- Гриша, он очень на меня зол? Я глупо себя вела, правда? – спросила, насколько могла, виновато.

- Настенька, ты неповторима! – он улыбнулся и легонько погладил меня по щеке. – Нет, вопросы были совсем не глупые, очень даже правильные, но пойми, Семен все же начальник, он занимает определенную должность и по должности ему положено задавать эти вопросы.

- Я понимаю, правда, завтра извинюсь.

- Лучше не надо, его пройдет, Семен отходчив, а ты ему нравишься, все будет хорошо

- Хотелось бы верить, - и тут до меня дошло, - а где моя шуба и шаль, не поеду же я в одном платье.

Пришлось Георгию возвращаться в кабинет за моими вещами. Через несколько минут выйдя за порог приюта, я увидела прямо напротив дверей свою старую колымагу. Ослушался все-таки Иван. Вот молодец, как бы это глупо не звучало, я была несказанно рада непослушанию своего работника.

Дома меня ждало, с нетерпением, все семейство. Я приехала страшно голодная и ужасно возбужденная, мои милые домочадцы уже отужинали и стояли надо мной как коршуны, пока я ела, видимо караулили, чтоб не сбежала. После этого, пришлось выдержать град вопросов, я не сомневалась, что под дверьми подслушивают любопытные горничные, а вот Галина не суетилась, месье Бомон доложит ей все по форме. Когда глаза мои стали слипаться сами собой тетушка милостиво отпустила спать, но по дороге в спальню успела шепнуть

- Что-то ты не договариваешь, матушка, выспишься, а утром я зайду и что бы без утайки, поняла?

- Поняла тетушка, спокойной ночи, дорогая.

- Спокойной ночи, Настенька.

Даринка, буквально вытряхнула меня из платья, потому, что засыпала я на ходу. Но даже сквозь сон все время возвращалась к тому горячему поцелую, неслась куда-то, кружась в крепких объятьях, а издалека меня все кто-то звал:

- Настенька, Настенька, Настенька…

Я проснулась от яркого света и запаха кофе, моего любимого, по-варшавски. Ну конечно, тетушка, мучаясь нетерпением, велела Даринке принести кофе прямо в спальню, прекрасно понимая, что пред таким ароматом я не устою.

Еще чуточку поваляюсь, притворюсь спящей.

Мысленно перенеслась в теплое летнее утро. Иногда, летом, я поднималась очень рано, умывалась прохладной водой, надевала самое простое утреннее платье и спускалась на кухню. Садилась за широкий кухонный стол и смотрела, как Галина колдует с кофе.

Сначала кофе мололи в маленькой кофейной мельнице. Потом две чайные ложки засыпали в медную турку, вливали немного воды и ставили на огнь, кухня наполнялась бодрящим ароматом, когда кофе первый раз поднималось пеной, Галина его снимала на минутку с огня, пена оседала, потом снова ставила на огонь, давала чуточку вскипеть и цедила горячий пенящийся кофе. Потом из печи вынимали горшочек с топленым молоком, тетя любила, что бы молочную пенку опускали на дно кофейной кружки, я же любила без пенки. Галина наливала в чистую турку процеженный кофе, добавляла топленого молочка, чуть больше чем кофе, сахару три кусочка, как я любила и снова кипятила, только шапка пены появлялась над туркой, она переливала кипящий напиток в чашку быстро взбивала венчиком и ставила передо мной. Потом принималась за кофе для месье, в горячий процеженный напиток бросала щепотку соли, два кусочка сахара и чайную ложку кофейного ликера. Все эти процедуры Галина проделывала очень проворно не переставая болтать, за несколько минут я узнавала все сплетни из деревни, о чем говорят слуги в соседнем поместье и выслушать жалобы на недобросовестных торговцев, продающих плохой кофе. Только в кружку для месье опускался ликер, он сам входил на кухню, для меня было большой загадкой, каким-таким чувством наш воспитатель угадывает нужный момент.

Мы все втроем, по моему молчаливому согласию, садились за стол, намазывали только что испеченные булочки маслом и запивали все это лучшим в мире кофе. За окном щебетали птицы, шумели деревья, приветствуя друг друга с добрым утром, а мы сидели в благословенном молчании, наслаждаясь короткими минутами покоя. Кстати только наша кухарка, по мнению моего мужа, пила правильный кофе, крепкий, черный, без сахара.

И вот сейчас, мою спальню наполнял дразнящий аромат. Тетушка, нарочно, громким голосом давала указания Даринке:

- Поднос поставь на столик, вот сюда.

Как будто горничная не знает, куда ставить поднос.

- Растяни пошире портьеры, утро хорошее, солнечное.

Ага, чувствую, даже сквозь закрытые веки пробивается ослепительный свет.

- Ну, вот сейчас осядет пенка.

Вот противная тетушка, достала-таки. Я открыла глаза, села в постели.

- Тетя, ну почему, мне нельзя поспать подольше, Даринка подай кофе.

- Потому, что ты уже выспалась. – Тетушка устроилась удобней в кресле, взяла свою чашку, сделала маленький глоток, – ну так намного лучше.

Я подбила подушки, уселась в постели, получила из рук горничной чашку, над которой стояла шапка пушистой пены. Некоторое время мы молчали, пили кофе, собираясь с мыслями.

Рассказывать ли все без утайки? Поймет ли тетя? Она конечно хороший человек и желает мне всяческого счастья, но все же может не одобрить столь вольное поведение, хотя… Желание с кем-то поделиться распирало, и я не выдержала, рассказала все, по порядку, ничего не утаивая, начиная со встречи в кафе с Еленой Суховой и заканчивая разговором в коридоре приюта. Про наше isolementс¹ с Георгием Федоровичем я рассказала как можно короче, просто констатировала факт, мои ощущения должны остаться со мной.

Анна Ивановна выслушала, не перебивая. Мы довольно долго молчали, тетя переваривала столь поразительные новости, я ожидала ее вердикта. Наконец она заговорила:

- Ну что тебе сказать, матушка, он, конечно, человек хороший. Плохого о нем не слышала. А ты женщина в самом соку, но все же будь по осторожней, нашим сплетницам только повод дай – заедят, а так что будет, то будет, пусть все идет своим чередом.

Я вздохнула с облегчением, милая моя тетушка, поняла, не осудила, хороший она все-таки человек. Теперь, сбросив лишний груз с плеч, могла свободно поговорить о тревоживших нас событиях.

- Тетя, а ты как думаешь, знала Ева Адамовна о потайной двери?

- Даже не сомневайся, знала. Она была еще той управительницей, свое хозяйство крепко в руках держала. Но что я тебе скажу: о той двери, почитай, полгорода знало!

Я только удивленно округлила глаза:

- Откуда?

- Давид Бабич был известным адвокатом. После мартовских погромов восемьдесят первого года, да «майских правил» введенных новым императором Александром Александровичем, царствие ему небесное, господин Бабич, как и некоторые другие его соплеменники, принял православие. Многие из иудейской общины от него отвернулись, многие поняли, но дети не приняли новую веру отца и эмигрировали в Америку, правда ссора с отцом не помешала получить немалое наследство. Прав он был или не прав не мне судить, для того есть Бог и его Высший Суд, но этот шаг помог сохранить и значительно увеличить количество клиентов. А адвокат он был отменный, главное его достоинство заключалось в том, что умел старик не доводить дело до суда, умел урегулировать споры у себя в кабинете, а для семьи, сама понимаешь, лучше худой мир, чем добрая война. Поэтому через ту дверь прошло немало горожан, вот к примеру Суховы долго тягались с родней за наследство какого-то дядюшки умершего не оставив завещания, зато оставив много имущества, так вот Елена Игнатьевна, сама мне рассказывала как адвокат выпускал их через потайную дверь. А выходили они, минуя коридор, где ожидал разъяренный племяш, через французское окно из кабинета помощника адвоката. Семен Михайлович, мог знать, он человек местный, правда, пятнадцать лет назад, когда старик умер, он был еще очень молодым человеком, зато отец его должен помнить Давида Бабича. Михаил Михайлович, ведь тоже был полицейским чиновником. У нас, сама знаешь как – отец адвокат, значит и сын адвокат, отец доктор – сын, тоже, доктор, папенька помещик - быть тебе помещиком, ну а если родитель землю пахал, так и сыну пахать придется.