По третьему вопросу адвокат Гимлер не мог дать никакого совета. Разумеется, он хорошо понимает, что пани Матильда хотела бы каким-то образом материально обеспечить будущее молодого человека, который вдруг перестал быть ее сыном. Адвокат посчитал это естественным, однако закон в этом случае ей не поможет, ибо все в данной ситуации зависит от доброй воли и намерений настоящего Роджера Тынецкого.

— Короче говоря, — развел руками адвокат, — от его желания или нежелания.

— Все ясно, — произнесла пани Матильда. — Мне, однако, не хотелось бы касаться этого вопроса самой. Мне кажется, что Матей недолюбливает Гого. Я думаю, будет лучше всего, если пан адвокат в моем присутствии, представляя всю ситуацию им обоим, в конце обратится к моему сыну с вопросом, как он хочет обеспечить будущее Гого.

— Я понимаю, о чем вы говорите. Мне следует сформулировать этот пункт

таким

образом, словно это одно из юридических условий передачи собственности.

— Вы не ошиблись. Хотя Гого не мой сын, чувства к нему у меня остались, и для меня невыносима мысль, что он будет жить в нищете. Как вам известно, у меня лично состояния нет.

— Я постараюсь это уладить в соответствии с пожеланиями пани графини.

— Хорошо, — кивнула она головой и позвонила, распорядившись пригласить обоих.

Спустя несколько минут появился Гого, а вскоре за ним пришел и Матей. Поцеловав руку пани Матильды, он поздоровался с адвокатом и холодно пожал руку Гого.

Адвокат глубоко вздохнул, решительным движением поправил очки и начал оглашать свое заявление. Говорил он медленно, плавно и доходчиво. Оба молодых человека слушали молча, лишь один раз Гого задал какой-то вопрос, а когда адвокат посоветовал уехать, буркнул:

— Это правильно.

Наконец юридическая сторона дела была исчерпана, и адвокат, обращаясь к Матею, сказал:

— В заключение я должен добавить, что существует узус о том, что в подобных случаях лицо, принимающее наследство, выделяет лицу отказывающемуся определенную пропорциональную часть, будь то в форме доли этого наследства или же пожизненную пенсию. Этот узус используется в тех случаях, когда отказ сделан добровольно и уж, конечно, когда отказавшийся обнаружил и подтвердил обстоятельства, которые лишили его наследства. Поскольку сейчас мы говорим о юридической стороне дела, я бы хотел услышать из уст пана графа, — он склонился в сторону Матея, — какую форму обеспечения для своего молочного брата он выберет и в каких размерах, чтобы сообща это обсудить.

Матей, слегка побледнев, спросил:

— А что такое, пан адвокат, узус?

Адвокат похлопал глазами и сделал такой жест, точно пытался поймать рукой что-то в воздухе.

— Ну, узус… Узус — это обычай, правило, общественный закон.

— Но только общественный?

— Ну да, хотя общественные законы в любом культурном обществе уважают еще больше, чем государственные.

— А не можете ли вы мне, пан адвокат, объяснить, что плохое я сделал моему… молочному брату?

Адвокат громко и почти искренне рассмеялся.

— Я вижу, что из пана графа плохой юрист.

— Ну и что из этого, но если я должен назначить содержание, мне бы хотелось знать, за что.

— За отказ от наследства, которое он мог оставить за собой, скрыв от вас все.

— Я не собираюсь разбираться, мог он или нет, и скажу прямо, если существует это общественное право, то я не буду им пользоваться, потому что это несправедливо.

— Однако… — начал было адвокат, но Матей прервал его:

— Я не изменю своего мнения.

В его голосе и выражении лица была такая злоба, что адвокат растерянно посмотрел на пани Матильду.

— Видишь, мама, вспомни мои слова, — с ироничной усмешкой отозвался Гого.

— Не мешай, — оборвала его пани Матильда и обратилась к Матею: — Сын мой, ты неверно подходишь к делу. Нехорошо, неожиданно получив богатство, начинать с жадности.

— Я совсем не жадный, — холодно ответил Матей. — Я не стремился к богатству, но если оно мне принадлежит, не вижу смысла раздаривать его всем подряд.

— Это не так, мой сын. Ты ведь не будешь отрицать, что Гого имеет большие права, чем кто бы то ни было…

— У него они меньше, чем у любого другого. Каждый нищий имеет больше прав, чем он, протянуть ко мне руку за подаянием… Двадцать восемь лет он пользовался деньгами, сорил ими налево и направо, брал, сколько хотел. Покупал машины и бриллианты, учился в самых дорогих университетах, научился болтать на иностранных языках. У него были возможности, неограниченные возможности получить какую-нибудь специальность, и все за мои деньги. Неужели еще этого мало. И это все за мой счет, потому что он имел, повторюсь, неограниченные возможности, а я никаких. Это дважды за мой счет, и еще все мало?

Лицо Матея покрылось красными пятнами. Он старался говорить спокойно, но голос его дрожал. Наконец замолчав, он окинул присутствующих вызывающим взглядом.

— Так этого мало? — снова спросил он.

В комнате повисла гнетущая тишина. Через некоторое время послышался голос пани Матильды:

— Но я надеюсь, мой сын, что ты не захочешь оставить Гого, твоего брата, нищим?

— Почему нищим? — пожал плечами Матей. — Он молодой, здоровый, не обременен никакими обязательствами! И вполне способен зарабатывать на себя, может трудиться.

— Не так легко сегодня найти подходящую работу, — вставил адвокат.

— А что такое подходящая работа? Любая подходит, если нет другой. Если граф Тынецкий на протяжении многих лет мог быть писарем в

собственном

имении… Кстати,

в

любой момент, пожалуйста, пан… пан… Зудра может занять эту должность.

— Ты шутишь, мой сын.

— Почему? Вовсе нет. Пани графиня… мама ведь не считает работу, которой занимался ее сын, унизительной, неужели она унизит пана Зудру.

— Это все демагогия. Ничего оскорбительного нет в любой работе. Ты раздражен, и сам, если посмотришь объективно, согласишься, что для человека с таким образованием, как у Гого, должность писаря никак не подходит.

Матей развел руками.

— Жаль, но другой в Прудах для пана Зудры нет. Он не химик, значит, не может быть директором сахарного завода, не юрист, не экономист, чтобы остаться администратором. Я даже управляющим не смог бы его назначить, потому что у него нет сельскохозяйственного образования.

— Я не прошу у тебя должность для Гого. Дай ему одно из имений или назначь какую-нибудь пенсию, если не пожизненную, то, по крайней мере, на несколько лет, пока он не сможет обеспечивать себя сам.

Матей усмехнулся.

— Если бы даже я согласился на это, чего никогда не сделаю, думаю, амбиции пана Зудры не позволят принять от меня такую жертву.

— Вы правы, — сухо ответил Гого. — Я ничего от этого пана не хочу и ничего не приму. Нам не о чем говорить.

— Да, не о чем, — твердо повторил Матей.

Пани Матильда сидела в своем кресле выпрямившись, но на лице ее угадывалось выражение усталости и отрешенности.

Гого, стоя спиной к собравшимся, смотрел в окно. Матей из-под прищуренных глаз всматривался в блестящие носки ботинок адвоката, напряженный и готовый отразить новую атаку. Однако она больше не возобновилась. Вероятно, и адвокат Гимлер признал дело проигранным, так как минуту спустя вернулся к обсуждению ранее изложенных юридических формальностей.

Все единодушно пришли к соглашению, что в ближайшие дни оба заинтересованных в сопровождении адвоката уладят свои дела в Познани, после чего Гого уедет. Через день после него надолго должен покинуть имение и Матей.

Уходя, Матей еще не знал, куда он поедет, да и не задумывался над этим. Все его мысли были заняты состоявшимся спором. Угрызения совести не мучили, поступил он жестоко, но правильно, потому что Гого считал человеком, не заслуживающим ни уважения, ни какой-либо помощи. Горько и больно ему было лишь от того, что своим решением, возможно, он раз и навсегда охладил свои отношения с графиней Матильдой, к которой питал искреннюю привязанность и которая, как стало известно, его настоящая мать. Но сейчас в этой ситуации он был не способен пойти даже на самые незначительные уступки, пусть и ценой потери ее привязанности, хотя это выяснится со временем. Он уедет на несколько месяцев, а когда вернется, пани Матильда уже свыкнется с мыслью, что Гого — не ее сын. Матей приедет и тогда уже поселится во дворце. Постепенно он сблизится с матерью и домашними. И с панной Касей, с Касей… У него будет право обращаться к ней по имени, он сможет разговаривать с ней часами… Пройдет год или два, и о Гого все забудут…