III

Композитор: Я композитор. Ваня Рублёв: А по — моему, ты г…о! (Композитор, тяжело дыша, так и осел. Его неожиданно выносят). IV Химик: Я химик. Физик: А по — моему, ты г…о! (Химик не сказал больше ни слова и тяжело рухнул на пол). * * * Ходит путник в час полночный прячет в сумку хлеб и сыр а над ним цветок порочный выростает в воздух пр. Сколько влаги сколько неги в том цветке ростущем из длинной птицы в быстром беге из окна летящей вниз. Вынул путник тут же сразу пулю — дочь высоких скал. Поднял путник пулю к глазу бросил пулю и скакал. Пуля птице впилась в тело образуя много дыр больше птица не летела и цветок не плавал пр. только путник в быстром беге повторял и вверх и в низ: “Ах, откуда столько неги в том цветке растущем из”. Пиеса I Действие Кока Брянский: Я сегодня женюсь. Мать: Что? Кока Бр.: Я сегодня женюсь. Мать: Что? Кока Бр.: Я говорю, что я сегодня женюсь. Мать: Что ты говоришь? Кока: Се — го — во — дня — же — нюсь! Мать: же? что такое же? Кока: Же — нить — ба! Мать: ба? Как это ба? Кока: Не ба, а же — нить — ба! Мать: Как это не ба? Кока: Ну так, не ба и всё тут! Мать: Что? Кока: Ну не ба. Понимаешь! Не ба! Мать: Опять ты мне это ба. Я не знаю, зачем ба. Кока: Тпфу ты! же да ба\ Ну что такое же! Сама то ты не понимаешь, что сказать просто же — бессмысленно. Мать: Что ты говоришь? Кока: Же, говорю, бессмысленно!!!. Мать: Сле? Кока: Да что это в конце концов! Как ты умудряешься это услыхать только кусок слова, да ещё самый нелепый: Сле! Почему именно сле! Мать: вот опять сле. Кока Брянский душит мать. Входит невеста Маруся. * * * Четыре немца ели свинину и пили зелёное пиво. Немец по имяни Клаус подавился куском свинины и встал из‑за стола. Тогда три других немца принялись свистеть в кулаки и громко издеваться над постродавшим. Но немец Клаус быстро проглотил кусок свинины, запил его зелёным пивом и был готов к ответу. Три других немца, поиздевавшись над горлом немца Клауса, перешли теперь к его ногам и стали кричать, что ноги у немца Клауса довольно кривые. Особенно один немец, по имяни Михель, смеялся над кривыми ногами немца Клауса. Тогда немец Клаус показал пальцем на немца Михеля и сказал, что он не видел второго человека, так глупо выговаривающего слова “кривые ноги”. Немец Михель посмотрел на всех вопрошающим взглядом, а на немца Клауса посмотрел взглядом, вырожающим крайнюю неприязнь. Тут немец Клаус выпил немного зелёного пива с такими мыслями в своей голове: “вот между мной и немцем Михелем начинается ссора”. Остальные два немца молча ели свинину. А немец Клауз, отпив немного пива, посмотрел на всех с видом, говорящим следующее: “Я знаю, что вы от меня хотите, но я для вас запертая шкатулка”. * * * Гиммелькумов смотрел на девушку в противоположном окне. Но девушка в противоположном окне ни разу не посмотрела на Ниммелькумова. “Это она от застенчивости”, — думал Гиммелькумов. Гиммелькумов раскрасил себе лицо зелёной тушью и подошёл к окну. “Пусть думают все: какой он странный”, — говорил сам себе Гиммелькумов. Кончился табак и Гиммелькумову нечего было курить. Он сосал пустую трубку, но это ещё больше увеличивало пытку. Так прошло часа два. А потом табак появился. Гиммелькумов таращил на девушку глаза и приказывал ей мысленно повернуть голову. Однако это не помогало. Тогда Гиммелькумов стал мысленно приказывать девушке не смотреть на него. Это тоже не помогло. Гиммелькумов искал внутреннюю идею, чтобы на всю жизнь погрузиться в неё. Приятно быть в одном пункте как бы сумасшедшим. Всюду и во всём видит такой человек свой пункт. Всё на его мельницу. Всё имеет прямое отношение к любимому пункту. Вдруг страшная жадность охватила Гиммелькумова. Но на что распростронялась эта жадность, было непонятно. Гиммелькумов повторял правила о переносе слов и долго размышлял о буквах с т в, которые не делятся. “Ныне, я очень жад — ный”, — говорил сам себе Гиммелькумов. Его кусала блоха, он чесался и раскладывал в уме слово “естество”, для переноса с одной на другую строчку. Профессор Трубочкин <1> В редакцию Чижа вошел человек маленького роста, с черной косматой бородой, в длинном черном плаще и в широкополой черной шляпе. Под мышкой этот человек держал огромный конверт, запечатанный зеленой печатью. — Я — знаменитый профессор Трубочкин, — сказал тоненьким голосом этот странный человек. — Ах, это вы профессор Трубочкин! — сказал редактор. — Мы давно ждем вас. Читатели нашего журнала задают нам различные вопросы. И вот мы обратились к вам, потому что только вы можете ответить на любой вопрос. Мы слыхали, что вы знаете все. — Да, я знаю все, — сказал профессор Трубочкин. — Я умею управлять аэропланом, трамваем и подводной лодкой. Я умею говорить по — русски, по — немецки, по — турецки, по — самоедски и по — фистольски. Я умею писать стихи, читать книжку, держа ее вверх ногами, стоять на одной ноге, показывать фокусы и даже летать. — Ну, это уж невозможно, — сказал редактор. — Нет, возможно, — сказал профессор Трубочкин. — А ну‑ка полетите, — сказал редактор. — Пожалуйста, — сказал профессор Трубочкин и влез на стол. Профессор разбежался по столу, опрокинул чернильницу и банку с клеем, сбросил на пол несколько книг, порвал чью‑то рукопись и прыгнул на воздух. Плащ профессора распахнулся и защелкал над головой редактора, а сам профессор замахал руками и с грохотом полетел на пол. Все кинулись к профессору, но профессор вскочил на ноги и сказал: — Я делаю всё очень скоро. Я могу сразу сложить два числа любой величины. — А ну‑ка, — сказал редактор, — сколько будет три и пять? — Четыре, — сказал профессор. — Нет, — сказал редактор, — вы ошиблись. — Ах да, — сказал профессор, — девятнадцать! — Да нет же, — сказал редактор, — вы ошиблись опять. У меня получилось восемь. Профессор Трубочкин разгладил свою бороду, положил на стол конверт с зеленой печатью и сказал: — Хотите я вам напишу очень хорошие стихи? — Хорошо, — сказал редактор. Профессор Трубочкин подбежал к столу, схватил карандаш и начал быстро — быстро писать. Правая рука профессора Трубочкина стала вдруг мутной и исчезла. — Готово, — сказал профессор Трубочкин, протягивая редактору лист бумаги, мелко — мелко исписанный. — Куда девалась ваша рука, когда вы писали? — спросил редактор. — Ха — ха — ха! — рассмеялся профессор. — Это когда я писал, я так быстро двигал рукой, что вы перестали ее видеть. Редактор взял бумагу и начал читать стихи: Жик жик жик. Фок фок фок. Рик рик рик. Шук шук шук. — Что это такое? — вскричал редактор, — я ничего не понимаю. — Это по — фистольски, — сказал профессор Трубочкин. — Это такой язык? — спросил редактор. — Да, на этом языке говорят фистольцы, — сказал профессор Трубочкин. — А где живут фистольцы? — спросил редактор. — В Фистолии, — сказал профессор. — А где Фистолия находится? — спросил редактор. — Фистолия находится в Компотии, — сказал профессор. — А где находится Компотия? — спросил редактор. — В Чучечии, — сказал профессор. — А Чучечия? — В Бамбамбии. — А Бамбамбия? — В Тилипампампии. — Простите, профессор Трубочкин, что с вами? — сказал вдруг редактор, вытаращив глаза. — Что с вашей бородой? Борода профессора лежала на столе. — Ах! — крикнул профессор, схватил бороду и бросился бежать. — Стойте! — крикнул редактор. — Держите профессора! — крикнул художник Тутин. — Держите! держите! держите его! — закричали все и кинулись за профессором. Но профессора и след простыл. В коридоре лежал плащ профессора, на площадке лестницы — шляпа, а на ступеньках — борода. А самого профессора не было нигде. По лестнице вниз спускался мальчик в серой курточке. Редактор и художник вернулись в редакцию. — Смотрите, остался конверт! — крикнул писатель Колпаков. На столе лежал конверт, запечатанный зеленой печатью. На конверте было написано: “В редакцию журнала “Чиж””. Редактор схватил конверт, распечатал его, вынул из конверта лист бумаги и прочел: “Здравствуй, редакция “Чижа”. Я только что вернулся из кругосветного путешествия. Отдохну с дороги и завтра приду к вам. Я знаю всё и буду давать ответы на все вопросы ваших читателей. Посылаю вам свой портрет. Напечатайте его на обложке “Чижа” № 7. Это письмо передаст вам Федя Кочкин. Ваш профессор Трубочкин”. — Кто это Федя Кочкин? — спросил писатель Колпаков. — Не знаю, — сказал редактор. — А кто же это был у нас и говорил, что он профессор Трубочкин? — спросил художник Тутин. — Не знаю. Не знаю, — сказал редактор. — Подождем до завтра, когда придет настоящий профессор Трубочкин и сам все объяснит. А сейчас я ничего не понимаю. <2> Писатель Колпаков, художник Тутин и редактор “Чижа” сидели в редакции и ждали знаменитого профессора Трубочкина, который знает решительно все. Профессор обещал придти ровно в 12 часов, но вот уже пробило два, а профессора все еще нет. В половине третьего в редакции зазвонил телефон. Редактор подошел к телефону. — Я слушаю, — сказал редактор. — Ба — ба — ба — ба — ба, — раздались в телефоне страшные звуки, похожие на пушечные выстрелы. Редактор вскрикнул, выпустил из рук телефонную трубку и схватился за ухо. — Что случилось? — крикнули писатель Колпаков и художник Тутин и кинулись в редактору. — Оглушило, — сказал редактор, прочищая пальцем ухо и тряся головой. — Бу — бу — бу — бу — бу! — неслось из телефонной трубки. — Что же это такое? — спросил художник Тутин. — А кто его знает, что это такое! — крикнул редактор, продолжая мотать головой. — Подождите, — сказал писатель Колпаков, — мне кажется, я слышу слова. Все замолчали и прислушивались. — Бу — бу — бу… буду… бу — бу… больше… боль… валы балу… ту — бу — бу! — неслось из телефонной трубки. — Да ведь это кто‑то говорит таким страшным басом! — крикнул художник Тутин. Редактор сложил ладони рупором, поднес их к телефонной трубке и крикнул туда: — Алло! Алло! Кто говорит? — Великан Бобов — бов — бов — бов! — послышалось из телефонной трубки. — Что? — удивился редактор. — Великанов же не бывает! — Не бывает, а я великан Бобов, — ответила с треском трубка. — А что вам от нас нужно? — спросил редактор. — Вы ждете к себе профессора Трррррубочкина? — спросил голос из трубки. — Да, да, да! — обрадовался редактор. — Где он? — Хра — хра — хра — хра — хра! — захохотала трубка с таким грохотом, что редактору, писателю Колпакову и художнику Тутину пришлось зажать свои уши. — Это я! Это я! — хра! — хра! — хра! поймал профессора Трррррубочкина. И не пущу его к вам — ам — ам — ам! — кричал странный голос из трубки. — Профессорррр Трррррубочкин мой врач рач — рач — рач, рык эрык кыкырык… — затрещало что‑то в трубке и вдруг стало тихо. Из телефонной трубки шел дым. — Этот страшный великан кричал так громко, что, кажется, сломал телефон, — сказал редактор. — Но что ж с профессором? — спросил писатель Колпаков. — Надо спасать профессора! — крикнул редактор. — Бежим к нему на помощь! — Но куда? — спросил художник Тутин. — Мы даже не знаем, где живет этот великан Бобов. — Что же делать? — спросил писатель Колпаков. Вдруг опять зазвонил телефон. — Телефон не сломан! — крикнул редактор и подбежал к телефону. Редактор снял телефонную трубку и вдруг опять повесил ее на крючок. Потом опять снял трубку, крикнул в нее: — Алло! Я слушаю, — и отскочил от трубки шагов на пять. В трубке что‑то очень слабо защелкало. Редактор подошел ближе и поднес трубку к уху. — С вами говорит Федя Кочкин, — послышалось из телефонной трубки. — Да, да, я слушаю! — крикнул редактор. — Профессор Трубочкин попал к великану Бобову. Я бегу спасать профессора Трубочкина. Ждите моего звонка. До свидания. — И редактор услышал, как Федя Кочкин повесил трубку. — Федя Кочкин идет спасать профессора Трубочкина, — сказал редактор. — А что же делать нам? — спросил писатель Колпаков. — Пока нам придется только ждать. <3> Секретное письмо Я, писатель Колпаков, получил сейчас телеграмму от Феди Кочкина. Федя сообщает, что он нашел профессора Трубочкина и великана Бобова, и послезавтра приведет их в редакцию. Я сказал об этом только художнику Тутину. Больше об этом никто ничего не знает. Вы, ребята, тоже молчите, никому не говорите, что скоро профессор Трубочкин придет в редакцию. Вот‑то все удивятся! А я вам в 12–м номере “Чижа” расскажу, как все произошло. Писатель Колпаков <4> В редакции “Чижа” был страшный беспорядок. На столах, на стульях, на полу и на подоконниках лежали кучи писем с вопросами читателей к профессору Трубочкину. Редактор сидел на тюке писем, ел булку с маслом и раздумывал, — как ответить на вопрос: “почему крокодил ниже бегемота?” Вдруг в коридоре раздался шум, топот, дверь распахнулась — и в редакцию вбежали писатель Колпаков и художник Тутин. — Ура! Ура! — крикнул художник Тутин. — Что случилось? Тут дверь опять отворилась и в редакцию вошел мальчик в серой курточке. — Это еще кто такой? — удивился редактор. — Ура — а! — вскричали Колпаков и Тутин. На шум в редакцию “Чижа” собрались люди со всего издательства. Пришли: водопроводчик Кузьма, и типограф Петров, и переплетчик Рындаков, и уборщица Филимонова, и лифтер Николай Андреич, и машинистка Наталья Ивановна. — Что случилось? — кричали они. — Да что же это такое? — кричал редактор. — Ура — а! — кричал мальчик в серой курточке. — Ура — а! — подхватили писатель Колпаков и художник Тутин. Никто ничего не мог понять. Вдруг в коридоре что‑то стукнуло раза четыре, что‑то хлопнуло, будто выстрелило, и согнувшись, чтобы пролезть в дверь, вошел в редакцию человек такого огромного роста, что, когда он выпрямился, голова его почти коснулась потолка. — Вот и я, — сказал этот человек таким страшным голосом, что задребезжали стекла, запрыгала на чернильнице крышка и закачалась лампа. Машинистка Наталья Ивановна вскрикнула, переплетчик Рындаков спрятался за шкап, раздевальщик Николай Андреич почесал затылок, а редактор подошел к огромному человеку и сказал: — Кто вы такой? — Кто я такой? — переспросил огромный человек таким громким голосом, что редактор зажал уши и замотал головой. — Нет, уж вы лучше молчите! — крикнул редактор. В это время в редакцию вошел коренастый человек, с черной бородкой и блестящими глазами. Одет он был в кожаную куртку, на голове его была кожаная фуражка. Войдя в комнату, он снял фуражку и сказал: — Здравствуйте. — Смотрите‑ка! — крикнул типограф Петров, — его портрет был помещен в седьмом номере “Чижа”. — Да ведь это профессор Трубочкин! — крикнула уборщица Филимонова. — Да, я профессор Трубочкин, — сказал человек в кожаной куртке. — А это мой друг великан Бобов, а этот мальчик — мой помощник, Федя Кочкин. — Ура! — крикнул тогда редактор. — Я был у великана Бобова, — сказал профессор. — Два месяца подряд мы вели с ним научный спор о том, кто сильнее: лев или тигр. Мы бы еще долго спорили, но пришел Федя Кочкин и сказал нам, что читатели “Чижа” ждут ответов на свои вопросы. — Давно ждут, — сказал редактор и показал рукой на груды открыток и конвертов, больших пакетов и маленьких записок. — Видите, что у нас тут делается. Это все вопросы от наших читателей. — Ну, теперь я на все отвечу, — сказал профессор Трубочкин. — Бобов, собери, пожалуйста, все эти конверты и бумажки, и снеси их, пожалуйста, ко мне на дом, пожалуйста. Бобов засучил рукава, достал из кармана канат, связал из писем и пакетов четыре огромных тюка, взвалил их себе на плечи и вышел из редакции. — Ну вот, — сказал профессор Трубочкин, — тут осталось еще штук двести писем. На эти я отвечу сейчас. Профессор Трубочкин сел к столу, а Федя Кочкин стал распечатывать письма и класть их стопочкой перед профессором. Федя Кочкин делал это так быстро, что у всех присутствующих закружились головы, и они вышли из редакции в коридор. Последним вышел редактор. — Ура! — сказал редактор. — Теперь все наши читатели получат ответы на свои вопросы. — Нет, не все, — сказали писатель Колпаков и художник Тутин, – А ТОЛЬКО ТЕ, КТО ПОДПИШЕТСЯ НА “ЧИЖ” НА 1934 ГОД. Ломка костей Был у меня приятель. Звали его Василий Петрович Иванов. В 10 лет он был уже ростом со шкаф, а к 15 годам он и в ширину так раздался, что стал на шкаф походить. Мы с ним вместе в одной школе учились. В школе его так и звали “шкафом”. Очень он был огромный. И сила была в нем страшная. Мы на него всем классом нападали, а он нас, как щенят, раскидает в разные стороны, а сам стоит посередине и смеется. Вышел однажды такой случай. Устроили мы в школе вечерний спектакль. И вот, во время самого спектакля, понадобилось зачем‑то на сцену поставить кафедру. Кафедру надо было принести из класса, кафедра тяжелая, ну, конечно, обратились к Васе за помощью. А надо сказать, что во всех классах лампочки были вывернуты, чтобы освещать зал и сцену. А потому в классах было темно. Вася кинулся за кафедрой в класс, да в темноте вместо кафедры ухватился за печь, выломал ее из стены и выворотил в коридор. Потом пришлось этот класс ремонтировать и новую печь ставить. Вот какой сильный был мой приятель Вася Иванов. Окончить школу Васе не удалось. К учению он был мало способен и сколько ни учился, так и не мог запомнить, сколько будет семью шесть. Память у него была плохая и сообразительность медленная. Я из IV класса в V перешел, а Вася на второй год в IV остался. А потом и вовсе из школы ушел и уехал с родителями в Японию. Вот в Японии‑то с ним и произошел случай, о котором я хочу рассказать. Приехал Вася с родителями в Японию. Родители решили Васю на какую‑нибудь службу пристроить. Но служба не подыскивается. Разве если только грузчиком. Да уж очень это невыгодно. Вот кто‑то и сказал Васиным родителям: “Да вы, говорит, пристройте вашего сына борцом. Вон он какой у вас сильный. А японцы борьбу любят. Только они в этом деле большие мастера. Так что пусть ваш сын в их школе борцов поучится. И есть тут такая школа, где учитель японец, господин Курано, по — русски хорошо говорит. Так что вашему сыну там как раз удобно будет. Окончит школу и знаменитым борцом станет”. Обрадовались Васины родители. — Где же, — говорят, — эта школа помещается? — Там‑то и там, — говорят им, — на такой‑то японской улице. Вот привели Васю родители в японскую школу борьбы. Вышел к ним старичок японец, маленький, желтенький, весь сморщенный, на сморчка похож, посмотрел на них и по — русски спрашивает: — Вам кого, — спрашивает, — нужно? — А нам, — говорят Васины родители, — нужно господина Курано, учителя японской борьбы. Старичок японец посмотрел на Васю, ручки потер и говорит: — Это я и есть Курано, мастер джиу — джитсу. А вы, я вижу, ко мне ученика привели. — Ах! — говорят Васины родители, — вот он, наш сын. Научите его вашему искусству. — Что ж, — говорит японский старичок, — видать, ваш сын довольно сильный молодой человек. — О! — говорят Васины родители, — такой сильный, что просто ужас! — Ну это, — говорит японский старичок, — еще не известно. А впрочем, если хотите, я могу взять его на испытание. — Очень хотим, — говорят Васины родители. — Возьмите, пожалуйста. И вот Вася остался на испытание у господина Курано, а Васины родители домой ушли. — Идемте за мной, — сказал господин Курано и повел Васю за собой во внутренние комнаты. Идет Вася за господином Курано и боится стену плечом задеть, чтобы дом не сломался, такой домик хрупкий, будто игрушечный. Вот пришли они в комнату, устланную соломенными ковриками. Стены тоже соломенными ковриками обиты. А в комнате ученики господина Курано занимаются: хватают друг друга за руки, на пол валятся, опять вскакивают и друг друга через голову перебрасывают. Господин Курано постоял немного, посмотрел, что‑то по — японски полопотал, руками помахал и опять к Васе по — русски обращается: — Пусть, — говорит, — мои ученики дальше занимаются, а мы с вами пойдемте вон в ту отдельную комнату. Вошли они в пустую комнату, тоже обитую соломенными ковриками. — Ну, — сказал господин Курано, — вы знаете, что такое джиу — джитсу? — Нет, — говорит Вася, — не знаю. — А это, — говорит господин Курано, — и есть наша наука борьбы. По — русски слово джиу — джитсу значит “ломка костей”, потому что мы такие приемы знаем, что действительно одним ударом ладони даже берцовую кость сломать можем. Только вы не бойтесь, я вам костей ломать не буду. — Да я и не боюсь, — сказал Вася, — я ведь крепкий. — Ну, — говорит господин Курано, — на свою крепость вы особенно не надейтесь. Сейчас мы посмотрим, какая ваша крепость. Снимайте вашу куртку и засучите рукава. Я посмотрю, какие у вас на руках мускулы. Вася снял куртку, засучил рукава и согнул руку. Мускулы на руке вздулись шарами. Японец ощупал Васину руку и покачал головой. — Вот смотрите, — сказал господин Курано, — мы больше всего ценим вот этот мускул, который у вас довольно слабый. С этими словами господин Курано засучил свой рукав и показал Васе свою худую и жилистую руку. — Вот я руку сгибаю, — сказал господин Курано, — вы видите вот тут, сбоку на локте, шарик. Это и есть мускул, который мы ценим больше всего. А у вас‑то он слабый. Ну ничего. Со временем и у вас будет крепкий. А теперь возьмите меня под мышки и поднимите. Вася взял господина Курано под мышки и поднял его легко, как маленький пустой самоварчик. — Так, — сказал господин Курано, — теперь поставьте меня обратно на землю. Вася поставил господина Курано на пол. — Хорошо, — сказал господин Курано, — некоторая сила у вас имеется. А теперь ударьте меня. — Хы — хы! — сказал Вася. — Как же это я вас ударю? — А так, возьмите и ударьте! — сказал господин Курано. — Мне как‑то совестно! — сказал Вася. — Ах! — с досадой сказал господин Курано. — Какие глупости! Говорят вам, ударьте меня! Ну? Ну, ударьте же! Вася посмотрел на господина Курано. Это был маленький жиденький старичок, чуть не в два раза меньше Васи, с морщинистым личиком и прищуренными глазками. Один Васин кулак был не меньше головы господина Курано. “Что же, — подумал Вася, — я его ударю, а он тут же и скончается”. — Ну же, ударьте меня! ударьте меня! — кричал господин Курано. Вася поднял руку и нерешительно толкнул господина Курано в плечо. Господин Курано слегка покачнулся. — Это не удар! — крикнул он. — Надо бить сильнее! Вася слегка ударил господина Курано в грудь. — Сильнее! — крикнул господин Курано. Вася ударил сильнее. Господин Курано покачнулся, но продолжал стоять на ногах. — Сильнее! — крикнул он. Вася ударил еще сильнее. Господин Курано сильнее покачнулся, но все же на ногах устоял. “Ишь ты”, — подумал Вася. — Сильнее! — крикнул господин Курано. “Ладно же”, — подумал Вася, развернулся и что есть силы ударил кулаком господина Курано. Но господина Курано перед Васей не оказалось, и Вася, не встретив сопротивления, пробежал несколько шагов и стукнулся об стену. — Ишь вьюн какой! — сказал Вася. А господин Курано уже опять стоял перед Васей и, гримасничая лицом, говорил: — Не унывайте же, молодой человек! Еще раз ударьте меня, да посильнее! “Ах так! — подумал Вася, — я тебя, сморчок, сейчас пристукну! — и решил бить сильно, но осторожно, с расчетом, чтоб не упасть. Вася размахнулся уже рукой, как вдруг сам получил в бок электрический удар. Вася вскрикнул и схватил господина Курано за шею. Но господин Курано нырнул куда‑то вниз, и Вася вдруг потерял равновесие и, перелетев через японца, шлепнулся на пол. — А! — крикнул Вася и вскочил на ноги. Но тут же получил по ногам удар и опять потерял равновесие. Господин Курано схватил Васю за руки и дернул куда‑то в сторону. Вася переступил ногами и опять почувствовал себя в устойчивом положении, но только собрался схватить господина Курано, как опять получил удар в бок и вдруг, очутившись головой вниз, чиркнул ногами по потолку и, перелетев через японца, опять шлепнулся на пол. Вася вскочил, дико озираясь, но сейчас же опять полетел вокруг японца и очутился на полу в лежачем положении. Совершенно ошалев, Вася вскочил с пола и кинулся к двери. — Куда же вы? — крикнул ему господин Курано. Но Вася выскочил в комнату, где занимались ученики господина Курано. Растолкав их, он выбежал в коридорчик, а оттуда на улицу. Домой Вася прибежал без куртки с всклокоченными волосами. — Что с тобой? — вскрикнула Васина мама. — Где твоя куртка? — вскричал Васин папа. В Японии Васе не понравилось, и он вернулся обратно в Ленинград. Теперь Василий Петрович Иванов живет в Ленинграде и служит в автобусном парке. Его работа заключается в том, что он перетаскивает с места на место испорченные автобусы. Мне, как школьному товарищу, он рассказал историю с японским учителем джиу — джитсу, но вообще же рассказывать об этом он не любил. * * * Когда жена уезжает куда ни будь одна, муж бегает по комнате и не находит себе места. Ногти у мужа страшно отростают, голова трясётся, а лицо покрывается мелкими чёрными точками. Квартиранты утешают покинутого мужа и кормят его свиным зельцем. Но покинутый муж теряет апетит и преимущественно пьёт пустой чай. В это время его жена купается в озере и случайно задевает ногой подводную корягу. Из под коряги выплывает щука и кусает жену за пятку. Жена с криком выскакивает из воды и бежит к дому. Навстречу жене бежит хозяйская дочка. Жена показывает хозяйской дочке пораненую ногу и просит её забинтовать. Вечером жена пишет мужу письмо и подробно описывает своё злоключение. Муж читает письмо и волнуется до такой степени, что роняет из рук стакан с водой, который падает на пол и разбивается. Муж собирает осколки стакана и ранит ими себе руку. Забинтовав пораненый палец, муж садится и пишет жене письмо. Потом выходит на улицу, чтобы бросить письмо в почтовую кружку. Но на улице муж находит папиросную коробку, а в коробке 30 000 рублей. Муж экстренно выписывает жену обратно и они начинают счастливую жизнь. * * * — Пейте уксус господа, — сказал Шуев. Ему никто ни чего не ответил. — Господа! — крикнул Шуев. — Я предлагаю вам выпить уксусу! С кресла поднялся Макаронов и сказал: — Я приветствую мысль Шуева. Давайте пить уксус. Растопякин сказал: — Я не буду пить уксуса. Тут наступило молчание и все начали смотреть на Шуева. Шуев сидел с каменным лицом. Было неясно, что думает он. Прошло минуты три. Сучков кашлянул в кулак. Рывин почесал рот. Калтаев поправил свой галстук. Макаронов подвигал ушами и носом. А Растопякин, откинувшись на спинку кресла,<смотрел>равнодушно в камин. Прошло еще минут семь или восемь. Рывин встал и на ципочках вышел из комнаты. Калтаев посмотрел ему вслед. Когда дверь за Рывином закрылась, Шуев сказал: — Так. Бунтовщик ушёл. К чорту бунтовщика! Все с удивлением переглянулись, а Растопякин поднял голову и уставился на Шуева. Шуев строго сказал: — Кто бунтует, — тот негодяй! Сучков, осторожно, под столом, пожал плечами. — Я за то, что бы пить уксус, — негромко сказал Макаронов и выжидательно посмотрел на Шуева. Растопякин икнул и, смутившись, покраснел как девица. — Смерть бунтовщикам! — крикнул Сучков, оскалив свои черноватые зубы. О наших гостях Наши гости все различные: у одного, например, щека такая, что хуже не придумаешь. А то ходит к нам одна дама, так она, просто смешно даже сказать, на что похожа. И поэт ходит к нам один: весь в волосах и всегда чем‑то встревожен. Умора! А то ещё один инженер ходит, так он однажды у нас в чаю какую‑то дрянь нашел. А когда гости у нас очень уж долго засидятся, я их просто вон гоню. Вот и всё тут… * * * Однажды Антон Бобров сел в автомобиль и поехал в город. Автомобиль наскочил на ломанные грабли. Лопнула шина. Антон Бобров сел на кочку возле дороги и задумался. Вдруг что‑то сильно ударило Антона Боброва по голове. Антон Бобров упал и потерял сознание. * * * Один толстый человек придумал способ похудеть. И похудел. К нему стали приставать дамы, расспрашивая его, как он добился того, что похудел. Но похудевший отвечал дамам, что мужчине худеть к лицу, а дамам не к лицу, что, мол, дамы должны быть полными. И он был глубоко прав. * * * Человек с глупым лицом съел антрекот, икнул и умер. Официанты вынесли его в корридор, ведущий к кухне, и положили его на пол вдоль стены, прикрыв грязной скатертью. * * * Дни летят как ласточки А мы летим как палочки Часы стучат на полочке А я сижу в ермолочке А дни летят как рюмочки А мы летим как ласточки Сверкают в небе лампочки, А мы летим как звездочки. * * * Дорогой начальник денег Надо в баню мне сходить. Но, без денег, даже веник Не могу себе купить. * * * И не спасет тогда супруга В безумной ревности своей Ни ласки милого досуга Ни сладкой праздности моей. * * * В этом ящике железном есть и булка есть и хлеб было б делом неполезным их оставить на столеб. ибо крысы ибо мыши ибо разные скоты по законам данным свыше съели б всё без красоты и в укусах кумачёвых все изъедены в клопах всё семейство Ювачёвых — бы осталось на бобах Но не это важно. Мне ведь надо рифмой заманя так устроить что бы в девять разбудили вы меня. * * * Лес, в лесу собака скачет, Твердой лапой с твёрдым когтем на коре прямой сосны ставит знак. И если волки бродят стаями и лижут камни спящие во мху и ветер чёрными носами обнюхивают Собака поднимает шерсть и воет и на врага ворчит и пятится. * * * Вот, Леночка, — сказала тётя, — я ухожу, а ты оставайся дома и будь умницей: не таскай кошку за хвост, не насыпай в столовые часы манной крупы, не качайся на лампе и не пей химических чернил. Хорошо? — Хорошо, — сказала Леночка, беря в руки большие ножницы. — Ну вот, — сказала тётя, — я приду часа через два и принесу тебе мятных конфет. Хочешь мятных конфет? — Хочу, — сказала Леночка, держа в одной руке большие ножницы, а в другую руку беря со стола салфетку. — Ну, до свидания, Леночка, — сказала тётя и ушла. — До свиданья! До свиданья! — запела Леночка, рассматривая салфетку. Тётя уже ушла, а Леночка всё продолжала петь. — До свиданья! До свиданья! — пела Леночка. — До свиданья, тётя! До свиданья, четырёхугольная салфетка! С этими словами Леночка заработала ножницами. — А теперь, а теперь, — запела Леночка, — салфетка стала круглой! А теперь — полукруглой! А теперь стала маленькой! Была одна салфетка, а теперь стало много маленьких салфеток! Леночка посмотрела на скатерть. — Вот и скатерть тоже одна! — запела Леночка. — А вот сейчас их будет две! Теперь стало две скатерти! А теперь три! Одна большая и две поменьше! А вот стол всего один! Леночка сбегала на кухню и принесла топор. — Сейчас из одного стола мы сделаем два! — запела Леночка и ударила топором по столу. Но сколько Леночка ни трудилась, ей удалось только отколоть от стола несколько щепок. * * * Вот однажды один человек по фамилии Петров надел валеньки и пошёл покупать картошку. А за ним следом наш художник Трёхкапейкин пошёл. Идёт художник за Петровым и его ноги на бумажку зарисовывает. Вот Петров по улице идёт и на собак смотрит. Вот Петров бегом к трамвайной остановке бежит. А вот Петров в трамвае на скамейке сидит. А вот он из трамвая вылез и даже танцевать начал. “Эх, — кричит, — хорошо прокатился!” А вот он купил картошку и понёс её домой. Шёл шёл и вдруг упал. Хорошо ещё, что картошку не рассыпал! Вот Петров стоит и художнику Трёхкапейкину говорит: “Я, — говорит, — картошку больше капусты люблю. Я её с подсолнечным маслом ем”. * * * Был Володя на ёлке. Все дети плясали, а Володя был такой маленький, что ещё даже и ходить‑то не умел. Посадили Володю в креслице. Вот Володя увидел ружьё: “Дай! Дай!” — кричит. А что “дай”, сказать не может, потому что он такой маленький, что говорить‑то ещё не умеет. А Володе всё хочется: аэроплана хочется, автомобиля хочется, зелёного крокодила хочется. Всего хочется! “Дай! Дай!” — кричит Володя. Дали Володе погремушку. Взял Володя погремушку и успокоился. Все дети пляшут вокруг ёлки, а Володя сидит в креслице и погремушкой звенит. Очень Володе погремушка понравилась! * * * В пионер — лагере живут два приятеля Коля Кокин и Ваня Мокин. Коля Кокин сильный, здоровый и бодрый, лучший физкультурник лагеря. Ваня слабый и хилый, не любит физкультуры. В целом ряде случаев Ваня Мокин попадает в смешные и глупые положения из‑за своей слабости и неловкости. Ваня ленив; он хотел бы стать сильным сразу. Благодаря одному научному, фантастическому изобретению Ваня становится необычайно сильным. Падающая ему на голову балка разбивается вдребезги без ущерба для него. Он может рукой остановить поезд и т. д. Неожиданно, когда он вызывает своего приятеля Колю на борьбу, — эта сила кончается. Но теперь Ваня, узнав ощущение сильного человека, начинает заниматься физкультурой. * * * Я шёл по Жуковской улице. Вот дом, который мне нужен. Тут живёт мой приятель. Я уже давно собирался зайти к нему, но так как у него нет телефона, а мне не хотелось притти и не застать его дома, то я всё откладывал свой визит. Сегодня я наконец решился. Приятеля моего зовут Антон Антонович Козлов. * * * Однажды Семёнов пошёл гулять. День был очень жаркий и потому Семёнов решил искупаться в реке. Семёнов гулял очень долго, наконец устал и сел на травку, возле речки, чтобы отдохнуть. День был жаркий и Семёнов решил выкупаться в реке. * * * Квартира состояла из двух комнат и кухни. В одной комнате жил Николай Робертович Смит, а в другой Иван Игнатьевич Петров. Обыкновенно Петров заходил к Смиту и у них начиналась беседа. Говорили о разных вещах, иногда рассказывали друг другу о прошлом, но больше говорил Петров, Смит в это время курил и что ни будь делал, либо чистил свои ногти, либо разбирал старые письма, либо мешал кочергой в печке. Петров ходил всегда в коричневом пиджаке, и концы галстука болтались у него во все стороны. Смит был аккуратен; ходил он в коротких клетчатых штанах и носил крахмальные воротнички. Происшествие в трамвае Ляпунов подошёл к трамваю, Ляпунов подошёл к трамваю. В трамвае сидел Сорокин, в трамвае сидел Сорокин. Сорокин купил электрический чайник и ехал домой к жене. Купил электрический чайник и ехал домой. В трамвае жарко, не смотря на то, что окна и двери открыты. Не смотря на то, что открыты. Сорокин купил электрический чайник. * * * Нам бы не хотелось затрагивать чьих либо имён, потому что имена, которые мы могли бы затрону<ть>, принадлежат столь незначительным особам, что нет никакого смысла поминать их тут, на страницах, предназначенных для чтения наших далёких потомков. Всё равно эти имена были бы к тому времени забыты и потеряли бы своё значение. Поэтому мы возьмём вымышленные имена и назовём своего героя Андреем Головым. Наш герой только что переехал из Гусева переулка на Петроградскую сторону, и вот, в первую же ночь, проведённую им на новой квартире, ему приснился человек с лицом Тантала. Сначала сон был не страшный и даже весёлый, Андрей увадел себя на зелёной лужайке. Где то чирикали птицы и, кажется, по небу бежали маленькие облака. В дали Андрей увидел сосновую рощу и пошёл к ней. Тут, как бывает во сне, произошло что то непонятное, что Андрей, проснувшись, уже вспомнить не мог. Дальше Андрей помнил себя уже в сосновой роще. Сосны стояли довольно редко и небо было хорошо видно. Андрей видел, как по небу пролетела туча. Тут опять произошло что то непонятное, чего Андрей потом тоже не мог вспомнить. Андрей Первое действие “Короля Лира”, переложенное для вестников и жуков Тронная зала во дворце короля Лира. Входят Кент, Глостер и Эдмунд. Кент — Мне казалось, что у короля сердце лежит больше к Альбини, а не к герцогу Коруэллскому. Глостер — Мне тоже так казалось, а вышло не так: при разделении королевства все получили по равной доле. Все равны. Никому предпочтения. Кент — Это кто? (указывая на Эдмунда) Эдмунд (вздрогнув) — Он указывает на меня. Глостер — Это мой незаконный сын. Я раньше краснел, глядя на него, но теперь я привык. Больше не краснею, а раньше краснел. Эдмунд — А я раньше не краснел, а теперь краснею. Кент — А я никогда не краснел. Даже не знаю, как это так. Но тише, идёт король. Входят Лир, Гонерилья, Регана и Корделия. Лир — Король французский полон славы. * * * Каштанов — Лиза! Я вас умоляю. Скажите мне: кто вы? Елизавета — Вы отстаните от меня или не отстаните? Каштанов — Нет! Я не могу! не могу! Елизав. — Чего вы не можете? Кашт. — Лиза! Кто вы? Елизав. — Да что вы привезались ко мне с идиотской фразой. Вы не знаете, кто я, что ли? Кашт. — Незнаю! Незнаю! * * * Григорьев (ударяя Семёнова по морде): Вот вам и зима настала! Пора печи топить. Как по вашему? Семёнов: По моему, если отнестись серьезно к вашему замечанию, то, пожалуй, действительно пора затопить печку. Григорьев (ударяя Семёнова по морде): А как по вашему, зима в этом году будет холодная или тёплая? Семёнов: Пожалуй, судя по тому, что лето было дождливое, зима будет холодная. Если лето дождливое, то зима всегда холодная. Григорьев (ударяя Семёнова по морде): А вот мне никогда не бывает холодно! Семёнов: Это совершенно правильно, что вы говорите, что вам не бывает холодно. У вас такая натура. Григорьев (ударяя Семёнова по морде): Я не зябну! Семёнов: Ох! Григорьев: (ударяя Семёнова по морде): Что ох? Семёнов (держась рукой за щеку): Ох! Лицо болит! Григорьев: Почему болит? (и с этими словами хвать Семёнова по морде) Семёнов (падая со стула): Ох! Сам не знаю. Григорьев (ударяя Семёнова ногой по морде): А у меня ничего не болит! Семёнов: Я тебя, сукин сын, отучу драться! (пробует встать) Григорьев (ударяет Семёнова по морде): Тоже учитель нашелся! Семёнов (валится на спину): Сволочь паршивая! Григорьев: Ну, ты, подбирай выражения полегче! Семёнов (силясь подняться): Я, брат, долго терпел. Но хватит. С тобой, видно, нельзя по хорошему. Ты, брат, сам виноват… Григорьев (ударяет Семёнова каблуком по морде): Говори, говори! Послушаем! Семёнов (валится на спину): Ох! (Входит Льянев) Льянев: Что это тут такое происходит? Окунев ищет Лобарь С самого утра Окунев бродил по улицам и искал Лобарь. Это было нелегкое дело, потому что никто не мог дать ему полезных указаний. * * * Феодор Моисеевич был покороче, так его уложили спать на фисгармонию, зато Авакума Николаевича, который был черезвычайно длинного роста, пришлось уложить в передней на дровах. Феодор Моисеевич сразу же заснул и увидел во сне блох, а длинный Авакум Николаевич долго возился и пристраивался, но никак не мог улечься: то голова его попадала в корытце с каким то белым порошком, а если Авакум Николаевич подавался вниз, то распахивалась дверь и ноги Авакума Николаевича приходились прямо в сад. Провозившись пол ночи, Авакум Николаевич ошалел на столько, что перестал уже соображать, где находится его голова и где ноги, и заснул, уткнувшись лицом в белый порошок, а ноги выставив из дверей на свежий воздух. Ночь прошла. Настало утро. Проснулись гуси и пришли в сад пощипать свежую травку. Потом проснулись коровы, потом собаки и, наконец, встала скотница Пелагея. * * * Меня спросили, как устроен автомобиль. — Не знаю, — сказал я. — Нет, всё‑таки расскажите, как он устроен, — пристали ко мне. — Не знаю, — сказал я, — отстаньте. И действительно я совершенно не знаю, как устроен автомобиль. Однако, меня в покое не оставили. Однажды я гулял в Летнем Саду. Вдруг ко мне подошёл мальчик и сказал: — Дяденька, пойдёмте вот сюда, я вам тут покажу. Я пошёл за мальчиком. А мальчик подвёл меня к скамеечке, на которой сидело четыре здоровенных парня. Один из них показал мне кулак и сказал: — Ну, рассказывай, как устроен автомобиль. А не то во! Но я быстро убежал. Вечером я собирался ложиться спать. Я подошёл к кровати и вдруг увидел, что под одеялом уже кто‑то лежит. Я хотел закричать, но из‑под одеяла выпрыгнул человек в коричневом пиджаке и с папироской в зубах. — Я есть водопроводчик, — крикнул этот человек, — рассказывай, как устроен автомобиль! Но я убежал и спрятался в кухне под стол. На другой день всё было спокойно. Но 1–го марта, как сейчас помню, я брал ванну. А ванна, надо сказать, у меня маленькая, железная и, чтобы вылить из неё воду, надо её просто опрокинуть. Так вот вымылся я в ванне и опрокинул её, чтобы вылить воду. А из ванны вдруг вывалился человек. Я с испуга чуть — чуть не съел мыло. — Кто вы такой? — спросил я дрожащим голосом. — Я наборщик, — сказал человек. — Нельзя вместе с водой из ванны выплёскивать наборщика. Но это всё к делу не относится. Я желаю знать, как устроен автомобиль. С этими словами наборщик схватил меня за шиворот. — Видите ли, — сказал я, — автомобиль устроен таким образом, что двигается при помощи двигателя. — Знаю, — сказал наборщик. — А что же дальше? — Главные части двигателя суть: карбюратор, цилиндры, магнето и коленчатый вал, — сказал я. — Ничего не понял, — сказал наборщик. — А я‑то чем виноват, — сказал я. Наборщик достал из кармана кусок бумаги и карандаш. — Вот, — сказал он, — нарисуйте мне, как всё это выглядит. — Хм, — сказал я и нарисовал. — Так вот, — сказал я, — цилиндр закрыт со всех сторон, но наверху есть трубочка, по которой идёт в цилиндр смесь. — А почему она туда идёт? — спросил наборщик. — А потому, что её туда тянут или, как говорится, всасывают. В цилиндре сделан поршень, как в насосе. Вот. Если поршень потянуть вниз, то поршень высосет из трубочки смесь. — А почему? — спросил наборщик. — Ну уж это вы, батенька, узнайте, как насос действует, тогда и это поймёте. — Ну, хорошо, хорошо, понимаю, — сказал наборщик. — А дальше что? — А дальше, когда поршень дойдёт до самого низу, трубочка наверху закроется. Значит, что же у нас получилось? Поршень внизу, трубочка, по которой вошла смесь, закрыта и цилиндр полон смеси. Вот. Теперь давайте толкать поршень наверх. Поршень начнёт выталкивать смесь обратно. Но трубочка закрыта и смеси некуда уйти. Остается смеси только сжаться. И вот поршень поднимается наверх и сжимает смесь. Когда поршень дошёл почти до самого верха и сжал смесь, — смесь взрывается. — А почему? — спросил наборщик. — А потому, что её подожгли электрической искрой. Дело в том, что на крышке цилиндра вставлена фарфоровая пробка, а сквозь неё проходит электрический провод и кончики провода торчат в цилиндре. Если по проводу пустить электрический ток, то межцу кончиками провода в цилиндре проскачет искра. Эта искра и взорвёт смесь. Фарфоровая пробка называется свеча и помещается на цилиндре так: Наборщик посмотрел на чертёж. — Понимаю, — сказал он. — Дальше. — Дальше, — сказал я, — вот что. Смесь взрывается. Ей становится мало места. Она хочет разорвать цилиндр. Но стенки цилиндра очень прочные и не разрываются и только поршень летит вниз. И места для смеси становится больше. Теперь, когда поршень опять внизу, на крышке цилиндра открывается другая трубочка. Если теперь толкать поршень наверх, то он выгонит всю смесь в эту вторую трубочку. Вот я нарисовал цилиндр. — Это не цилиндр, а квадрат, — сказал наборщик. — Тьпфу ты, — плюнул я. — А вы не плюйтесь, — заметил наборщик. — Фу ты, — сказал я. — Это не квадрат, а чертёж цилиндра. Вот я вам нарисую чертёж. — Ну вот, это карбюратор, — сказал я. Тут смешивают бензин с воздухом. — А зачем? — спросил наборщик, нахмурив брови. — Ну как бы вам это сказать, — сказал я. — Автомобильный двигатель работает тем, что сгорает бензин. — Ну! — мрачно сказал наборщик. — Ну так вот, чтобы бензин лучше сгорал, его смешивают с воздухом. Ведь вы знаете, что без воздуха ничего не горит, а чтобы хорошо горело, надо побольше воздуха. — Так, понятно, — сказал наборщик, закуривая трубку. — Ну так вот, карбюратор и сделан для того, чтобы смешивать бензин с воздухом, — сказал я. — А как же это делается? — спросил наборщик. — А вот как: бензин из первого сосуда, по тоненькой трубочке, идёт во второй сосуд, открытый снизу. Тут бензин разбрасывается фонтаном вверх и по трубе бежит в цилиндры. Но так как второй сосуд снизу открыт, то бензин засасывает за собой воздух и по дороге в цилиндры смешивается с воздухом. И то, что попадает в цилиндры, называется не бензином, а “смесью”. Так, понятно, — сказал наборщик, — но что это за цилиндры? — Цилиндры, — сказал я, — это сосуды с толстыми стенками, в них быстро сгорает смесь или даже, вернее, не сгорает а взрывается. * * * Однажды Коля и Нина играли в снежки. — Вот, — сказал Коля, — ты, Нина, будешь крепостью, а я буду пушкой, и буду снежками в тебя стрелять. — Хорошо, — сказала Нина, — но что же я буду делать? — А ты, — сказал Коля, — будешь стоять на одном месте. Ведь ты крепость, а крепости не двигаются. — Ерунда, — сказала Нина, — теперь нет больше крепостей. Я лучше буду танком, а ты будешь неприятельским маяком и я буду стрелять в тебя снежками. — Нет, — сказал Коля, – * * * Купил я как‑то карандаш, пришёл домой и сел рисовать. Только хотел домик нарисовать, вдруг меня тётя Саша зовёт. Я положил карандаш и пошёл к тёте Саше. — Ты меня звала? — спросил я тётю. — Да, — сказала тётя. — Вон смотри на стенке, таракан это или паук? — По — моему, это таракан, — сказал я и хотел уйти. — Да что ты! — крикнула тётя Саша. — Убей же его! — Ладно, — сказал я и полез на стул. — Ты возьми вот старую газету, — говорила мне тётя. — Поймай его газетой и в ванную под кран. Я взял газету и потянулся к таракану. Но вдруг таракан щёлкнул и перепрыгнул на потолок. — И — и — и — и — и — и! — завизжала тётя Саша и выбежала из комнаты. Я и сам испугался. Я стоял на стуле и смотрел на чёрную точку на потолке. Чёрная точка медленно ползла к окну. — Боря, ты поймал? Что же это такое? — спросила тётя из‑за двери взволнованным голосом. Тут я почему‑то повернул голову и в ту же секунду соскочил со стула и отбежал на середину комнаты. На стене около того места, где я только что стоял, сидело ещё одно такое же непонятное насекомое, но больших размеров, длинной в полторы спички. Оно глядело на меня двумя чёрными глазками и шевелило маленьким ротиком, похожим на цветок. — Боря, что с тобой!? — кричала из коридора тётя. — Тут ещё одно! — крикнул я. Насекомое смотрело на меня и дышало как воробей. — Фу, какая гадость, — подумал я. Меня даже всего передёрнуло. А что, если оно ядовитое? Я не выдержал и с криком кинулся к двери. Едва я запахнул дверь за собой, как в неё изнутри что‑то с силой ударило. — Вот оно, — сказал я, переводя дух. Тётушка уже бежала из квартиры. — Я к себе в квартиру больше не войду! Не войду! Пусть делают, что хотят, но в квартиру я не войду! — кричала тётушка на лестнице собравшимся жильцам нашего дома. — Да вы скажите, Александра Михайловна, что же это было? — спрашивал Сергей Иванович из 53–го номера. — Не знаю, не знаю, не знаю! — кричала тётушка. Только так в дверь ударило, что пол и потолок затрясся. — Это скорпион. У нас их на юге сколько угодно, — сказала жена адвоката со второго этажа. — Да, но в квартиру я не пойду! — повторила тётя Саша. — Гражданка! — крикнул человек в фиолетовых штанах, перегнувшись с верхней площадки. — Мы не обязаны ловить скорпионов в чужой квартире. Ступайте к управдому. — Верно, к управдому! — обрадовалась жена адвоката. Тётя Саша отправилась к управдому. Сергей Иванович из 53–го номера сказал, уходя к себе в квартиру: — Однако, это не скорпион. Во — первых, откуда здесь быть скорпиону, а во — вторых, скорпионы не прыгают. * * * I Однажды лев, слон, жирафа, олень, страус, лось, дикая лошадь и собака поспорили, кто из них быстрее всех бегает. Спорили, спорили и чуть было не подрались. Услыхал Гриша Апельсинов, что звери спорят, и говорит им: — Эх вы, глупые звери! Зря вы спорите! Вы лучше устройте состязание. Кто первый вокруг озера обежит, тот значит и бегает быстрее всех. Звери согласились, только страус сказал, что он не умеет вокруг озера бегать. — Ну и не бегай, — сказал ему лось. — А вот побегу, — сказал страус. — Ну и беги! — сказал жираф. Звери выстроились в ряд, Гриша Апельсинов махнул флажком и звери побежали. II Лев несколько скачков сделал, устал и пошёл под пальмами отдохнуть. Остальные звери дальше бегут. Впереди всех страус несётся, а за ним лось и жирафа. Вот страус испугался, чтобы его жирафа и лось не обогнали, повернул к ним голову и крикнул: — Эй, слушайте! Давайте из озера всю воду выпьем! Все звери вокруг озера побегут, а мы прямо по сухому дну поперёк побежим и раньше всех прибежим! — А ведь верно! — сказали лось и жирафа, остановились и начали из озера воду пить. А страус подумал про себя: — Вот дураки! Пускай они воду пьют, а я дальше побегу. И страус побежал дальше, да только забыл голову повернуть и, вместо того, чтобы вперёд бежать, побежал обратно.