— Я решил отпустить вас, Биби… пока, — сказал он. — Но не воображайте, что вы так легко отделались. По-моему, вы нас все-таки обманываете. Я буду держать вас под наблюдением.

Филдс повернулся к Филберту.

— Позвоните, пожалуйста, сыщику Макгарри. Пусть придет и проводит Биби к выходу.

— Значит, я могу уйти? — взволнованно спросил Биби, словно не верил собственным ушам.

— Да, — ответил Филдс. — Можете считать, что вам очень повезло, — милостиво добавил он.

Почуяв свободу, Биби неожиданно осмелел.

— Он меня тут целый день продержал, — сказал он, поглядывая на Филберта, который все еще разговаривал по телефону. — Я с утра не ел. Курить не давал. Чашки чая и той не предложил. А сам, небось, две выпил. «Мне, говорит, надо подкрепиться, чтобы допрашивать таких пройдох, как ты».

— Вы хотите подать на него жалобу? — с угрозой спросил Филдс и, не дожидаясь ответа Биби, продолжал: — Старший сыщик Филберт действовал правильно. Ведется следствие по делу об убийстве… — Он говорил таким тоном, словно был гидом и сопровождал важных посетителей, осматривавших управление.

В дверь постучали, вошел Макгарри.

— Проводите Биби к выходу, — приказал Филдс.

— Есть, — сказал Макгарри, подходя к Биби.

Когда они ушли, Филдс включил свет.

— Теперь уже можно не сидеть в темноте, Брюс, — весело сказал он. — Я дам указания все время держать Биби под наблюдением, — добавил он, явно задабривая своего любимца.

Филберт был по-прежнему мрачен.

— При всем моем уважении к вам, сэр, — сказал он своим резким, визгливым голосом, — я не считаю, что Биби можно было отпустить. Этот мерзавец врет на каждом слове.

— Мне кажется, Биби говорит правду, — спокойно сказал Браммел.

Филберт шумно втянул в себя воздух. Сейчас он, больше чем когда-либо, ненавидел этого сладкоречивого фата Браммела.

— Вы хотите сказать, что я хотел состряпать ложное обвинение? — спросил Филберт, шагнув вперед и чуть сгорбившись.

— Ни в коей мере, Брюс, — спокойно наблюдая за ним, ответил Браммел. — Я просто думаю, что вы зря тратите время на Биби. Вы на ложном пути.

— Вы-то, конечно, не могли бы ошибиться! — съязвил Филберт.

— Насчет Биби — нет, — ответил Браммел. — Он весь как на ладони. Но должен признать: у тех, кому по долгу службы приходится докапываться до правды, иногда правда и вызывает подозрения — когда она слишком очевидна.

— Бросьте пороть чепуху, Браммел, — презрительно сказал Филберт. — Не думайте, что я настолько глуп, чтобы слушать вас.

— Еще бы! Разве вы способны на что-нибудь, что требует ума, — ответил ему Браммел. Настроение у него сразу испортилось.

— Этот спор слишком далеко зашел, джентльмены, — предостерегающе сказал Филдс, становясь между своими подчиненными. — Вы оба неправы. Успокойтесь и пожмите друг другу руку.

В его власти было потребовать от них послушания.

— Прошу прощения, Брюс, — сказал Браммел, протягивая руку. Он действительно сожалел о своей резкости и сам себе удивлялся: чего это он разозлился? Меньше всего его беспокоит, что думает о нем Филберт или кто-то другой.

— Забудем об этом, — сказал Филберт, пожимая руку Браммела своей на удивление маленькой, костлявой рукой.

Но он никогда ничего не забывал и никому ничего не прощал. Полуоткрытый рот и выступающие зубы придавали лицу Филберта угрюмое выражение, и поэтому ему трудно было скрыть свои чувства, даже когда он этого хотел. А сейчас он и не хотел скрывать.

Но Филдс держал себя так, словно его подчиненные и вправду примирились.

— Пойдемте пообедаем с нами, Брюс, — сердечно сказал он. — Платит Стюарт.

— Спасибо, но я не могу, — сказал Филберт. — У меня свидание.

— Надеюсь, с вашей невестой? — совершенно некстати спросил Филдс.

— К сожалению, нет, — ответил Филберт. — Мне надо обойти все посты, — укоризненно добавил он, словно хотел сказать: вы развлекаетесь, а я должен работать.

Когда у лифта они расстались с Филбертом, Филдс все-таки не удержался, чтобы не пожалеть своего протеже.

— Знаете, Стюарт, — сказал он, — я все-таки не уверен, надо ли было отпускать Биби.

Браммел ничего не ответил. Он старался понять, почему Филберт так быстро решил, что похититель драгоценностей и убийца — одно и то же лицо. То ли он считал, что арест похитителя драгоценностей избавит их отдел от многих неприятностей. То ли — и это было больше похоже на правду — Филберт просто умел угадывать мысли своего начальника. Это он умел делать. Браммел настолько презирал Филберта, что больше склонялся ко второму предположению: Филберт скорее бездарный подхалим, чем расчетливый интриган.

Было время обеда, и вестибюль опустел. Когда они проходили мимо справочного окна, молоденький констебль говорил другому:

— Ты эту книжицу обязательно прочитай.

Они взглянули на книжку, которая лежала на барьере.

— Это про то, как мужчина в женщину превращается, и наоборот. Представь себе, эта старушка, королева Бесс, на самом деле была мужчиной!..

Из комнаты прессы вышли Беттери, Ист и другие репортеры уголовной хроники. На сей раз Филдс был как будто более приветлив.

— Если все пройдет хорошо, — сказал он, — преступник будет арестован в ближайшие пятьдесят шесть часов.

— Это мы и раньше слыхали, — как всегда скептически заметил Беттери.

Однако на сей раз Филдса это даже не задело.

— Надеюсь, вы убедитесь, что я прав, мистер Беттери, — сказал он.

Годфри Беттери, которому действительно очень хотелось узнать, как двигается дело, сказал:

— Как знать, может, вы снова блефуете…

— Послушайте, Годфри, — вмешался Браммел, — пора вам знать: начальник сыскной полиции не скажет, что в ближайшие пятьдесят шесть часов арестует преступника, если у него нет на то веских оснований.

Но Беттери никому не хотел верить.

— Сегодня утром вы нам много наобещали, Красавчик, а в итоге не сообщили ни одного факта, — сказал Беттери.

— А был случай, чтобы я не сдержал слова? — Браммел с обиженным видом оглядел репортеров.

— Что вам известно в данную минуту? — спросил Нейл Мунро из «Мейл».

— Известно немало, — ответил Браммел. — Но пока что я не могу это вам сообщить. — Казалось, он что-то обдумывает. — Вот что, друзья, приходите-ка вечером, часов в одиннадцать. Тогда я вам много чего порасскажу.

Уже в машине Филдс сказал:

— Не верю ни одному из них. Не умеют держать язык за зубами. Болтают так, что не могут остановиться, даже если и хотят.

И он наклонился к шоферу.

— Следите, чтобы за нами не увязался кто-нибудь из репортеров. Сегодня вечером они нам будут мешать.

— Знаете, Фрэнк, — сказал Браммел, — чем больше я их узнаю, тем больше убеждаюсь, что не такие уж они умники. Пока они считают, что их держат в курсе дела, они счастливы. А уж если они поверят, что вы поделились с ними какой-нибудь тайной, совсем ручными станут.

Браммел улыбнулся.

— Это такие простачки, что поверят собственной выдумке, если прочтут ее в газете, — добавил он.

И рассказал Филдсу историю об одном деятеле крупной политической партии, в прошлом авторе статей в «Дейли ньюс», который во время предвыборной кампании снабжал газеты «достоверными» прогнозами, затем сам же цитировал их всем своим друзьям в партии, как будто это были предсказания самих газет, а впоследствии, когда результаты выборов опровергли все эти прогнозы, ругал газеты.

— Он верил тому, что читал, — со смехом заключил Браммел. Филдс тоже громко расхохотался, откинувшись на сиденье.

Чарли Руни держал самый большой в Австралии игорный дом. Это было единственное заведение такого рода, помещавшееся в прекрасном здании; все остальные игорные дома, маленькие и убогие, ютились в тесных каморках в рабочих пригородах.

Купив особняк в фешенебельном квартале, Чарли Руни устроил в нем ночной клуб и игорный зал. Муниципальный совет, запрещавший открывать клубы и увеселительные дома в аристократических кварталах, для Чарли Руни сделал исключение, а тот не забывал ценными подарками выражать свою признательность некоторым особенно влиятельным советникам.