— Такие стены не спасают, — заметила она. — Только посмотри. Каждый может видеть, как целуются, а пара даже не подозревает об этом.

— А-а, это Глория и Пит, — проговорил Морган, махнув рукой. — Они постоянно целуются. Им абсолютно все равно, смотрит на них кто-нибудь или нет. Но разве эти стены не придают дому некое таинственное звучание?

— Звучание? — повторила она, не понимая.

— Да, — серьезно кивнул Морган. — Как струны арфы. Я рассматриваю стены как контрапункт к внешней открытости…

— Совершенно верно, Морган, — вмешался в их разговор сухощавый мужчина с трубкой во рту. Маргрет уже как-то видела его на территории университета, но имени его не знала. — Это симфония формы и света. Ты создал здесь маленькое произведение искусства.

— Но не дом, — тихо промолвила Маргрет. Девушка вдруг показалась себе такой глупой: ведь она не понимала всей прелести архитектуры, которой все так безгранично восхищались.

— Совершенно верно, детка, — подтвердила пожилая женщина с огненно-рыжими волосами, подойдя к группе беседующих. На ней было пончо ручной работы, а на ногах — лиловые вязаные гольфы, удивительно не сочетающиеся с такими же лиловыми туфлями на высоком каблуке. — Это не дом. В нем нет уюта. Это произведение искусства, от которого не становится тепло на сердце.

— Не болтай ерунду, Сью, — засмеялся худощавый мужчина, которого, как выяснилось, звали Роджер Мелвилл. — А разве «Герника» Пикассо согревает твое сердце? И что же, от этого она перестает быть величайшим произведением?

— Конечно, «Герника» не согревает мое сердце, Роджер, — сказала со злостью Сью, размахивая в опасной близости от его лица сигаретой. — Но я, в отличие от многих, не считаю «Гернику» величайшим произведением Пикассо. Это лишь выражение его гнева и возмущения. Впрочем, мое сравнение неточно, если…

— Тебя волнуют его душераздирающие картины, изображающие нищету, из голубого и розового периодов, Сью? — грубо прервал ее мистер Мелвилл.

— Нет, — сердито потрясла головой Сью, сжав ярко-накрашенные губы. — Я не отношусь к тем невеждам, которые обычно судят о творчестве Пикассо только по этим двум крайностям. Мне известны и другие аспекты его творчества. Например…

Один из гостей увел Моргана от беседующих. Тот бросил на Маргрет извиняющийся взгляд и пошел за гостем. Судя по всему, Морган был рад удалиться от воинственной Сью и не менее твердолобого Роджера.

Маргрет использовала момент, чтобы тоже незаметно улизнуть. Ей совсем не хотелось участвовать в развернувшейся дискуссии. Она бесцельно бродила по отдельным помещениям, пока не присоединилась к другой группе гостей. Повсюду велись оживленные беседы. Сквозь тонкие стены со всех сторон до нее доносились обрывки фраз.

Нет, эта Сью абсолютно права. Здесь неуютно. Как можно себя хорошо чувствовать в доме, где даже нельзя поболтать по телефону с лучшей подругой, не будучи услышанной в соседнем помещении? И тени, ползающие по стенам. Они похожи на привидения. Если бы не оживленный разговор, сопровождавший эти живые картинки, было бы совсем жутко.

Громкие приветствия и смех, доносящиеся с улицы, прервали мысли Маргрет. Изо всех комнат гости с любопытством устремились ко входу. И, прежде чем Маргрет поняла, в чем же причина такого веселья, общий говор стих. Постепенно стало так тихо, что можно было бы услышать стук падающей иголки. Только из кухни слышалось кряхтение. Когда девушка обернулась, то через тонкую, как лист бумаги, стену она снова увидела два силуэта, которые, кажется, крепко обнявшись, целовались.

Со стороны двери Маргрет услышала ясный и очень высокий голос: «Для меня большая честь и большая радость служить вам в этот вечер, мой господин». И вслед за этим низкий голос Моргана: «С вашим приходом, Йоко Ю, в моем доме взошло солнце. Я благодарю вас».

Гости захлопали в ладоши, засмеялись и опять все стихло. Только теперь Маргрет увидела, что там происходило.

В дверях стоял высокий мужчина лет двадцати пяти и, улыбаясь, смотрел на миниатюрную женщину, склонившуюся перед Морганом. Он также улыбался и протянул ей руку.

— Пойдемте, Йоко Ю, — произнес он с чрезвычайной любезностью. — Я хотел бы вас провести по дому и услышать ваше мнение.

Японка в традиционной одежде гейши послушно выпрямилась. У Маргрет перехватило дыхание, она не знала, что и подумать. Лицо женщины было покрыто белилами, отчего все остальные краски неестественно ярко выделялись. Это была настоящая маска. Черные как смоль волосы японки, искусно уложенные в пирамидку, украшали палочки и ленты. Кимоно, которое было надето на Йоко Ю, походило на кимоно Маргрет, только завязывалось в талии, и шлейф на спине больше оттопыривался. Скорее, он напоминал маленький пакет с книгами, чем шлейф.

Японка взволнованно семенила около Моргана и комментировала своим стрекочущим высоким голоском все, что он ей показывал. Уже сам ее голос казался Маргрет отвратительным. Она поставила свой пустой бокал на столик, служивший баром, и тут же взяла новый.

— Позвольте мне с вами познакомиться, моя дорогая, — обратился к Маргрет мужчина, который пришел вместе с гейшей. Он также взял бокал шампанского. — Я Берни Делл, друг Моргана.

— Меня зовут Маргрет Нил, — вежливо ответила девушка и попыталась уклониться от дальнейшего разговора. Сейчас у нее не было никакого желания разговаривать с ним. Она поискала Джекки, но нигде не смогла ее найти. Однако от Берни Делла не так-то просто было отделаться.

— О, Маргрет, — засмеялся Берни и нежно взял ее за руку. — Морган так много говорил о вас. Как вы очаровательны в этом кимоно, моя дорогая. Сегодня настоящий японский вечер. Сказочно!

— Да, — ответила Маргрет тихо. На самом деле, она находила этот вечер далеко не сказочным.

— Может быть, вы немного осведомлены о японской церемонии чаепития? Тогда могли бы позже немного помочь Йоко.

— Нет, — коротко ответила Маргрет. Ей еще не хватало соревноваться с этой куклой-гейшей за благосклонность Моргана. В конце концов, ей было совсем не нужно выставлять себя на посмешище. Если этой Йоко Ю так был нужен Морган, пожалуйста!

— У вас, кажется, далеко не лучшее настроение, — определил Берни, не выпускавший Маргрет из поля зрения. — Пойдемте, сядем в спокойное местечко, и вы мне расскажете о своих тревогах.

— Сесть? — взорвалась Маргрет. — Где, к черту, можно сесть в этом дурацком доме?

— Вам что, здесь не нравится? — поразился Берни. Такой он себе не представлял подругу Моргана. Знал ли его друг, что его хобби так мало значит для Маргрет? Как же они находят общий язык? Ведь Морган целиком и полностью посвятил себя этому дому.

— Выглядит он, конечно, очень хорошо, — промолвила Маргрет, поведя плечами, — но жить в нем нельзя. — Она вытянула голову, в отчаянии поискав глазами Джекки. Любым способом нужно освободиться от этого человека прежде, чем он начнет ее расспрашивать дальше.

— А Морган знает о вашем мнении? — спросил Делл свою визави и изучающе посмотрел на нее.

— Я думаю, да, — кивнула Маргрет. Потом, переведя дыхание, сказала: — Извините меня, пожалуйста, Берни. Мне нужно поискать мою подругу Джекки. — «Фу, какая неприятная сцена», — подумала она.

Джекки оказалась среди гостей, собравшихся вокруг Моргана и гейши. Он сидел на циновке, скрестив ноги. Японка расстелила перед ним другую циновку, на которой стояли ваза с маргаритками, чайница из тончайшего фарфора, спиртовка с кастрюлькой и ступка с пестиком.

Морган с улыбкой восторга смотрел на гейшу. Элегантными, точно выверенными движениями женщина брала из красиво разрисованной чайницы несколько листиков чая и клала их в ступку, потом медленно их растирала. При этом она все время соблазнительно улыбалась Моргану.

Маргрет сделал шаг назад. Она не имела ни малейшего желания продолжать наблюдать за этой дурацкой игрой. Морган выглядел просто глупо. И, судя по всему, он был окончательно очарован. Еще бы! Если эта гейша так его обхаживала. Вот тебе и пожалуйста! Ей, видно, только этого и надо было.