- Ну что там еще приключилось Петр? – начала тетя.

- Да вот Анна Ивановна, Степан, привратник, прибежал, испуган страшно и бормочет что-то не понятное, может быть, Анастасия Павловна спустится, да расспросит Степана, барыне он-то уж все расскажет.

- Ладно, пошли. – Всунув ноги в тапки, я неохотно поплелась за Петром, тетя подалась следом.

Когда мы вошли в кухню, то застали там всех домочадцев, кроме, разве, детей. У стены тесной кучкой стояли наши горничные: Феська, Марыся, Соломия и Дарья, все молоденькие, пухленькие, одинаково любопытные девушки, у дальнего конца кухонного стола сидел наш воспитатель Андрюши, нанятый моим папенькой, настоящий француз, месье Бомон. Высокий, сухопарый со строгим, истинно преподавательским взглядом, он зябко кутался в шаль, одевался как капуста и постоянно мерз, проклиная наш далеко не средиземноморский климат. До нас он работал у какого-то настоящего князя и согласился отправиться в захолустье только из-за щедрости моего папы-банкира посулившего за воспитание своего единственного внука хороший оклад и пенсионные выплаты по совершеннолетию воспитанника. Дверь черного входа подпирала посудомойка и помощница кухарки, полуслепая, Катерина, за ее юбки прятался внучок, Панасик, исполнявший всякие посильные ему поручения по дому. Около печки прислонился Иван, истопник и мастер на все руки, мечта и предмет воздыханий наших горничных. Посреди кухни, на табурете, сидел Степан, наш привратник. Столь же старый, как и Петр, много лет, прослуживший в доме, он скорее символически считался сторожем, потому что согнутого пополам и вечно подвыпившего старика мог свалить с ног любой мальчишка, но, тем не менее, старик к службе относился серьезно и каждый вечер, несмотря на погоду, делал обход дома и сада «на предмет присутствия нежелательных лиц», как сам он выражался. Видимо сегодняшний обход вышел не совсем удачным. Вокруг него суетилась наша кухарка, Галина, необъятных размеров, как и полагается кухарке, она была на диво проворна и готовила превосходно, ее вкусная и сытная стряпня, была, пожалуй, второй по важности причиной, после оклада, по которой наш француз оставался с нами вот уже пять лет. В данный момент Галина суетилась вокруг Степана, умудрялась одновременно резать хлеб и наливать ему самогонки из пузатой бутылки. Я окинула взглядом сие живописное сборище и вздохнула, месье Бомон попивал чай, Иван, степенно и задумчиво, что-то жевал, а Панасик поспешно доедал булочку, выглядывая из-за бабкиной спины, и все при этом, не отрываясь, смотрели на Степана. Н-да, как говорится: «хлеба и зрелищ».

- Ну, все, Галина, хватит ему уже выпивки. – Кухарка поспешно отступила и, зацепившись за лавку, неловко плюхнулась на нее, вызвав хихиканье девушек, я строго взглянула на них и обратилась к сторожу – Давай, Степан, рассказывай, от чего шум?

- Дух умершей Дарии Любомировны, хозяйка, в большом флигеле, свечи жжет! – после столь поразительного заявления, наш сторож, взялся за голову и принялся страдальчески стонать, я только беспомощно оглянулась на тетю, она пожала плечами и спросила:

- Ты как, и сам дух видел или только свечи?

- Свеча в окне горела и тени ходили, точь-в-точь, как когда она жива была – ответил Степан и поспешно перекрестился.

Далеко мы так зайдем, придется снова взять инициативу на себя.

- Давай пойдем по порядку, отвечай: ты ужинал, здесь в кухне, со всеми?

- Да, пани. – Он попробовал приподняться, но я остановила.

- Ты сиди, сиди. А после ужина, пропустил стаканчик с Петром да Иваном?

Покосившись на товарищей, Степан уже тише ответил

- Да, пани.

- Хорошо, идем дальше, потом отправился в сторожку и там опять выпил кружечку бражки?

-Да пани…, но я, Богом клянусь, только кружечку и сразу пошел двор смотреть. – Взгляд побитой собаки, каким на меня посмотрел старик, мог разжалобить и каменное сердце, но я опять вздохнула и продолжила, стараясь говорить ласковее.

- Ну, хорошо, ты пошел в обход, рассказывай, все как было, сначала.

- Сначала я надел кожух… - тут девушки снова захихикали, но Степан посмотрел на них так сердито, что те сразу умолкли. – Надел кожух, вышел во двор, проверил большие ворота, было заперто, ну я пошел к другим воротом, тем, что к большому флигелю ведут…

Тут не выдержала тетушка:

- Ты чего туда поплелся, эти ворота уже лет двадцать не открывались, там все кустами давно заросло, и проржавело насквозь!

Степан упрямо возразил:

- Заросло и проржавело, но у меня служба такая – за воротами следить! Я и следю.

- Следю, эх ты следопыт трухлявый! – фыркнула тетушка, вызвав новый приступ смеха у горничных.

- Оставь его тетя, пусть продолжает, посмотрел ты на ворота и что дальше?

- Я пошел по дорожке к большому флигелю, ветер дул страшный, тяжело мне идти было, я остановился дух перевести, и тут увидел свет и тени…

- Где увидел свет и тени? – теряя терпение, спросила я.

- Сначала на снегу увидел, потом посмотрел на дом, смотрю, а там, в окне свеча стоит, и тени какие-то блуждают, когда, Дария Любомировна, жили, царствие ей небесное…. – И Степан снова, благоговейно перекрестился. – Она любила так, вечерком свечу в окне поставить, а сама рядом садилась и в то окно глядела, так то и тогда жутко было видеть, а уж сейчас… Я и не удержался, побег к дому.

Странный рассказ Степан вызвал легкое замешательство, после минутной паузы, я окинула взглядом кухню и решительно велела:

- Галина, выдай Степану покрывало, какое, пусть он в котельной ляжет, там и лавка есть, с него на сегодня впечатлений хватит, завтра сходим поутру, глянем, что там с большим флигелем. И еще, Иван, там, вроде окна ставнями закрыты и досками забиты, или ты доски снимал?

- Нет, барыня, вы ж не велели.

- Не велела, так как же ты, Степан, мог свечу в окне увидеть?

- Не знаю хозяйка, а только досок на том окне не было, и ставни были распахнуты.

- Ну, завтра разберемся, спокойной ночи, спокойной ночи месье Бомон. – Я отдельно поклонилась нашему воспитателю и подалась к себе.

Перед дверью тетиной спальни мы остановились.

- Ну что зайдешь на минутку?

- Нет, тетя, мне уже ничего не хочется, дикая история, в голове не укладывается.

- Да было бы с чего расстраиваться, напился старый пень, и мерещится ему всякая чертовщина, в такую ночь и не дивно. Ну ладно ты иди, ложись, утро вечера мудренее. Спокойной ночи, Настенька.

- Спокойной ночи, Анна Ивановна. – Мы поцеловались, и я пошла в свою спальню.

Ночь у меня выдалась беспокойная. Большую часть ночи я крутилась в постели. В голову лезли тревожные мысли. Я, то вспоминала рассказ Степана, то думала о наших денежных проблемах, о старых рассохшихся окнах, о том хватит ли нам дров и угля, если зима затянется, о новых нарядах для девочек, (придется потратиться, дети растут быстро), потом опять возвращалась к странному видению, напугавшему старика и сквозь всю эту кашу образов почему-то постоянно прорывался, демонический, Георгий Федорович. Заснула под утро, снились мне фантастические сны, и Георгий Федорович, отчего-то на вороном жеребце, все пытался перескочить через закрытые ворота. Проснулась я от того, что Даринка растянула тяжелые гардины, и яркий свет залил комнату.

- Доброе утро, пани, как спали?

- Хорошо, Даринка, воду Иван нагрел?

- А как же, пани, вам какое платье подать?

- Серое, шерстяное. – Я пошла в ванную, это было, пожалуй, только одно новшество, введенное моим расточительным мужем, которое я искренне одобряла. Один поворот ручки, блестящего медного, крана и в рукомойник уже течет теплая вода, ванну мы напускали редко, экономили топливо, но раз в две недели я все же позволяла себе истинную роскошь, понежится в теплой, пахнущей благовониями, воде. Умывшись и одевшись, я подалась в столовую – завтракать. Еще на подходе, услышала шум и хохот детей. В столовой застала живописную картину: девочки хихикали и шушукали между собой, Андрюша пытался попасть в них изюмом, выколупанным из сдобной булки, когда ему это удавалось, следовал немедленный отстрел в ответ. Месье Бомон методично жевал, уплетая уже видать, третью порцию картошки запеченной со сметаной, (куда, только в него умещалось?) при этом умудряясь отпускать замечания воспитаннику: