных…
Всё зло от баб, в общем.
Горе доктора Горски Клубин полагал надуманным, защитной реакцией особого рода, но не вмешивался — это было не его, Клубина, дело… И, самое главное, сейчас, сегодня, протирая остывший бластер салфеткой, он подумал, что именно история с Комбатом, Карьером и профсоюзом образовала в результате очень полезное движение, ибо проблема Хозяев, стоявшая очень остро и непоколебимо, вдруг обрела возможность решения.
Гнездящиеся под Саркофагом радиоактивные полииндукторы в законе оставались неуязвимы, пока сидели тихо, действуя исключительно исподтишка. Они всегда имели в запасе лишний ход, и побить их было просто нечем. И вообще непонятно как. Хозяев можно было заткнуть, как Эйч-Мент когда-то, но не более того. Именно «Мидас» и выманил Хозяев в политику, в профсоюз, раскрыл их. Оставалось только ударить. Клубин предложил («Нет худа без добра») использовать для выхода под Саркофаг фигуру нездорово интересующегося человека Гоги Миллиарда. «А вот это попробуй!» — сказал Эйч-Мент после длиннейшей паузы.
И Клубин попробовал. Так попробовал, что чертям тошно стало…
И если бы не Восстание — Карьер уже сегодня находился бы под контролем Эйч-Мента, а Хозяев не существовало как таковых.
Это и было — дело Клубина. И, раз уж нечто неизвестной природы дело Клубина совершенно походя похерило, Клубину требовалось дело новое. Как Вобенаке.
Раздался звонок по одноразовому каналу. Клубина ждали Тополь и Комбат.
Матушка в натуре милостива. Без ништяка не оставит. Вот оно, новое дело. Назгул-назгул, моя прелесть.
Глава 5
ОБОСТРЕНИЕ (КЛУБИН И ДР.)
Oh holy night
The stars are brightly shining
It is the night of our dear Savior's birth, oh yeah
Now long lay the world in sin and error pining
Till he appeared and the soul felt it's worth
The thrill of hope, the weary world rejoices
For yonder breaks, a new and glorious morning.
Christina Aguilera
— Надеюсь, вы отдышались, господа сталкеры и трекеры. Пора поговорить о времени.
— Вовян, о чём это наш скурмач, да как вежливо, как ты думаешь?
— Ну Тополь, мы с тобой типа демонстративно не торопимся, тянем пса за хвост, треплемся много, хотя сами две недели скандалы закатывали, требовали самого главного по Матушке и прямо сейчас… А когда кто-то появился с вокодером на микрофоне, мы даже удостоверения не потребовали у него… Непонятно себя ведём, в общем. Вот господин неведомый инспектор и ставит понт ребром. Чего мы на самом деле такого-этакого можем предложить прогрессивному человечеству, чтобы оно нас с тобой освободило из-под стражи, продолжая при этом обеспечивать квалифицированной медицинской помощью.
— А! Освободило из-под стражи, продолжало обеспечивать и доставило в Матушку, куда мы скажем. Не забудь, Вовян, когда они торговаться начнут. Я гляжу, они уже готовы начинать.
— Господин инспектор, спешить, конечно, надо, надо спешить, но вы приехали на день раньше, чем мы ждали. Впечатляет вас моя откровенность? Нас ваша — впечатляет, в скобках замечу. Эверест и тому подобное.
— Рад за вас. «Приехал раньше» — стало быть, завтра конца света вы, сталкеры, не ждёте. Это не может не радовать. Но я хочу услышать немедленно, ждёте ли вы его вообще, и если да, то когда? Возможно, лишний день не помешает для подготовки к нему.
— К чему — «нему»?
— К концу света, господин Уткин.
— Вовян, он гонит.
— Хватит, Тополь.
— Сталкеры, Зона должна скоро включиться?
— Нет. Сама — нет. Не должна.
— Хорошо, Комбат. Вы должны её включить?
— Должны? Перефразируйте вопрос.
— Вот как… Хорошо. Вы можете её включить?
— Сегодня — нет.
— Завтра?
— А завтра мы можем попробовать.
— То есть вы знаете, где у Зоны кнопка.
— Знаем, инспектор. Что и есть предмет торга человечества в вашем лице с нами, с ничтожными преступниками. Кнопка включения Зоны.
— И выключения?
— Ну вы же видите, сейчас она выключена.
— О'кей. Включившись, Зона восстановится в своём полном объёме?