Именно таким образом, входя в мельчайшие детали, я написал четыреста томов исторических романов, в которых правды больше, чем в исторических трудах.

И я докажу Вам это на примере романа «Гектор де Сент-Эрмин», по поводу которого Вы изволили беспокоиться.

Во-первых, для того, чтобы лучше понять тех, о ком идет речь, позвольте процитировать страницу из сочинения г-жи д'Абрантес, которая была не только необыкновенно умной женщиной, но и особой, в жилах которой текла императорская кровь, так как ее род восходит к Комнинам.

Вот что она пишет о той замечательной женщине, которую называли Жозефиной, Богоматерью Победной и которая пустила на ветер все состояние Наполеона.

«Существуют личности, — пишет г-жа д'Абрантес, — которые принадлежат истории. Жозефина — из их числа. Вследствие этого она, будучи ли мадемуазель де ля Пажери, супругой г-на де Богарне — или г-жой Бонапарт, всегда вызывала пристальный интерес. Только сопоставляя, сравнивая, сличая разнообразные наблюдения, потомки смогут воссоздать портрет Жозефины, имеющий некоторое сходство с оригиналом. Предметы, на первый взгляд малозначительные, иногда дают пищу для глубоких раздумий. Жозефина, супруга человека, правившего миром, и имевшая на него некоторое влияние, — личность, которая уже в силу одного этого заслуживает изучения, хотя бы ее фигура сама по себе и не вызывала никакого интереса, даже тогда к ней следовало бы отнестись с величайшим вниманием.

Непреложная истина заключается в том, что в то время г-жа Бонапарт пользовалась особой славой, которая была, если можно так выразиться, ее собственной заслугой. В дальнейшем мне нередко случалось видеть ее в истинном свете. Надо сказать, что всякий раз, когда она действовала не по указке г-на де Бурьена, поступки ее были более чем сомнительными. Г-н де Бурьен быстро завладел ее разумом и слабой волей, и, оказавшись в Милане, она, сама того не подозревая, тут же подпала под его влияние».

Таким образом, сударь, перед Вами два абзаца, в одном из которых нам сообщают, что Жозефина была личностью, оставившей свой след в истории, а в другом — что г-н де Бурьен имел огромное влияние на ее yivi и слабый характер.

Теперь мы уступим слово самому г-ну де Бурьену, он расскажет нам о том, в каких отношениях был с первым консулом и самой г-жой Бонапарт:

«В первые месяцы после того как Бонапарт поселился в Тюильри, он всегда спал со своей женой. Каждый вечер он спускался к Жозефине по маленькой лестнице, которая вела в гардеробную. По этой лестнице можно было попасть в кабинет, где прежде находилась молельня Марии Медичи. Я спускался в спальню Бонапарта только по этой небольшой лестнице:

Также и он, поднимаясь в кабинет, всегда проходил через гардеробную».

Вы утверждаете, сударь, что невозможно, чтобы Бурьен позволил себе утром войти в спальню Бонапарта тогда, когда Жозефина была еще в постели.

Сейчас вы убедитесь, что ему было позволено, и даже приказано, гораздо больше:

«Среди указаний, которые мне давал Бонапарт, было одно, особенное. "Ночью, — говорил он, — старайтесь не входить ко мне в спальню. Никогда не будите меня ради хороших новостей. Хорошая новость подождет. Но если придут дурные вести, будите меня немедленно, ибо в таком случае нельзя терять ни минуты"».

Видите, сударь, Бурьену было позволено входить ночью в спальню Бонапарта. Это означает, что у него был свой ключ и при необходимости он мог войти туда в любое время. Или, что вероятнее всего, ключ всегда оставался в двери, поскольку лестница вела в кабинет Бонапарта.

Вот еще отрывок, указывающий, что у Бурьена был приказ ежедневно входить в спальню в семь часов утра:

«Бонапарт всегда спал очень крепко, поэтому он пожелал, чтобы я каждый день приходил будить его в семь часов утра. Я первым входил к нему в спальню, но нередко он, когда я принимался будить его, говорил мне сквозь сон: "Ах, Бурьен, прошу вас, дайте мне еще поспать". И если не было никакой срочной необходимости, я уходил и возвращался в восемь».

Кроме того, сударь, не кажется ли Вам, что есть что-то гораздо более непристойное в том, чтобы застать в постели мужчину и женщину, даже если они муж и жена, чем застать там одну женщину, тем более в то время, когда еще совсем недавно высокопоставленные дамы принимали посетителей в альковах, лежа в постели?

Теперь, если угодно, вернемся к долгам Жозефины. Эти долги наделали столько шума, что никто не осмеливался сообщить о них первому консулу.

«Однажды вечером, в половине двенадцатого, г-н де Талейран наконец затронул эту деликатную тему. После его ухода я тут же вошел в малый кабинет к Бонапарту. Он сказал мне:

— Бурьен, Талейран рассказал мне сейчас о долгах моей жены. У меня есть деньги, которые я получил из Гамбурга. Узнайте у Жозефины, сколько именно она задолжала. Пусть она скажет вам всю сумму, я хочу раз и навсегда покончить с этим делом и больше к нему не возвращаться. Прежде чем платить, покажите мне список этих мерзавцев, этой шайки разбойников.

До тех пор страх, что разыграется ужасная сцена, одна мысль о которой заставляла дрожать Жозефину, мешал мне поговорить с консулом на эту тему. Но после того как г-н де Талейран первым начал этот разговор, я был полон решимости во что бы то ни стало сделать все, что было в моей власти, чтобы положить конец этому неприятному делу.

На следующий же день я пошел к Жозефине. Сначала она обрадовалась, узнав о том, как отреагировал ее супруг, но радость ее длилась недолго. Когда я попросил ее назвать точную сумму долга, она стала умолять меня принять на веру ту сумму, которую она назовет. Я сказал ей:

— Сударыня, я не могу скрыть от вас настроения первого консула. Он полагает, что вы задолжали значительную сумму. Он намерен погасить ваши долги. Я не сомневаюсь, что вам предстоит выслушать множество упреков и пережить ужасную сцену, но скандал произойдет в любом случае, независимо от того, назовете вы меньшую или большую сумму. Если вы скроете значительную часть долга, то через некоторое время снова поползут слухи, которые достигнут ушей первого консула, и тогда он разгневается гораздо сильнее. Послушайте меня, признайтесь во всем. Последствия будут те же, но неприятные слова, которые он намеревается сказать вам, вы услышите только один раз. Утаивая правду, вы снова вызовете его гнев.

— Я никогда не смогу сказать ему все, это невозможно. Окажите мне услугу, не передавайте ему того, что я открою вам. Я полагаю, что я должна около миллиона двухсот тысяч франков. Но я скажу, что должна шестьсот тысяч. Я больше не буду делать долгов и выплачу остальное из своих сбережений.

— В таком случае, сударыня, мне остается только повторить вам свои соображения. Наверняка первый консул не думает, что ваши долги достигают шестисот тысяч франков, и я уверен, что из-за миллиона двухсот тысяч франков неприятностей у вас будет не больше, чем из-за половины этой суммы. Однако, сказав правду, вы покончите с этим раз и навсегда.

— Я ни за что не сделаю этого, Бурьен! Я его знаю, я не смогу вынести его гнева.

После спора, продолжавшегося еще четверть часа, я был вынужден уступить ее настоятельным просьбам и пообещать, что скажу первому консулу только о шестистах тысячах франков.

Можете себе представить гнев и недовольство первого консула. Он тут же заподозрил, что жена что-то скрывает от него. Но мне он сказал:

— Хорошо, возьмите шестьсот тысяч и расплатитесь со всеми долгами, и я больше не желаю слышать об этом. Я разрешаю вам пригрозить кредиторам, что они ничего не получат, если не откажутся от своей огромной прибыли. Нужно приучить их к тому, чтобы они не открывали кредит с такой легкостью.

Г-жа Бонапарт передала мне все свои финансовые записи. Невозможно представить себе, насколько поставщики завысили цены в счетах, опасаясь, что оплату задержат или выплатят только часть. Я тут же заподозрил, что преувеличены не только цены, но и количество поставленного товара. В счете от торговца модной одеждой я обнаружил упоминание о тридцати восьми новых, очень дорогих шляпах, поставленных за один месяц, а также о перьях цапли на тысячу восемьсот франков и украшениях для шляп на восемьсот. Я спросил Жозефину, неужели она каждый день надевала две новые шляпы, и она возмущенно сказала, что это какая-то ошибка. Счет от седельного мастера, указавшего завышенные цены на товары, которые он даже не поставил, был просто смешон. Не говорю уж о прочих поставщиках, везде тот же грабеж.