Оказалось, что даже с моей помощью вопрос о методе разрешить нелегко. Но мы не переставали трудиться над восстановлением лаборатории. Пришлось сделать очень много, прежде чем мы успели окончательно наметить план нашей второй попытки. Единственной помехой для нас явилась забастовка наших трех работников, которые отказались подчиняться мне, как старшему мастеру. Но после двухдневных переговоров мы добились полюбовного соглашения с ними.

Отчетливо помню, каким образом Кавор впервые изложил мне свою идею относительно шара. Смутные недодуманные мысли об этом бродили у него в голове и прежде, но в тот день его словно осенило. Мы возвращались ко мне на дачу для чаепития, и по дороге он начал жужжать. Потом вдруг воскликнул:

— Так оно и будет. С этим покончено! Свертывающиеся шторы!

— С чем покончено? — спросил я.

— С пространством и вообще… Теперь хоть на Луну!

— Что вы хотите этим сказать?

— Нам нужен шар. Вот что я хочу сказать!

Я увидел, что это мне не по зубам, и некоторое время не мешал ему разглагольствовать по-своему. Я и понятия не имел, куда он клонит. Но, напившись чаю, он мне все объяснил.

— Вот в чем дело, — сказал он. — В прошлый раз я растворил вещество, ограждающее тела от тяготения, в плоском резервуаре с отвинчивающейся крышкой. Лишь только смесь остыла, и химический процесс завершился, началась кутерьма. Над резервуаром все потеряло свой вес. Улетел воздух, улетел дом, и если бы не улетело само вещество, то, право, не знаю, чем бы все это кончилось. Но предположите, что вещество ничем не удерживается и может свободно подняться кверху.

— Оно тотчас же поднимется?

— Совершенно верно, и шуму будет не больше, чем при выстреле из пушки крупного калибра.

— А какая от этого польза?

— Я улечу вместе с ним.

Я поставил чашку и молча поглядел на Кавора.

— Вообразите шар, — объяснял он, — достаточно просторный, чтобы в нем могли поместиться два человека с багажом. Шар будет сделан из стали и обложен изнутри толстым стеклом. В нем будут находиться — изрядный запас сгущенного воздуха и концентрированной пищи, аппарат для дистилляции воды и так далее. А снаружи сталь будет покрыта тонким слоем…

— Каворита?

— Да.

— Но как вы залезете внутрь?

— Такой же вопрос задают дети, когда мать запекает яблоки в тесте.

— Да, я знаю. Но все-таки — как?

— Это очень просто. Понадобится всего-навсего герметически завинчивающаяся крышка. Правда, ей придется дать довольно сложное устройство. Так, например, нужен клапан, чтобы в случае надобности выбрасывать наружу разные вещи, не теряя слишком много воздуха.

— Как в «Полете на Луну» Жюля Верна?

Но Кавор никогда не читал фантастических романов.

— Кажется, я начинаю понимать, — сказал я с расстановкой, — вы можете влезть внутрь и завинтить крышку, пока каворит будет еще горячим. А когда он остынет и сделается непроницаемым для тяготения, вы полетите…

— По касательной…

— Вы полетите по прямой линии… — Я вдруг запнулся — Что может помешать телу вечно передвигаться в пространстве по прямой линии? — спросил я. — Вы никуда не долетите, а если долетите, то каким образом вернетесь обратно?

— Как раз теперь я думал об этом, — ответил Кавор. — Потому я и сказал, что все кончено. Внутренний стеклянный шар будет непроницаем для воздуха. Если не считать входного отверстия, то весь он будет сплошным. Стальной шар можно сделать из отдельных створок, и каждая створка будет свертываться наподобие шторы. Этого легко достигнуть при помощи пружин, приводимых в движение электрическим током, а ток будет распространяться по платиновым проволокам, впаянным в стекло. Все это второстепенные подробности. Главное же дело в том, что вся каворитовая внешняя поверхность шара, если не считать роликов для штор, будет состоять из этих штор или окон, называйте их как хотите. И вот, когда эти окна или шторы закрыты, и ни свет, ни теплота, ни тяготение, ни всякий другой вид лучистой энергии не имеют доступа внутрь шара, — он полетит в пространстве по прямой линии, как вы говорите. Но откройте окно, вообразите, что одно из окон открыто. Тотчас же любое тяжелое тело, случайно оказавшееся в этом направлении, начнет притягивать нас.

Я сидел, напрягая всю силу внимания.

— Теперь понимаете? — спросил он.

— О да, понимаю.

— Практически говоря, мы получим возможность лавировать в пространстве, как нам будет угодно, отдаваясь притяжению то одного небесного тела, то другого.

— О, да. Это довольно ясно. Только…

— Ну?

— Я не понимаю, на кой прах мы станем делать это. Ведь это, в сущности, значит лишь выпрыгивать из нашего мира и затем падать обратно.

— Не совсем так. Например, можно отправиться на Луну.

— А что вы выиграете, добравшись туда?

— Мы посмотрим… Подумайте, какой это будет вклад в науку!

— А есть ли там воздух?

— Должен быть.

— Это неплохая мысль, — сказал я, — но она подавляет меня своей грандиозностью. На Луну! Для начала я предпочел бы что-нибудь поменьше…

— Об этом не стоит и толковать, потому что на мелких небесных телах нет воздуха.

— Почему бы не использовать идею свертывающихся штор — каворитных штор в стальных ящиках — для подъема тяжестей?

— Ничего не выйдет, — заявил он. — В конце концов путешествие в мировое пространство лишь немного опаснее, чем полярная экспедиция. Ведь, ездят же люди в полярные экспедиции…

— Да, на Земле… А тут… да, ведь, это значит вылететь, словно ядро, в мировое пространство ни с того ни с сего!

— Во имя научных открытий…

— Называйте это, как хотите, дело не меняется… Впрочем, можно написать книгу, — заметил я.

— Я не сомневаюсь, что там есть минералы, — сказал Кавор.

— Например?

— Сера, различные руды, быть может, золото, быть может, новые элементы.

— А стоимость транспорта? — сказал я. — Нет, вы совсем не деловой человек. От нас до Луны четыреста тысяч километров.

— Мне кажется, что перевозка любого груза обойдется не слишком дорого, если вы упакуете его в каворитовый ящик.

Об этом я не подумал!

— Доставка за страх и риск покупателя, а?

— Мы, впрочем, не обязаны ограничиваться одной Луной…

— Что вы хотите сказать?

— Существует еще Марс: чистая атмосфера, новые пейзажи, восхитительное чувство легкости. Будет очень приятно побывать там.

— Есть ли на Марсе воздух?

— О да, конечно.

— Кажется, по-вашему, туда так же просто отправиться, как в какую-нибудь санаторию. Кстати, как далеко отсюда до Марса?

— В настоящее время триста миллионов километров, — сказал Кавор, — и вы пролетите недалеко от Солнца.

Воображение мое опять разыгралось.

— В конце концов, — сказал я, — тут имеется кое-что, а именно самое путешествие…

Необычайные перспективы вдруг раскрылись передо мной. Я представил себе солнечную систему, пересекаемую во всех направлениях каворитовыми пакетботами и шарами, нарядно убранными внутри, как самые роскошные каюты. В мозгу моем зазвучали слова: «Преимущественное право на эксплоатацию планетарных богатств». Я вспомнил старую испанскую монополию на американское золото. Но здесь речь шла не о той или иной планете, а обо всех зараз. Я посмотрел на румяное лицо Кавора, и внезапно воображение мое пустилось в пляс. Я встал и начал расхаживать взад и вперед по комнате. Язык мой развязался.

— Начинаю понимать, — говорил я, — начинаю понимать. — В один миг мои сомнения уступили место энтузиазму. — Но это поразительно! — кричал я. — Это колоссально! Я никогда не мечтал ни о чем подобном.

Лишь только исчез холодок, вызванный моими возражениями, Кавор в свою очередь воодушевился. Он тоже расхаживал взад и вперед большими шагами. Он тоже махал руками и кричал. Мы вели себя как одержимые. Мы действительно были одержимы нашей идеей.

— Все это мы уладим, — сказал он в ответ па какое-то второстепенное затруднение, указанное мною. — Все это мы живо уладим. Сегодня же ночью мы примемся за чертежи литейных форм.