Держа сыновей за руки, я всё ждала подвоха, но его не было. Нас никто не собирался убивать, загонять в ловушку. Как и обещала, вампирша всего лишь провожала, держась от меня на расстоянии пары шагов.
Сир пробовал заговорить с ней, но я не позволила: не доверяла нечисти. Да и чему хорошему она может научить моего мальчика?
Рэн клевал носом, пришлось взять его на руки.
Какой же он тяжёлый, едва подняла!
Когда забрезжили просветы среди деревьев, наша провожатая остановилась.
— Ну, бывай. Лэрзену привет. Пусть заглянет — новости есть.
Послав сыновьям воздушный поцелуй, вампирша затерялась в лесу.
Теперь я почти бежала, волоча за руку упирающегося Элькасира.
Первым делом, выбравшись на открытое пространство, огляделась: всё так буднично, ни следа магии. Значит, либо уже всё кончено, либо они переместились в другое место. Главное, не оказаться на их пути.
Крепко прижимая к себе спящего Рэна, я кратчайшей дорогой направилась к дому, велев Сиру не отставать и внимательно смотреть по сторонам:
— Если заметишь что-то странное — немедленно скажи.
Под «странным» я понимала не только волшебство, но и зомби, случайных прохожих, просто подозрительные предметы, мимо которых я спокойно проходила в девичестве. Но не теперь.
К счастью, ничего такого нам не встретилось, и я благополучно переступила порог дома. Там нас дожидалась Марта: бедняжка так и не ложилась спать.
Ни Стьефа, ни Анже не было, так что ей пришлось нелегко — бродить по пустому дому, снедаемой тревогой и страхом, периодически заглядывая к Орфе. Хорошо, хоть она осталась, а то наша кухарка сошла бы с ума.
Конюха тоже на месте не оказалось — всех подняли на ноги.
— Светоносный с вами, вернулись, деточки! — Марта раскрыла объятия навстречу мальчикам.
Передав ей Рэна, я обессилено сползла на пол.
Меня трясло. То, что сдерживала, выползло наружу. Все мои кошмары, все мои воспоминания. Не выдержав, я даже разрыдалась, закрыв лицо руками.
— Мама, что с тобой? — Элькасир недоумённо смотрел на меня. — Мы же живы, с нами всё в порядке.
С вами — да, мои дорогие, мои драгоценные, только он… Лэрзен. Его нет, и где он, я не знаю. Не знаю, что с ним, как он и когда вернётся.
Ожили полученные в наследство от мамы предчувствия. Тональность их голосов лишь усилила мои рыдания. Теперь плакала в голос, всхлипывая и мотая головой.
— Марта, уложи детей, — я нашла в себе силы подняться, старательно выравнивая дыхание. — И… — тут голос дрогнул, — никто не возвращался?
Кухарка отрицательно покачала головой.
Плохо. Очень плохо. И эти предчувствия… Лэрзен говорит, нельзя от них отмахиваться, только вот так хочется отмахнуться…В любом случае я могу только ждать.
— Помолись, пожалуйста, Светоносному. Я понимаю, что должна сама, но у меня в голове пусто. И сделай мне успокоительного чая.
Обойдя встревоженную Марту, я побрела к лестнице. Ступеньки давались с неимоверным трудом: на меня вдруг навалилась такая тяжесть, что двигалась через силу.
На площадке меня догнал Сир, взял за обе руки, крепко сжал ладони и спросил, серьёзно так:
— Отец?
Я не знала, что ответить, но, видимо, мы оба чувствовали, что с ним что-то не так.
Поцеловав и заверив, что не сомкнёт глаз, молясь Тьхери, что угодно взамен предложит, сын довёл меня до спальни, расстелил постель и попросил немного подождать, пока он принесёт чаю. Вот тебе и сорванец! Лэрзен всё-таки воспитал из него мужчину, такого же, как он сам.
Пошатываясь, я направилась к умывальнику и остатками утренней воды ополоснула лицо. Некоторое время стояла и тупо смотрела в зеркало, потом потянулась за гребнем, несколько раз провела по спутанным волосам и, не выдержав, вновь разрыдалась. Такой, зарёванной и жалкой, меня и застал Сир.
Поблагодарив сына за заботу, я мелкими глотками выпила чай. А Сир рассказал о той женщине, которая едва не лишила меня сыновей. Стоит ли говорить, что теперь я начала метаться из угла в угол, поминутно прислушиваясь и подбегая к окну?
Элькасир это предвидел: слишком хорошо знал мать, чтобы подумать, будто бы я смогу успокоиться, не брошусь на улицу, бродить по окрестностям. Поэтому и приготовил чай сам.
Я почувствовала сонливость, как мысли постепенно начинают путаться, сбиваясь в один густой клубок, а потом и вовсе теряют форму.
— Ложись, мам, ты устала. Я тебя разбужу.
— Я не могу, Сир, лучше ты…
— Я уже выспался. Ложись.
Сын оставил меня одну, а я, повинуясь воле трав, не раздеваясь, легка, провалившись в нечто среднее между сном и дрёмой.
Меня разбудили голоса. Я долго не могла понять, чьи, не могла вынырнуть из пучины забытья, но потом поняла — Анже. Анже и Сир.
С трудом открыв глаза, растрёпанная, помятая, я приподнялась на локте.
Эти двое сразу замолчали, перевели взгляд на меня.
Почему, почему они молчат? Лэрзен?
Лэрзен!
Я вскочила, опрометью бросилась вниз, приготовившись к худшему.
Холл был наполнен запахом кофе. Как они могут пить кофе, когда…
Я собиралась отчитать Стьефа (кто, кроме него?), уже направилась к столовой, когда вдруг поняла, что кофе пахнет из кабинета мужа. Метнулась туда и замерла на пороге. Прижала ладони к лицу и сползла на колени.
— Потрясающая реакция! Извини, не труп, но близко к этому.
Дверь была открыта, и я хорошо видела Лэрзена. Он полулежал в кресле, бледный, окровавленный, уставший. На столике рядом с ним стоял поднос с кофе. Сам он чашку держать не мог, поэтому его, причитая, поила Марта.
Тут же был Стьеф с рассечённым виском, в рубашке, больше походившей на лохмотья. Он что-то сосредоточенно смешивал в небольшой мисочке.
Оба посторонились, давая мне возможность обнять мужа. Я не желала причинить боли, поэтому просто поцеловала и села, уткнувшись лицом в его колени.
— Приятно, когда тебя любят. О детях знаю. Вопросы — потом. И потоп здесь не устраивай, лучше займись своими прямыми обязанностями.
Пытается шутить — значит, не всё так плохо, только я ведь слышу, как он дышит.
— Тихо-тихо, Дан, если я до дома дополз, то выживу. Бывало и хуже. Перестань, на мне всё, как на собаке, заживает.
Я кивнула и улыбнулась сквозь слёзы. Тихонько отозвала Стьефа и за дверью попыталась выпытать у него, что произошло. Оказалось, что Лэрзен боролся с какой-то полумёртвой колдуньей, той самой, из-за которой у нас были проблемы с властями. И она была вовсе не зомби и не умертвием.
Если бы не Стьеф, лежал бы мой муж в овраге, потому как ходил он с трудом.
Были и хорошие новости — регенерация шла полным ходом. Что это, объяснять мне не нужно — видела. И посторонняя помощь не потребуется.
Немного успокоившись, я поспешила на кухню, готовить завтрак — раненому нужно хорошо питаться, чтобы восстановить силы. Потом меня сменила Марта, а я вернулась к Лэрзену.
Накормила его, помогла Стьефу довести до спальни, обработать и перевязать раны.
Пока не уснул, прилегла рядом, аккуратно обняла. В итоге заснула вместе с ним — и это вместо того, чтобы заботиться о его здоровье!
Проснулась я уже вечером.
Судя по дыханию, Лэрзен ещё спал. Но просыпался — иначе зачем пустая тарелка с едой на полу? Марта приготовила, Анже накормила, а я…
Рука мужа лежала у меня на талии. Сбрасывать её не хотелось, поэтому я не двигалась.
А потом вспомнила: солдаты! Завтра за Лэрзеном должны придти, а он такой беспомощный…
— Ну, не такой уж, — пробормотал муж. — Лежи и не рыпайся. Грей, а то меня что-то озноб пробирает. Всё из-за этой арковой мёртвой бабы! Стьеф всё сделает: я дал указания.
— Сам ты аркова скотина! — вырвалось у меня. — Я к тебе со всей душой, а ты…
Я села, скинула его руку и, не глядя, начала шарить ногами по полу в поисках домашних туфель.
— Дан, непривычно слышать, чтобы ты ругалась. От меня набралась? Хорошо, я скотина. И этой скотине хочется, чтобы ты с ней полежала. Потому что действительно холодно.