Я уже упоминал о свите, которая сопровождает большинство работников умственного труда: стражи, носильщики, лакеи — так сказать, внешние щупальцы и мускулы, всегда готовые к услугам непомерно развитых мозгов. Носильщики сопровождают их почти неизменно. Кроме того, часто встречаются проворные скороходы с ногами, как у пауков, «руки» для держания парашютов и крикуны о глотками, способными разбудить даже мертвеца. За пределами своего специального назначения эти подчиненные личности так же инертны и беспомощны, как зонтики, поставленные в стойку. Они существуют только для исполнения приказов, которым должны повиноваться, и обязанностей, которые на них раз навсегда возложены.

Однако главная масса селенитов, которая снует взад и вперед по спиральным дорогам, переполняет поднимающиеся воздушные шары или падает вниз, цепляясь за хрупкие парашюты, принадлежит, — как я полагаю, — к сословию ремесленников. Выражение «механические руки» перестало быть на Луне простым словесным образом и сделалось повседневным явлением: одно из щупальцев лунного пастуха коренным образом видоизменилось для схватывания, поднимания, подачи, тогда как все остальные обратились в простые придатки к этому наиболее важному члену. Некоторые селениты, имеющие, надо думать, дело с механизмами, которые производят колокольный звон, имеют необычайно развитые слуховые органы; те, чья работа связана с тонкими химическими операциями, носят на лице очень крупный орган обоняния, выдающийся далеко вперед; у иных, работающих на педалях, совсем плоские ступни и неподвижные суставы, а другие, — мне говорили, что это стеклодувы, — кажутся простыми мехами для раздувания. И каждый из этих рядовых селенитов, которых я видел за работой, в совершенстве приспособился к своим обязанностям. Мелкие работы выполняются карликами, удивительно миниатюрными и изящными. Иные из них могли бы поместиться у меня на ладони. Существует также не мало селенитов-вертельщиков, единственное занятие и единственная радость которых заключаются в том, чтобы служить источником двигательной силы для различных мелких приборов. А чтобы поддерживать этот порядок и подавлять разрушительные склонности у сошедших с правильного пути натур, существуют самые мускулистые создания из всех виденных мною на Луне — нечто вроде лунных полицейских, которые с раннего детства, надо думать, научаются величайшему почтению и повиновению обладателям раздутых голов.

Подготовка всех этих разнообразных типов рабочей силы представляет собою, должно быть, очень интересный и своеобразный процесс. Я еще мало осведомлен на этот счет, но совсем недавно мне пришлось натолкнуться на множество юных селенитов, заключенных в кувшины, из которых высовывались только их передние конечности; все они подвергались сплющиванию, чтобы со временем стать специалистами по обслуживанию особого рода машин. При этой высоко развитой системе технического воспитания вытянутая «рука» выращивается при помощи химических возбудителей и питается посредством впрыскиваний, тогда как все остальное тело вынуждено терпеть голод. Фи-У, если только я правильно понял его объяснения, сообщил мне, что на ранних стадиях подготовки эти маленькие уродцы, видимо, страдают от неестественного положения своего тела, но впоследствии примиряются со своим жребием. И он повел меня в пещеру, где растягивали и выламывали будущих скороходов, чтобы сообщить надлежащую гибкость их членам. Я сознаю, что это весьма неразумно, но, когда мне случается мимоходом взглянуть на подобные воспитательные приемы, это производит на меня неприятное впечатление. Надеюсь, однако, что это пройдет, и что со временем я сумею лучше оценить эту сторону изумительного общественного строя селенитов. Жалкая рука, высовывавшаяся из кувшина, показалась мне немым протестом против искусственного уродства и красноречиво говорила об утраченных возможностях. Воспоминание о ней до сих пор преследует меня, хотя, разумеется, в конечном итоге, это гораздо более гуманный способ, нежели наш земной обычай позволять детям становиться нормально развитыми людьми и затем делать из них придатки к машинам.

Совсем недавно — думаю, что то был мой одиннадцатый или двенадцатый визит к этому аппарату — я узнал любопытную подробность из жизни селенитов-ремесленников. Меня повели кратчайшей дорогой, а не так, как обычно — вниз по спиралям и затем по набережным Центрального моря. Из длинной, извилистой и темной галереи мы проникли в обширную пещеру, сильно пахнувшую землей и довольно ярко освещенную. Свет исходил от густой поросли синевато-багровых грибовидных растений. Некоторые из них поразительно напоминали наши земные грибы-дождевики, но поднимались до высоты человеческого роста и даже больше.

— Муни едят это? — спросил я, обращаясь к Фи-У.

— Да, пища.

— Господи! — воскликнул я. — А что это такое?

Глазам моим предстала фигура чрезвычайно рослого и неуклюжего на вид селенита, лежавшего ничком между стеблями. Мы остановились.

— Он умер? — спросил я. (До сих пор я не видел на Луне ни одного покойника и любопытство мое было сильно возбуждено.)

— Нет, — отозвался Фи-У, — его — работник — нет работы. Тогда немножко выпил — пока нам не нужно. Зачем будить, э? Ему не надо везде ходить.

— А вот и другой! — воскликнул я.

В самом деле, все поросшее грибами обширное пространство было усеяно телами селенитов, спавших под действием наркоза в ожидании того времени, когда Луне потребуются их услуги. Здесь было несколько десятков рабочих всех типов, и мы могли переворачивать их с боку на бок и рассматривать так внимательно, как это мне до сих пор еще никогда не удавалось. Они шумно дышали, когда я трогал их, но не просыпались. Одного я особенно отчетливо запомнил: он произвел на меня сильнейшее впечатление, вероятно, потому, что игра света и положение тела сообщали ему сходство с человеком. У него были длинные деликатные щупальцы, очевидно приспособленные для какой-то тонкой работы, и поза, в которой он заснул, выражала покорное страдание. Несомненно я ошибся, истолковав в этом смысле его выражение, но так мне почудилось. И когда Фи-У откатил его обратно в тень мясистых багрово-синих грибов, я испытал очень неприятное ощущение, хотя, когда спящий покатился, свойства насекомого обнаружились в нем совершенно явственно.

Все это может лишь служить иллюстрацией того, как неразумны бывают наши привычные душевные переживания. Опоить ненужного рабочего снотворным напитком и отложить в сторону несомненно гораздо гуманнее, чем прогнать с фабрики и позволить ему умирать с голоду на улицах. В каждом обществе со сложной организацией неизбежно случаются перебои в спросе на работу тех или иных специалистов, и селениты очень удачно разрешили проблему безработицы. И, однако, так безрассудны бывают иногда даже люди науки, что я до сих пор не люблю вспоминать об этих телах, распростертых под молчаливыми светящимися аркадами мясистых грибов, и избегаю ходить более короткой дорогой, несмотря на все неудобства другой дорога, более длинной и более людной.

Эта более длинная круговая дорога проходит через большую полутемную пещеру, переполненную народом и шумную, где я могу видеть, как из шестиугольных отверстий в похожей на пчелиные соты стене, выглядывают матери лунного мира, пчелиные королевы этого улья. Иногда они прогуливаются тут же по широкому открытому пространству, рассматривая и выбирая игрушки и амулеты, изготовляемые им на потеху тонкорукими ювелирами, работающими в подвальных конурах. Лунные женщины очень величественны на вид. Все они фантастически, а иногда, очень красиво наряжены, выступают гордо и обладают, если не считать выпяченных ртов, почти микроскопическими головами.

О взаимоотношениях полов на Луне, о замужествах, свадьбах и рождениях среди селенитов мне удалось до сих пор узнать лишь очень немного. Однако, по мере успехов Фи-У в английском языке, неведение мое без сомнения скоро исчезнет. Я придерживаюсь того мнения, что, по примеру муравьев и пчел, значительное большинство членов лунной общины принадлежит к среднему полу. Конечно, и у нас на Земле в больших городах много найдется мужчин и женщин, которые никогда не знали радостей отцовства и материнства. Но здесь, как у муравьев, это стало нормальным положением для большинства, и вся работа по воспроизведению расы возложена на особый и отнюдь немногочисленный класс матрон, матерей лунного мира. Это — статные дородные создания, как нельзя более пригодные для того, чтобы вынашивать личинки будущих селенитов. Если я правильно понял объяснения Фи-У, матери совершенно неспособны выращивать малышей, которых производят на свет. Периоды сумасшедшего баловства сменяются у них припадками злобного неистовства, и потому, возможно раньше, крохотные существа, рождающиеся нежными, мягкими и бледно окрашенными. передаются на попечение безмужних самок, женщин-работниц, которые во многих случаях обладают мозгами, по размерам своим не уступающими мужским».