К нему-то он и обратился.

Мистер Добб был в недоумении. Под давлением миссис Ньют он незадолго до того сделался верующим и содержал в настоящее время небольшой ресторан в одной из соседних с Мидлсбро деревушек.

— Это противоречит моим убеждениям, — сказал он, — драться на кулаках нехорошо. Если кто ударил тебя по правой щеке — подставь ему левую. Ведь так сказано в Писании, не правда ли?

— Он меня вовсе не ударил. Он назвал мою мать поденщицей. Он постоянно обзывает меня обидными словами.

— Негодяй, — пробормотал мистер Добб, забыв свои убеждения.

— У меня страстное желание убить его, — объяснил Энтони, — что бы потом со мной ни делали. Вот чего я боюсь. Если бы я мог хорошенько проучить двух или трех из них, у меня бы это прошло.

Мистер Добб почесал затылок:

— Было бы хорошо, если бы вы пришли ко мне годом раньше, мой милый, — сказал он, — до того как я обещал вашей тетке прочитывать каждый вечер перед отходом ко сну главу из Библии.

Он окинул Энтони профессиональным взглядом.

— Плечи у вас широкие, а затылок прямо создан для бокса. Размах рук очень неплохой, как раз по вашему росту. Все, что требуется, — это лишний дюйм в груди. Через пару месяцев можно было бы сделать вас непобедимым в категории легкого веса.

— Но Библия велит бороться, — возразил Энтони. — О, да! Она говорит об этом, — подтвердил он в ответ на недоверчивый жест мистера Добба. — Ведь сам Бог приказал Саулу убить амалекитян, он же приказал Давиду, бороться с Голиафом, сам Давид говорит об этом. Бог же и помог Давиду, убить Голиафа.

Миссис Ньют посоветовала мистеру Доббу, ввиду его преклонных лет, начать Библию с Нового Завета.

— Вы в этом уверены? — спросил мистер Добб. Энтони нашел даже те, места в Библии, о которых говорил.

— Что ж, вы меня убедили, — сказал мистер Добб, — мне кажется, у вас будет случай уплатить ваш долг.

Так как все сомнения мистера Добба были сведены на нет, он начал тренировать Энтони с энтузиазмом артиста. Тот обещал не ввязываться в драку, покуда мистер Добб не найдет его совершенно подготовленным. В последний день вакаций мистер Добб сказал Энтони, что он вполне подготовлен, и на следующее утро Энтони сел на школьную скамью в надежде, что ему скоро удастся отплатить своим обидчикам. Он все ждал, что они проявят активность, но в этот день случая не представилось. Правда, несколько обидных выражений он все-таки услыхал, но со стороны мальчиков, которые были слишком слабыми и не могли служить хорошим примером для остальных.

На другой день, идя домой, он, к своему удовольствию, увидел молодых Пенлоу и Моубри из четвертого класса, они свернули на тропку, которая вела к купальне. Пенлоу был как раз тем мальчиком, который назвал ег# мать поденщицей, Моубри принадлежал к высшему обществу: его отец был самым видным адвокатом в Мидлсбро. Он был спокойным, милым юношей с мягкими добрыми глазами и здоровым цветом лица.

Энтони пошел по их следам и, когда они достигли опушки леса, побежал и обогнал их. День был неблагоприятный для купания, дул резкий восточный ветер, и у купальни никого не было видно.

Они услышали шаги Энтони и обернулись.

— Идете купаться? — вежливо спросил Моубри.

— Нет, сегодня я не буду купаться, благодарю вас, — ответил Энтони. — Мне бы хотелось поговорить с Пенлоу. Я буду кратким.

Пенлоу смотрел на него с изумлением. Энтони был на дюйм выше ростом, чем тогда, когда Пенлоу видел его в последний раз.

— В чем дело? — спросил он.

— Вы назвали мою мать поденщицей, — ответил Энтони. — Она ходит убирать, когда у нее нет другой работы. Я считаю, что она поступает благородно. Она бы этого не делала, если бы не знала, что это делается для меня. Но вы говорили об этом в оскорбительном тоне.

— Ну и что же? — ответил молодой Пенлоу. Он чувствовал: что-то должно случиться, и был не очень уверен в результате боя, несмотря на два года разницы между ними.

— Я хочу, чтобы вы выразили сожаление и обещали никогда больше этого не говорить, — ответил Энтони.

Пришлось что-то отвечать. Молодой Пенлоу затянул свой пояс потуже и заявил, что он готов поступить так, как должен поступить английский школьник. Молодой Моубри встал у опушки леса, чтобы быть настороже.

Бой продолжался недолго, чему молодой Моубри был очень рад, он всегда в таких случаях чувствовал себя неловко. Пенлоу сразу увидел, что он слабее противника. После третьей схватки он поднял руку и признал себя побежденным. Энтони помог ему встать и, видя, что у него еще кружится голова, прислонил его спиной к дереву.

— Тем не менее вы скажете, что вы сожалеете, — сказал он Пенлоу. — Вы были неправы. Оставьте меня в покое вместе с моей матерью. — Он протянул руку.

Молодой Моубри вернулся к ним.

— Пожмите ему руку, — обратился он к Пенлоу. — Вы были не правы. Будьте порядочны и сознайтесь в этом.

Пенлоу пожал протянутую руку.

— Я сожалею о случившемся, — сказал он. — Мы были неправы по отношению к вам. Не будем об этом вспоминать.

История с боксом разнеслась по округе. Пенлоу должен был объяснить перемену в своих взглядах и сделал это совершенно откровенно. С этих пор он чувствовал искреннее уважение к Энтони.

Весь третий класс подверг критике только место и время действия. Следовало устроить бой в пятницу после полудня позади садового павильона, в таком случае все произошло бы согласно традициям. Ошибку следовало исправить. Возможно, что Пенлоу преувеличил способности Энтони. Для того, чтобы оправдать свое поражение. Норкоп, сильный мальчик из четвертого класса, вероятно, выступил бы с большим успехом. Молодой Моубри как-то поймал Энтони в отдаленной улице, когда тот шел домой.

— В следующую пятницу вам придется драться с Норкопом, — сказал он Энтони. — Если вы его победите, все будет кончено и вас оставят в покое. Мне казалось, что будет лучше, если я вас предупрежу.

Моубри жил в приорате, старом доме с большим садом в другом конце города. Ему пришлось проделать длинный путь.

— Я вам очень благодарен, — ответил Энтони.

— Я надеюсь, что вы победите, — сказал Моубри. — Я — социалист. Я нахожу смешными трения между классами. Я думаю, что все люди равны, и так же думает моя сестра. Она очень начитанна.

Но Энтони не слушал. Его мысли были заняты другим.

— Он для меня силен, Гарри Норкоп… Не правда ли, он вызывает уважение? — спросил он.

— Смотря у кого, — ответил Моубри. — В общем, это глупая затея. Таким путем решают споры волки, а не люди. И волк, который побеждает других, уходит и старается сделать так, чтобы было похуже бедняге. Так и мы. Если вы будете побеждены в пятницу, вас будут еще больше преследовать. В этом нет никакого смысла.

Энтони с любопытством посмотрел на своего товарища. Он таких речей еще не слыхал. Молодой Моубри улыбнулся.

— Я был бы рад, если бы мы могли подружиться, — сказал он. — Я вас зауважал после того, как вы сказали Пенлоу, что считаете благородным то, что ваша мать ходит на поденную работу. У меня немного друзей, настоящих друзей. Другие считают меня тряпкой.

— Я вас тряпкой не считаю, — сказал Энтони. — Я нахожу, что с вами интересно разговаривать. Мне бы страшно хотелось, чтобы мы были друзьями.

Моубри искренне улыбнулся товарищу.

— Не волнуйтесь, — сказал он, — я думаю, что вы победите.

Энтони не любил предоставлять дело случаю. Все свободное время в течение следующей недели он посвятил мистеру Доббу, который взял на себя роль не только инструктора, но и тренера.

В следующую пятницу Энтони вошел в круг, предназначенный для боя, с самыми лучшими предчувствиями.

— Только старайтесь не грустить и не злиться, — было последним напутствием мистера Добба, — ничто так не мешает правильному дыханию, как скверное настроение. Выступайте всегда против противника с таким чувством, будто бы вы его очень любите.

После боя все были совершенно согласны в том, что бой удался. Общее мнение было, что Норкоп сделал все, что он мог сделать, и что его ни в чем нельзя упрекнуть. Стронгсарм был несомненно лучшим боксером школы Святого Ольда для своего возраста и своей весовой категории за многие годы. Так говорили старшие ученики. Классные наставники пожали ему руку, а младшие ученики окружили с приветственными возгласами. Из загнанного мальчугана за полчаса он сделался старшиной третьего класса. Это был, правда, довольно странный способ добиться почестей и внимания, что не ускользнуло от Энтони.