— Я бы еще согласился играть на тарелках, — гнул свое Васька. — Звенят они здорово!

— Тебе все мерещатся тарелочки, вилочки, ножички, — сказал Костя. — А может, мне охота играть…

Спор готов был разгореться, но тут я неожиданно вспомнил, что у меня дома есть музыкальная энциклопедия.

— Что зря спорить и гадать? — воскликнул я. — Хотите, принесу энциклопедию? Мне ее бабушка подарила. Она у нас — бывшая балерина.

В одну минуту я слетал домой и притащил здоровенную книжищу.

— На, держи, — сказал я Женьке.

Женька выхватил у меня из рук старую, затрепанную энциклопедию, которая вдобавок пахла пылью и мышами, полистал ее и очень скоро обнаружил, что там не хватает половины листов.

— Твоя работа? — спросил он у меня.

Я честно признался, что когда был маленьким, то вырывал оттуда бумагу для змеев и голубей: очень хорошая бумага — здорово летала!

Женька стал ворчать, что половину энциклопедии я на ветер пустил и, может, самые лучшие музыкальные инструменты где-нибудь на проводах висят.

Я сказал:

— А нам много ли надо? Нам и этого хватит.

— «Хватит, хватит»… — продолжал ворчать Жены одновременно выискивая названия инструментов.

— Нашел, — сказал он. — Валторна.

— Валторна?

— Да. Тут написано, что валторна произошла от охотничьего рога.

— Я хочу на валторне! — воскликнул Гриша, которому стало скучно.

— Мало ли что ты хочешь… — ответил Васька. — Может, я хочу на гитаре? А тут про гитару ничего нет.

— Ты хочешь барабан на тарелочке, — сказал Гришка.

— Я передумал, понял?

— Все равно на гитаре в оркестрах не играют, — с видом знатока сказал Женька. — Можете у Феди спросим?

— Ладно, уговорили, — пробурчал Васька. — Мне и тарелки подойдут. Есть там что-нибудь про тарелки?

— Тарелки? Сейчас… Тарелки… Есть тарелки! «Сам звучащий ударный музыкальный инструмент…» Дальше неинтересно… А вот тут интересно: «Одну из тарелок прикрепляют к барабану. Это дает возможность играть на обоих инструментах одному исполнителю».

— Значит, — развеселился Васька, — я буду играть на барабане, и на тарелках?

— Хитренький какой! — заныл Гриша. — Я уже давно хочу играть на барабане.

— Чудак человек! — Васька пожал плечами. — Разве я виноват, что тарелки прикрепляют к барабану? Нельзя же отдирать одно от другого. Только хорошую вещь портить!

— Все равно барабан мой!

— Как же, твой!

Конец спору положил Женька.

— Знаете что, оркестранты, — сказал он. — Я придумал! — Женька стал поспешно листать энциклопедию. — Ты, например, Васька, будешь… ве… ве… ве… виолончелью.

— Почему это я — виолончель? — испугался Васька.

— А потому, что ты на букву «В» и виолончель на буку «В». Другим тоже так выбирать будем, понял?

— Понял… А что там про виолончель написано?

— «Виолончель — инструмент скрипичного семейства… Широко применяется в качестве сольного и оркестрового инструмента. Число виолончелей в оркестре достигает 2-ти…» Отличный инструмент. Прямо против дирижера играет. Правда, Федя?

— Слушай, поколдуй и мне, — сказал Костя, который долго молчал и напряженно наблюдал за всем, что происходит. — Если угадаешь мое желание, честное слово, буду играть в твоем оркестре.

— Ка… Ка… Ка… — забормотал Женька, шурша негнущимися страницами. — Вот: контрабас!

Костя с удивлением поднял брови, а я вспомнил, как он смотрел в окно музыкальной школы на мальчика с контрабасом.

— Ты не сомневайся, — ободряюще сказал Женька. — Про него тоже написано, что он из скрипичного семейства, только самый большой по размеру — целых два метра. Без него не обходится ни один оркестр. И думать тут нечего! Согласен?

— А я? — заволновался Гриша. — На чем я буду играть?

— Ты будешь играть… на гуцулке, — прочитал Женька первое попавшееся название.

— Не хочу на гуцулке. Хочу на барабане.

— Не хочешь на гуцулке, играй на гамбанге, а про барабан и думать забудь.

— Не хочу на гамбанге.

— Тогда, пожалуйста, — на геликоне.

— Не хочу! — капризно взвизгнул Гриша.

— На гекельфоне хочешь?

— Не хочу!!

— На гидравлосе?

— Не хочу!!!

Женька наконец разозлился и хлопнул несговорчив дошкольника энциклопедией по голове:

— Чего раскричался? Нет ничего больше на букву Г.

Но Гриша был человеком упрямым и умел задавать такого реву в три, четыре, пять ручьев, что сбегались жильцы всего дома от первого до десятого этажа. Я поспешил взять у Женьки энциклопедию и нашел еще одно название граммофон.

— Не хочу граммофон!

— А чего тебе надо, на самом деле? — спросил Васька. — Заведешь граммофончик, поставишь его в оркестр и сиди себе нога на ногу. Красота!

— Васька, вредина… — захныкал Гриша.

— Нет больше страниц на букву «Г», — сказал я Грише. — Остальные я на голубей израсходовал, честное слово!

Гриша с отчаянным ревом убежал домой. А Васька посмотрел ему вслед и сказал:

— Может быть, вы все-таки пропустили там чего-нибудь?

— Может, и пропустили, — недовольно ответил Женька. — А чего он вопит как резаный? Никто же не спорил ни Васька, ни Костя, ни Федя… Э-э, Федя-то без инструмента остался! Ничего, сейчас подберем… Фе… фе… Фагот! Вот!

Я вырвал из Женькиных рук бабушкину энциклопедию и быстро нашел страницу на букву «Ж».

— А тебе придется играть на жалейке, — не без злорадства сказал я. — Нет больше ничего на букву хоть тут все страницы целые.

Женька и глазом не моргнул.

— За меня не беспокойся. Я буду дирижером! Дирижеры ни на чем не играют. Они дирижируют палочкой.

— Что же у нас получается? — спросил Васька.

— Оркестр, — ответил Женька. — Виолончель, контрабас, фагот и… я.

— Мда-а, — протянул Костя. — Хорошенький оркестр, нечего не скажешь!

Женьку тоже, видимо, взяло сомнение, и он стал щурить глаза.

— А чего особенного? — сказал Васька. — Ничего особенного! Сагитируем кого-нибудь. Вот Федя у нас большой специалист агитировать…

И все ребята с надеждой посмотрели на меня.

СЕРЕЖКИН ДЕД И ВЕЛИКИЙ СКРИПАЧ ПАГАНИНИ

На следующий день в школе, на уроке по русскому, я внимательно оглядывал ребят — с кого начать агитацию?

Наконец мой выбор пал на Сережку Копаева.

Сережка сидел в соседнем ряду слева, и мне нетрудно было с ним переговорить.

«Вот, — думаю, — удача: Сережка — „С“, будет играть на скрипке. Чем плохо? Это даже очень кстати — у нас в оркестре нет ни одной скрипки».

Я окликнул Сережку.

Тот заулыбался и, еще не понимая, в чем дело, принялся строить рожи. Это он умеет. Иногда мне даже кажется, по лицо у него из мягкой губки или из пенопласта — такая богатая у Сережки мимика.

— Послушай! — шепчу ему. — Я тебе что-то важное хочу сказать!

А он продолжает улыбаться и строить рожи. На всякий случай я показал ему кулак, которого он сроду не боялся, и сказал громче:

— Хочешь играть на скрипке?

Выпучив глаза, Сережка молниеносно ответил:

— Хочешь получить по шее? Ты не думай, я не шучу.

— И я не шучу!

Немного позже я узнал, что Сережкин дед когда-то учился играть на скрипке и решил посвятить в это искусство своего внука. Он по нескольку часов в день занимался с Сережкой, а на ночь рассказывал ему историю про веского скрипача Паганини.

Сережка окончательно возненавидел скрипку и наотрез отказался играть на ней.

Но я ничего этого не знал, поэтому ринулся в атаку:

— Чудак, может, ты станешь вторым Паганини!

Сережка с остервенением принялся обстреливать меня мокрыми бумажными шариками.

— Федя, не вертись! — строго сказала мне учительница.

Я замер, и тут же несколько липких комочков больно ужалило меня в лицо.

После этого я услышал свирепый Сережкин шепот:

— И когда это ты, тихоня, успел спеться с моим дедом? Ну, погоди-и-и!

Я пожал плечами: с каким еще дедом? Потом прозвенел звонок, и началась перемена. Едва я очутился в коридоре, как Сережка набросился на меня: