— Дальше — как раньше, как всё это утро, — ответил Клубин. — Сопровождаем сталкеров до известного им места. Там они должны включить Зону. Дальше — по обстановке. Не бойся. Вернёмся.

— Должны включить Зону — если не наврали, — сказал Лёша Лёшевич. — А если наврали? Есть разные варианты, зачем им туда нужно. Например, подвиг. С посмертной славой. Ну и нам с вами это зачем?

— Посмотреть, что за подвиг, конечно. Но я не думаю, что всё так по-книжному, Лёша. Впрочем, информации пока мало — есть надежда, если уж они идут на подвиг, то, может, попытаются нас в него не тащить. Как-то нас покинуть. Договориться. Без того, чтобы нас убить. Они неплохие люди. Учитывая обстоятельства, конечно.

— В общем, я пошёл в машину, — сказал Лёша Лёшевич. — Делаю как вы, пока вы что-то делаете. Как только вы ничего не сможете делать — буду делать как я.

— Без оголтения только, сынок.

— Если что — спишется на состояние боевого аффекта. Но я услышал, понял, папа. Без оголтения. На связи.

— На связи.

Клубин постоял ещё, пока ворота открылись совершенно. Откровенно говоря, он думал, что проявится Эйч-Мент, но шеф молчал. И вот тут, уже повернувшись, чтобы идти за руль, Клубин посмотрел на синее небо над головой — тут его и накрыло, как тогда на Луне. Сладкий спазм ануса.

Переждав (прожив) сей психологический катарсис, он сел за руль, откупорил свежую бутылку воды и обернулся к сталкерам. Он мог проверить, шептались они или нет, пока его не было в машине, и, если шептались, он мог совершенно точно узнать о чём, но он не стал ничего проверять. Глотнул воды и сказал:

— Можем ехать. Мне сейчас надо что-нибудь узнать, Владимир и Костя? Или дождётесь, когда совсем уже будет для меня поздно?

Комбат сказал:

— Поехали, господин инспектор. Уже точно пора.

— О'кей, — сказал Клубин и запустил двигатель. — Командуйте, ходилы.

— Я только сейчас сообразил, — произнёс вдруг Тополь. — Так вы, товарищ Сталкиллер, значит, лицо Джульетты видали? Не к добру ведь.

Абсолютно фирменный и неизменный стиль Эйч-Мента Девермейера — обострение. Если он оказывался перед выбором — поговорить ещё, поискать компромисс или ударить в нос и идти дальше — он бил и шёл дальше. Всегда игра на обострение. Дипломатию Эйч-Мент оставлял, словно игрушку, для остальных своих подчинённых, для дел, важных чуть более, чем стирка носков. И сейчас он столкнул Клубина с Тополем и Комбатом отлично, и остаётся лишь удивиться, насколько сегодня он был терпелив. Сталкиллер, конечно, палку перегнул до предсмертного треска, но ведь не сломалась же она до сих пор! «Да нет, — говорил себе Клубин, — резоны Комиссара понятны, но… Но почему, епэбэвээр, у Эйч-Мента всегда обострения ведут к выигрышу?!»

Машина тронулась. Да, а Тополю Клубин ничего не ответил.

Сразу за створом Клубин притормозил, осмотрелся. Бетонный фартук стены плавно переходил в подстилку, усаженную здоровенными стальными крючьями, потом был ров, через ров был перекинут одноколейный мостик, и бетонка от ворот шла через этот мостик и через нейтралку, начинающуюся в сотне метров за рвом, прямо в снежную даль Зоны. А по дальнему отвалу рва можно было спокойно ехать хоть направо, хоть налево, отвал был утрамбован и настлан опять же бетоном. Направо — к Ильинцам и дальше — к Новой Десятке, налево… налево к Полесью. Ни одного пункта между Лубянкой и Полесьем Клубин не помнил.

Он подал «хаммер» к мостику. Он не глядел назад. Ворота, наверное, сразу захлопнулись. Медленно, величаво захлопнулись… Ещё можно, наверное, быстро развернувшись, успеть проскочить обратно в шлюз…

— Прямо? — спросил Клубин, уверенный в ответе «да».

— Нет, — сказал Комбат. — Направо. Через мост и направо.

— О'кей, — сказал Клубин. — Через мост и направо. Выполняю.

Вдоль рва (с отвала дна его не было видно) ехали минут пятнадцать. Затем Комбат сказал:

— К нейтралке поближе сверните, господин инспектор.

Все строения и все деревья между стеной и нейтралкой были уничтожены напрочь. Клубин свернул, как было велено, погнал по изгаженной, перепаханной шинами и гусеницами сухой земле. Нейтралка нынче была отмечена и контрольной полосой, и шеренгой проблесковых фонарей. По карте Клубин был сейчас неподалёку от заброшенной дороги, обозначенной странным индексом ГД. Она вела прямо к садовому товариществу «Мирный атом».

— Здесь должна быть дорога, — сказал Комбат.

Голос у него резко изменился — сталкер в выходе командовал ведомым.

— Вот она, — сказал Клубин и затормозил на обочине. Почти у бампера начиналась «контролька», а дальше, за «контролькой», прямо посреди битого древнего асфальта торчал фонарь на шесте с номером, что-то там сколько-то тысяч двести пятьдесят два.

— Так, — сказал Комбат. — Стоп. Ну что, Костя, у нас есть что сказать господину инспектору Сталкиллеру? Или ещё подождём, пока не станет совсем уж поздно?

— Давай сначала выйдем к Матушке, Вовян, — откликнулся (очень серьёзно) Тополь.

— Хорошо. Андрей Олегович, медленно едьте к Зоне и перед границей жёстко стоп. Десять метров, да вы помните наверняка. Своего ведомого предупредите о дистанции. Тут, кстати, минное поле, это я на всякий случай. Я с вами не ходил, так что извините.

— Лёша, — сказал Клубин. — За мной, дистанция — два корпуса, у Зоны я торможу.

— Понял.

— «Лубянка», здесь группа на выходе, виза у вас на столе, к связи.

— Дежурный по КПП «Лубянка», идентифицирую вызов. Вызов идентифицирован, что у вас?

— Выхожу на нейтралку в точке вызова, проводите меня через контрольно-следовую полосу.

— Переданы отзывы к вам на «кубик».

— Подтверждаю передачу. Отдаю отзывы минному полю. Подтвердите приём минами отзыва. Две машины у меня, проконтролируйте, интервал следования обычный.

— Подтверждаю приём. Можете двигаться. Две машины, интервал следования обычный.

— «Лубянка», гадская активность у точки вызова?

— Не фиксируется. Ближайший контакт — в четырёх километрах. Но это не точно, группа на выходе.

— Понял. Отбой, спасибо.

— Отбой. — А Клубин уже тронул, машина нарушила «контрольку», вывернула из-под почвы задним правым колесом (это видел Лёша Лёшевич) недовольную мину, обогнула к северу шест с фонарём и вот уже катила по нейтралке. Компьютер отщёлкал двести сорок один метр. Посреди дороги стоял точно такой же фонарь. И за этим фонарём лежала на земле снежная шапка, огромная снежная шапка, напяленная Зоной на себя в тот миг, когда Ей — или Её истинному хозяину — понадобилось Великое Выключение.

Клубин думал, что граница будет окутана паром или чем-то таким, изморозью какой-нибудь, но не было ничего подобного. Просто снежное поле начиналось из зелёной травы нейтралки и уходило за горизонт.

Стоп.

— Выходим, — сказал Комбат. — Костя, давай ты управляй, я буду смотреть. А вы, господин инспектор, давайте за нами. Там и поговорим. Есть ещё один разговор. Решим как, что дальше.

— Я хочу напомнить, — сказал Клубин, — что вы, ребята, безоружны и без защиты. А гадство может шастать вокруг.

— Ну вы-то со своим человеком защищены и вооружены, — сказал Тополь. — Отобьёте в случае чего.

— Я просто напомнил, — сказал Клубин.

Он подождал, пока сталкеры покинут машину и подойдут к границе, проверил скорчер и вышел сам. К сталкерам приближаться вплотную он не собирался. Эта фигура, в камуфляжных штанах, в свитере от сержанта Кондратьевой с неимоверно растянутым воротом, в натовских ботинках на фоне снегов Зоны смотрелась даже как-то и нормально уже. Уже не шокировала.

Подошёл Лёша Лёшевич.

— У машины наблюдение, — сказал ему Клубин. — Четыреста градусов вокруг.

— Выполняю, — сказал Лёша.

Тополь и Комбат насмотрелись на Зону, обернулись и подозвали жестом Клубина.

— В общем, так, Андрей Олегович, — сказал Комбат. Его речь двоилась — Клубин слышал его и впрямую, и в наушнике. Полсекунды расхождения плюс грязноватый фидбэк. — Что касается нашего договора. Вы — в широком смысле слова «вы» — нас с Тополем приняли, спасли, вылечили, дали нам кров на нужное время и теперь отпускаете. Мы вам за это всё, что по делу знали, рассказали, честно, без утайки, и ещё нам осталось включить Зону обратно. Вы — нам, а мы — вам. Всё верно я перечислил по договору?