— Но это несправедливо! — вскричал Носсат, словно обвиняя Лю Хань в том, что у людей дети рождаются так, а не иначе. — Никакие известные нам разумные существа не подвергают мать опасности только ради того, чтобы появилось потомство!

Лю Хань даже представить себе не могла, что, кроме людей, на свете есть другие разумные существа — по крайней мере, до того, как прилетели маленькие чешуйчатые дьяволы. Но и узнав о них, она не предполагала, что неизвестных ей народов много.

— А как у вас появляются дети? — раздраженно спросила она. Лю Хань не удивилась бы, если бы ей сказали, что маленьких дьяволов собирают на какой-нибудь фабрике.

— Наши самки откладывают яйца, разумеется, — ответил Носсат. — Работевляне и халессианцы, которыми мы правим, тоже. Только вы, тосевиты, от нас отличаетесь.

Его глазные бугорки повернулись так, что одним он наблюдал за экраном, а другой наставил на Лю Хань.

Она изо всех сил пыталась сдержать смех и не смогла. Мысль о том, что нужно сделать гнездо из соломы, а потом сидеть на нем до тех пор, пока не вылупятся птенцы, ее ужасно развеселила. Куры, кажется, не испытывают никаких проблем, когда собираются снести яйцо. Наверное, так проще. Только люди устроены иначе.

— Детеныш появится из твоего тела через год? — проговорил Носсат.

— Через год? — Лю Хань удивленно на него уставилась — неужели они совсем ничего не знают?

— Нет… я ошибся, — продолжал Носсат. — Два года Расы более или менее равняются одному вашему. Мне следовало сказать, что тебе осталось полгода, правильно?

— Да, полгода, — ответила Лю Хань. — Может быть, меньше.

— Мы должны решить, что с тобой делать, — сообщил ей Носсат. — Нам не известно, как помочь тебе, когда детеныш появится на свет. Ты всего лишь отсталая тосевитка, но мы не хотим, чтобы ты умерла из-за того, что нам не хватает знаний. Ты наш подданный, а не враг.

Холодный страх сжал сердце Лю Ханы Родить ребенка здесь, в металлических стенах, когда рядом будут только чешуйчатые дьяволы? Без повитухи, которая помогла бы ей справиться со всеми проблемами? Если хоть что-нибудь пойдет не так, она умрет, да и ребенок тоже.

— Мне потребуется помощь, — жалобно проговорила она. — Прошу вас, найдите мне ее, пожалуйста.

— Мы все еще обсуждаем этот вопрос, — ответил Носсат — ни «да», ни «нет». — Когда подойдет твое время, решение будет принято.

— А если ребенок родится раньше? — спросила Лю Хань. Маленький дьявол уставил на нее оба своих глаза.

— Такое может произойти?

— Конечно, — заявила Лю Хань.

Разумеется, для чешуйчатых дьяволов не существовало никакого «конечно». Ведь они так мало знали про то, как устроены люди — а в данном случае, женщины. Затем неожиданно Лю Хань посетила такая блестящая идея, что она радостно заулыбалась.

— Недосягаемый господин, позвольте мне вернуться к своему народу, повитуха поможет мне родить ребенка.

— Об этом нужно подумать, — Носсат огорченно зашипел. — Пожалуй, я тебя понимаю — в твоем предложении есть разумное начало. Ты не единственная самка на нашем корабле, которая готовится родить детеныша. Мы… как вы говорите? Разберемся. Да, мы разберемся в ситуации.

— Большое вам спасибо, недосягаемый господин, — Лю Хань опустила глаза в пол — так делали чешуйчатые дьяволы, когда хотели продемонстрировать уважение.

В душе у нее, подобно рисовым побегам весной, расцвела надежда.

— Или, может быть, — продолжал Носсат, — мы доставим сюда… какое слово ты употребила? Да, повитуху. Доставим на корабль повитуху. Мы подумаем. А теперь — иди.

Охранники вывели Лю Хань из кабинета психолога и вернули обратно в камеру. С каждым шагом, который она делала вверх по кривой лестнице, она чувствовала, как увеличивается ее вес — Лю Хань возвращалась на другую палубу.

Надежда, вспыхнувшая в ее сердце, постепенно увядала. Но не умерла окончательно. Ведь маленький чешуйчатый дьявол не сказал «нет».

Охранник ниппонец, чье лицо ничего не выражало, просунул миску с рисом межу прутьями камеры, в которой сидел Теэрц. Тот поклонился, чтобы выказать благодарность. Ниппонцы считали, что, давая пленнику еду, они поступают великодушно: настоящий воин никогда не сдается. Они тщательно соблюдали все свои законы и традиции, а того, кто им противился, жестоко мучили.

После того, как они сбили истребитель, Теэрцу пришлось пережить не одно избиение — и кое-что похуже — больше ему не хотелось (впрочем, это не означало, что его оставят в покое).

Теэрц ненавидел рис, потому что он символизировал плен. А кроме того, ни один самец Расы никогда не стал бы есть такое добровольно. Теэрцу хотелось мяса, он уже забыл, когда пробовал его в последний раз. Безвкусная, липкая каша позволяла не умереть с голода, хотя Теэрц не раз проклинал такую жизнь.

Нет, неправда. Если бы Теэрц хотел умереть, он просто заморил бы себя голодом. Он сомневался в том, что ниппонцы стали бы заставлять его есть; более того, он заслужил бы их уважение, если бы решил покончить с собой. То, что его волновало, как к нему относятся Большие Уроды, показывало, насколько низко он пал.

Теэрцу не хватало храбрости убить себя; среди представителей Расы самоубийство не является средством разрешения проблем. И потому, чувствуя себя совершенно несчастным, Теэрц жевал белую гадость и мечтал о том, чтобы больше никогда не видеть риса, и одновременно о том, чтобы в его миске помещалось больше клейкой массы.

Он закончил как раз перед тем, как пришел охранник, чтобы унести посуду. Теэрц снова благодарно ему поклонился, хотя совершенно точно знал, что тот забрал бы миску, даже если бы в ней оставалась еда.

После его ухода Теэрц приготовился к очередному пустому ожиданию. Насколько он знал, кроме него, у ниппонцев в Нагасаки других самцов Расы не было. Он даже не слышал, чтобы рядом находился какой-нибудь пленный Большой Урод — ниппонцы боялись, что Теэрц с ним сговорится каким-нибудь образом и сбежит. Он горько рассмеялся от невероятности такой мысли.

Шестиногие тосевитские паразиты резво бегали по бетонному полу. Теэрц проследил глазами за одним из них — он не имел ничего против насекомых. Самыми опасными паразитами на Тосеве-3 являются существа, которые ходят на двух ногах.

Теэрц погрузился в мечты о том, как турбовентилятор его истребителя выпускает в неприятеля пули, а не воздух. Тогда он спокойно вернулся бы назад, в теплый барак, смог бы поговорить со своими товарищами, посмотреть фильм или послушать музыку, нажав на кнопку проигрывателя, настроенного на его слуховую мембрану. С удовольствием поглощал бы куски сырого мяса. А потом снова взошел бы на борт истребителя, чтобы помочь Расе подчинить себе мерзких Больших Уродов.

Хотя Теэрц слышал приближающиеся по коридору шаги, он не стал поворачивать свои глазные бугорки, чтобы посмотреть, кто пришел. Не хотел слишком резко возвращаться в мрачную реальность.

Но незваный гость остановился возле его камеры, и Теэрцу пришлось оставить свои мечты — так самец сохраняет компьютерный документ, чтобы вернуться к нему позже. Он низко поклонился — ниже, чем охраннику, принесшему миску с рисом.

— Приветствую вас, майор Окамото, — сказал он по-японски, который начал постепенно постигать.

— И тебе доброго дня, — ответил Окамото на языке Расы.

Он усвоил чужой для себя язык лучше, чем Теэрц ниппонский. Самцам Расы новые языки давались с трудом: язык Империи не менялся уже несчетное количество лет. Однако Тосев-3 представлял собой мозаику, сложенную из дюжин и даже сотен наречий. Для Большого Урода выучить еще одно не проблема. Окамото выполнял роль переводчика для Теэрца с того самого момента, как его захватили в плен.

Тосевит окинул взглядом коридор. Теэрц услышал звон ключей — приближался охранник.

«Снова придется отвечать на вопросы», — подумал пилот.

Он приветствовал тюремщика поклоном, чтобы показать, как счастлив возможности покинуть камеру. По правде говоря, такая перспектива Теэрца совсем не радовала. До тех пор, пока он здесь оставался, никто не мог причинить ему боли. Однако формальности следовало соблюдать.