В двадцать лет Константин Константинович Арцеулов уже получил диплом пилота-авиатора, отлично выдержал специальные экзамены. Теперь он с улыбкой вспоминает о них. Самым трудным испытанием считался полет на высоту в… пятьдесят метров. И многие проваливались на этом экзамене, не могли подняться на такую «головокружительную» высоту.

В 1913 году лётчик Арцеулов был призван в армию. Его почему-то зачислили в кавалерию. Только после многих хлопот ему разрешили взять в руки вместо уздечки штурвал самолета.

Первая мировая война была в разгаре. Шли ожесточенные бои. Активное участие принимали в них истребители отряда, в котором служил Арцеулов. Он летал на разведку, участвовал в бомбардировочных полетах, корректировал стрельбу тяжелой артиллерии, часто встречался в боевых схватках с немецкими асами.

Арцеулова хорошо знали солдаты и офицеры на том участке фронта, где он летал, вблизи города Луцка в Белоруссии. В течение только одного месяца на глазах многочисленных свидетелей он провел восемнадцать воздушных боев.

И вот однажды семьдесят пять вражеских самолетов пересекли линию фронта и начали бомбить штаб русской армии.

В воздушной схватке врагам удалось сбить один из наших самолетов. лётчик разбился при падении. Его нельзя было узнать, и по фронту пошли слухи, что убит Арцеулов.

По обычаю того времени, на месте падения самолета поставили крест и прибили дощечку с надписью: «Прапорщик К. К. Арцеулов. 24 августа 1916 года». Эту дощечку мне показывал Константин Константинович.

Труп погибшего летчика был отправлен в часть. На его похороны стали приезжать летчики из соседних отрядов. Их встречал сам «покойник» Арцеулов.

Оказалось, что подбили одного молодого летчика во время его первого боевого вылета (он только накануне прибыл в отряд). Однако телеграмма о гибели известного военного летчика Арцеулова дошла до столицы, и все газеты поместили некрологи. Даже в одном французском журнале было напечатано: «Нам телеграфируют из Петрограда, что известный русский военный лётчик Арцеулов, внук знаменитого художника Айвазовского, нашел доблестную смерть в воздушном бою…»

Константин Константинович Арцеулов после революции все свои звания, энергию и опыт отдал подготовке красных военных летчиков.

Он проводил также испытания первых советских истребителей и разведчиков.

Многое можно рассказать об одном из старейших русских летчиков – Арцеулове, о его полетах в Средней Азии, когда он помогал прокладывать трассу железной дороги – Турксиб, о его деятельности летчика-конструктора первых советских планеров и организатора всесоюзных состязаний планеристов. Более трехсот летчиков подготовил Константин Константинович. Он пробыл в воздухе свыше шести тысяч часов, летал на самолетах пятидесяти различных типов.

В последние годы Арцеулов все-таки пошел по пути своего прославленного деда. Он стал художником. Много книг об авиации вышло с рисунками К. К. Арцеулова.

Году в пятидесятом мне довелось по делам зайти к Константину Константиновичу, к которому я с давних пор отношусь с большим уважением и любовью.

– Возьми меня в Арктику! – такими словами встретил он меня. – Хочется полетать над льдами. Возьми с собой в экспедицию. Теперь я прошу тебя. Помнишь, как ты просил меня: «Возьмите меня в школу».

Мы оба от души рассмеялись.

– Хорошо, что ты тогда не остыл, а продолжал упорно добиваться своего! – сказал Арцеулов.

– Хорошо, что я встретил человека, который не только не «остудил» меня, а еще сам оказался прекрасным примером для будущего летчика, – ответил я.

За рулем и у мотора

Кончилась гражданская война. Меня направили в Главвоздухофлот. Но в Москве мне сказали:

– Можете ехать домой: ваш год демобилизуется. [6

«Вот тебе и фунт!» – подумал я и заявил:

– Я и так недавно из дому. Хочу служить еще.

Вижу, люди при этом смеются, глядя на мое расстроенное лицо.

– Ладно, – отвечают, – раз хочешь – служи. Что ты умеешь делать?

Такой же вопрос мне задали три года назад, когда я пришел в Красную Армию добровольцем. Тогда мне пришлось отвечать, что я умею делать «что прикажете», а не умел я ничего. Теперь я гордо ответил:

– Я водитель автомашин!

Опять посмеялись – и послали меня сдавать экзамен на шофера. Экзамен я сдал и начал самостоятельно ездить по Москве.

Какое огромное расстояние теперь отделяло меня от первых детских впечатлений и смутной жажды более интересной жизни! Но от своей затаенной мечты – летать – я был почти так же далек, как и тогда.

Вскоре меня все же демобилизовали. Чтобы быть поближе к своей мечте, я поступил на работу в учреждение, которое называлось «Промвоздух». Близости к авиации я от этого никакой не испытывал. Единственно, что было «воздушным» в моей тогдашней жизни, – это ночевки под открытым небом. Квартиры у меня, конечно, не было. Вещей – тоже. И пока товарищи не узнали о моем положении, я спал на скамейках Петровского парка, благо лето стояло хорошее. Но никакие лишения не могли охладить мой интерес к работе: ведь я ездил по улицам Москвы! Это искупало все.

Интересная была тогда Москва! Когда теперь вспоминаешь, кажется, прошло сто лет… Мостовые из булыжника. Извозчиков больше, чем автомобилей. Улицы узкие. И ковыляли по ним, подскакивая на ухабах, всякие виды транспорта «как бог на душу положит». При ужасных мостовых (которые мне тоже казались вполне хорошими) и таком беспорядочном движении шоферу надо было быть начеку: уличные «пробки» и всяческие столкновения были довольно частым явлением. Если же у автомобиля посередине улицы глох мотор или случалась какая-нибудь другая неприятность, шофер подвергался издевкам со стороны почтенных, бородатых извозчиков. Эти представители умирающего средства передвижения были очень рады, когда приключалась беда с передовым транспортом. [6

Если приходилось подливать воду в закипевший радиатор грузовика, они «сочувственно» подсказывали:

– Овса, овса теперь маленько подсыпь, она и пойдет!.. Без овса далеко не уедешь. Уж мы-то знаем…

И тут они поднимали хохот на всю улицу.

Теперь, когда я еду по блестящим магистралям столицы, мне кажется, что это совсем другой город, а тот, по которому я ездил, существует только в моих воспоминаниях.

Но Москва с ее узкими улицами и низкими домами и тогда была нам дорога. Я колесил по ее закоулкам два года. Конечно, за такой срок я прекрасно изучил автомобильный мотор. Но вот у меня отобрали полюбившийся мне автомобиль. Меня сократили. Я остался без работы.

В Москве, где после разрухи, вызванной гражданской войной, еще не наладилась работа фабрик и заводов, была безработица. На бирже труда тысячи людей ждали, когда их пошлют на любую работу.

Мне очень хотелось поступить в мастерскую по ремонту самолетных моторов, и я пошел к Грошеву, который был там бригадиром. Федор Иванович ласково принял меня и охотно написал в отдел кадров просьбу, чтобы меня послали в его распоряжение. Но не тут-то было. Начальник отдела кадров посулил:

– За ответом приходите завтра!

Такой же ответ я услышал и на следующий день, и через неделю, и через месяц. Он меня «кормил завтраками» почти полгода.

Жить было тяжело. Я не гнушался никаким заработком – чинил ведра, паял кастрюли, вскапывал огороды в Петровском парке. Вместе с земляками-студентами рабочего факультета ходил на товарную станцию разгружать вагоны с овощами, фруктами, зерном.

Однажды я не вытерпел и сказал начальнику отдела кадров:

– Я хожу к вам уже полгода, и каждый раз вы мне говорите: «Приходите завтра». Когда же наступит это «завтра»?

– Неужели прошло полгода, как вы впервые пришли ко мне? – воскликнул начальник. – Прямо удивительно, как бежит время… Мне нравится ваша настойчивость. Пройдемте в мой кабинет, я напишу, чтобы вас приняли на работу! [6

Так я снова приблизился к авиации, к летающим людям. Через полгода, под руководством прекрасного человека и мастера – Грошева, я настолько хорошо изучил авиамоторы, что меня назначили бригадиром.